В гостях у курдля

Тот, кто читал “Звездные дневники Ийона Тихого, подготовленные к печати польским писателем Станаславом Лемом, несомненно запомнил симпатичного курдля  с планеты Энтеропия, о котором рассказывалось в Путешествии Четырнадцатом. Там говорилось и о прозрачных светящихся ардритах – жителях этой планеты, о периодических метеорных потоках спотыках, угрожавших всему живому на Энтеропии. Из-за спотыков у каждого жителя планеты имелся “резерв” – точный дубликат, которым в случае гибели и подменяли пострадавшего.

Увы, Станислав Лем слишком краток в своем рассказе. Мы были твердо убеждены, что сам Ийон Тихий уделил такому замечательному жителю, как курдль, больше внимания. И наша уверенность оправдалась. Ниже мы публикуем новые страницы “Звездных дневников”, обойденных вниманием Лема.


Директор этотамского зоопарка, худощавый нервный ардрит, сказал:
-- А теперь я покажу вам курдля.

Он прихватил с собой моток веревок, и мы пошли.

Я сказал, что давно уже мечтал посмотреть на курдля.

-- Увы, по понятным причинам мне это не удалось во время охоты на него…
-- Как?! Вы охотились на курдля?! – воскликнул директор и застыл как в столбняке.

Я лишь вздрогнул, хотя вины за собой никакой не чувствовал.
-- Все равно ему уже не жить было, -- все-таки попытался я оправдаться. – Кроме меня, там был еще какой-то ардрит…
-- Вот она, черная энтеропийская неблагодарность, -- с горечью проговорил директор, становясь из красного коричневым. Он смог, наконец, двигаться, и мы пошли дальше.

-- И вы тоже, представители другой цивилизации, -- продолжал он, когда мы миновали высокие ворота заповедника. – Да знаете ли вы, что для нас курдль? Колыбель цивилизации и вообще всех энтеропийцев, вот что! – торжественно произнес он, не дожидаясь моего ответа. – Не будь их – не было бы и нас. Ведь в древние времена (тут он даже порозовел от воодушевления) только курдли могли защитить нас от метеоритов в периоды смертоносных спотыков. И они многократно использовали эту возможность, гостеприимно предоставляя свое чрево в наше распоряжение. Я уж не говорю о том, что во всей достижимой части Галактики вы едва ли сыщете животное более добродушное и умное, чем курдль.

Я не выдержал:
-- Никогда больше, -- произнес я, -- ни один курдль не погибнет от моей руки.
Директор в ответ только засветился спокойным зеленоватым цветом: он простил меня.

Дорога между тем пошла на подъем, и ландшафт украсился бурыми камнями (явно метеоритного происхождения), из-под которых пробивалась какая-то странная растительность.
-- Мы поднимаемся в горы? Неужели эти гиганты в горах живут?

Директор поголубел и забулькал веселым, но, по моим земным понятиям, не слишком заразительным смехом:
-- Давненько никто из чужеземцев так не заблуждался относительно курдля! Сейчас мы идем по его хвосту.

Едва он успел договорить, как почва у нас под ногами заколебалась. Меня сбило с ног. Не будь я предупрежден, непременно бы закричал: “Караул! Землетрясение!” Несколько крупных булыжников пронеслось мимо нас с оглушительным шумом.

-- Испугались? – посочувствовал директор, помогая подняться. – Переступил курдль с ноги на ногу, вот хвост у него и сдвинулся с места.
-- Хорошо еще, что на Энтеропии мух нет. Что бы с нами сейчас было, если бы он хвостом принялся их отгонять, -- пошутил я.

Подъем, однако, становился все круче. Пришлось сделать связку (тут я понял, зачем нужна веревка) и поменьше разговаривать. Вскоре стала сказываться разреженность атмосферы.
-- Ничего, -- отдуваясь, проговорил мой экскурсовод, -- на этот экземпляр вполне можно взойти без кислородных аппаратов. Он еще не самый крупный.

Ландшафт менялся с поразительной быстротой. Только шли по живописным альпийским лугам, а вот уже типичная тундра: мхи да лишайники. И камни, конечно. Точнее, метеориты.
Слева и справа от дороги расстилалась теряюшаяся вдали трясина.

-- Это Ключичные болота, -- пояснил директор. – Образовались в области ключиц еще в доисторические времена. Старики наши их стороной обходят. Гиблое, говорят, место.

Мы пробились черес гряду облаков, нависавших над болотами, и  увидели вершину.
-- Не обольщайтесь на этот счет, -- пропыхтел директор. – Это только затылок. От  него до верха – порядочный путь.

Но и он остался позади, точнее, внизу.
-- Мы достигли высшей точки курдля – его макушки, -- торжественно провозгласил директор. – Оглянитесь вокруг! Какая величественная панорама города открывается отсюда! – воскликнул он, заметно голубея, и даже проворковал что-то вроде: “Этотам, моя столица, Энтеропии родной!”

Я посмотрел: панорама и в самом деле открывалась величественная.

-- А теперь ознакомимся с внутренрним устройством животного. Я поведу вас хоть не самым удобным, но зато вполне безопасным ходом. Ноздри считаются опасными с тех пор, как пропала целая экскурсия, пытавшаяся проникнуть внутрь через одну из них. И кто бы мог тогда подумать, что курдли умеют чихать… Трагедия экскурсантов в том, что по инструкции резерв, во избежание удвоения личности, можно использовать лишь тогда, когда факт смерти твердо установлен.

Я ничего не понял из последней фразы, но переспросить не успел: мое внимание отвлекла свисавшая сверху большая каменная плита с надписью:

Правый Слуховой Проход.
Соблюдайте тишину.

Мы прошли по длинному широкому тоннелю наружного уха, украшенную национальными орнаментами, и через одну из многочисленных трещин в барабанной перепонке проникли в среднее ухо.

-- Дальше через евстахиеву трубу мы попадем, куда нам хочется, -- прошептал мой провожатый.
-- Что, и во внутреннее ухо? – также шопотом спросил я.
-- Только не туда! Не зря ведь его называют лабиринтом. Сколько исследователей уже там погибло, а надежной схемы лабиринта все нет и нет…

Евстахиева труба оказалась длинным, расширяющимся к концу переходом.

-- У нас многие возражали против облицовки трубы: романтика, мол, теряется. Но пришлось на это пойти – курдли не выносят щекотки

Мы вышли в глотку и по языку, упруго подминающемуся под ногами, направились к зияющему красноватым светом зеву.

Я огляделся по сторонам.

-- Что, зубы ищете? Нет их, зубо-то. Стар уже этот экземпляр. Вы бы лучше под ноги смотрели, а то ненароком зацепите за вкусовой сосочек… Невелико удовольствие – быть заглотанным.

Я хотел было сказать, что уже испытал это удовольствие на охоте, но вовремя остановился. Вместо этого я спросил:
-- Органы дыхания тоже входят в программу нашей экскурсии?
-- К сожалению, нет. К экскурсиям в легкие, а тем более в сердце,  допускаются только лица, прошедшие специальную медицинскую комиссию. Кроме того, без гида я и сам боюсь в этих альвеолах заблудиться.

Но мне хоть краешком глаза хотелось взглянуть на легкие. Я поотстал немного, подошел поближе к гортани и заглянул в мягко розовеющую глубь дыхательного горла.
-- Вам что, свой резерв использовать не терпится?! – вдруг закричал на меня директор.

Я правильно воспринял это выражение как: “Вам что, жизнь надоела?”, поспешно отступил от гортани и вопросительно посмотрел на своего провожатого.
-- Того и гляди вдох начнется, -- уже более спокойно пояснил он. – Сегодня как раз день вдоха.

Под щитом с надписью

Желудочно-кишечный такт.
Провоз рубленого лука запрещен

мы отыскали рубильник, приводящий в движение нужный нам эскалатор.

-- Меня вот какой вопрос интересует, -- обратился я к директору, когда немного привык к стремительному движению эскалатора. – Откуда берется электроэнергия для освещения, для эскалаторов, лифтов и прочих механизмов? Ведь не электростанция же здесь внутри?!

Директор засмеялся своим незаразительным смехом и заголубел как-то особенно нежно:

-- Конечно же, нет! Биоэлектричества курдля вполне хватает на все внутренние нужды. Желудок, например, освещается от спинно-мозгового ствола, эскалаторы работают от блуждающего нерва, легкие освещаются нервами симпатическими… А вот и желудок. Приехали.

На дне желудка в свете многочисленных ламп блестело озеро желудочного сока.

-- А что это за домики на том беоегу? – поинтересовался я.
-- Санаторий для желудочно-кишечных больных. Самая запущенная болезнь вылечивается в таком санатории за за один двухмесячный перерыв между процессами пищеварения, который называется здесь курортным сезоном… Кстати, у вас есть возможность проверить эффективность желудочного сока. Не хотите ли искупаться?

Я поспешно отказался.

-- Как хотите. Тогда предлагаю перекусить – это тоже полезно для здоровья.

Мы зашли в маленький уютный ресторан на берегу озера и сытно пообедали.

-- Продолжим наш осмотр. В желудке имеется специально оборудованный проход, сооруженный на месте бывшей язвы. Он открывает путь в брюшину.

Мы прошли через этот проход и по толстой кишке поднялись на небольшой холм на наружной поверхности желудка.

-- Данный экземпляр курдля находится на территории зоопарка, потому его промышленное использование далеко не полно. Красно-фиолетовый орган слева – это селезенка. На базе ее работает небольшой завод по выработке гематогена. В обеих почках и в печени имеется по каменоломне. Там добывают ценный строительный камень. В печени, кроме того… вот это коричневое облако над нами – как раз она… работает фармакологическое предприятие, которое…

Но ему было не суждено договорить эту фразу. Послышался глухой шум, желудок дернулся от резкого спазма. Удар сбил меня с ног. Директор устоял. Это его и погубило. Край желудка поднялся вверх и придавил его к печени.

Все было кончено в одно мгновение. Когда спазм прошел и жедудок опустился, директор уже тускло светился фиолетовым светом смерти. В ужасе я помчался прочь от этого места. Не понимая, что делаю, я ворвался в желудок.

Его было не узнать. Лил дождь, по озеру ходили громадные волны, остро пахло соляной кислотой, пепсином, липазой и еще чем-то. Начиналось пищеварение. По грузовым эскалаторам стали поступать первые партии пищи. Я устремился к ним. Пробегая мимо ресторана, я успел крикнуть, что директора зоопарка убило. Дождь усилился и превратился в ливень. Дышать стало невозможно. Я понял, что погибаю. Последним усилием воли я заставил себя вытащить случайно завалявшийся тюбик охотничьей пасты и отвинтить крышку, надеясь очутиться снаружи по способу охотников на курдлей. Больше я ничего не помнил.

Очеулся я от едкого запаха льющейся на меня жидкости. Кто-то нейтрализовал меня щелочью.

Я открыл глаза и увидел… директора.

-- Как вы себя чувствуете? – заботливо спросил он.
-- Вы… вы живы?! – прошептпл я в изумлении.
-- Как видите. Обслуживание у нас на высоте. Резерв доставилди сюда минут через пять после моей смерти. По звонку из ресторана. Спасибо вам, что обо мне позаботились… Надеюсь, последний неприятный эпизод не повлиял на ваше мнение о курдлях?

Ну как тут было не солгать? Я сказал, что конечно нет.
Здесь кончается интересуюшая нас часть неизвестных доселе записей Ийона Тихого.

(Опубл. “Знание – сила”, 1965, № 2)