Возвращение сына

                На заставке фрагменты картин Рембранта и Bad Man (бухарского) =Возвращение блудного сына=


Привычный вечерний покой прервал звонок в дверь. «Ир, глянь, кого там несёт! – крикнул я, откладывая книгу, но по равномерному рокоту стиральной машины в ванной понял, что жена не слышит. Звонок повторился настойчивее. Пришлось вытаскивать зад из кресла. Хорошо, хоть протезы не успел на ночь отстегнуть. Проковылял в прихожую. На площадке стоял непонятно кто, заросший волосами так, что лица было не различить.

– Отец… – пробормотало волосатое существо, переминаясь на пороге.

– Серёжа? – Мозг отказывался признать это пугало за сына, но сердце уже поверило. – Ты здесь? Ты же написал, что поехал на море…

– Не вышло… – Хриплый, безжизненный голос, но уже с родными нотами. Движение головой, и сквозь густую завесу растительности мелькнуло белое, как у покойника, лицо, остановившийся взгляд. Левая рука на перевязи.

– Что случилось? – я, ощутив гулкие частые удары в неожиданно опустевшей груди, потащил его за рукав внутрь, стараясь не задеть подвязанную руку. – Заходи же скорей, рассказывай…

Сын сбросил башмаки и механически прошёл к дивану, сел на край, словно чужой на поминках. Каким-то уже привычным движением уложил руку на колене. Я всё никак не узнавал его, такого прежде энергичного, точнее даже шумно-неуёмного.


Вообще-то, если сознаться, я и раньше не знал, не понимал сына. Двадцать два года он рос рядом со мной, но я так и не смог в нём разобраться. Разве что лет до тринадцати был какой-то контакт. Затем он начал быстро от нас отдаляться.  Появились непонятные интересы, секреты, приятели. Домой Сергей стал приходить позднее и позднее. Никакие расспросы, ласковые и с пристрастием, не приносили успеха – он уходил всё дальше. Мы стали чужими.

В 15 Сергей полностью отказался от отчёта перед нами. В 16 нам оставалось только прислушиваться, лёжа в постели, не хлопнет ли входная дверь, не раздастся ли родное сопение в коридоре. В 17 я перестал заходить к нему в комнату без стука, застав там однажды девицу в позе лотоса, одетую скуднее Евы до грехопадения. Целый год девица была практически четвёртым членом семьи, и мы так к ней привыкли, что я позволил ей пару раз сделать массаж моих обрубков. По этому поводу у нас с женой произошла первая ссора. Она не захотела учесть, что Лена – будущий врач, одногруппница Сергея по мединституту.

Когда Сергею исполнилось 18, девушка исчезла. Её сменили сразу две других, появлявшихся сперва поочерёдно, а затем и вместе. Ритмичное уханье из его вечно запертой комнаты, (мы догадывались, что это у них музыка такая), не давало, порой до утра, спать ни нам, ни соседям. Часто в наше отсутствие квартира превращалась в обезьянник, наполняясь какими-то дикими, лохматыми существами неопределённого пола в немыслимой одежде. Мы перманентно ссорились, а под конец, вообще, перестали разговаривать, обменивались записками на кухонном столе.

Закончился этот кошмар только, когда Сергей закончил институт и уехал интерном в райбольницу в глухомани. Два года о нём напоминали только редкие открытки с телеграммным текстом. Ездить к нему жене я запретил… И вот, на тебе…

– Тебе чаю сделать? – спросила Ирина с порога комнаты и замерла в ступоре, увидев грязное, косматое чудо на диване.
Сергей порывисто поднялся, подбежал, обнял одной рукой. Затем так же резко вернулся и хрипло спросил:
– А выпить ничего нет? – Ира, как под гипнозом, тут же послушно принесла из холодильника бутылку, рюмки, порезала хлеб, колбасу, лимон. Сын сидел отрешённый и съёжившийся. – Мам, прости, я с отцом поговорить должен… Мы с тобой после…

– Конечно, сына, – Ирина, пряча мокрые глаза побитой собаки, прикрыла за собой дверь.

Не дожидаясь меня, Сергей махнул полную рюмку, сразу налил и выпил вторую.
– Бать… Я человека убил…

– Ты?... Убил?... Кого? – мысли смешались в вихре,  мозги на время отключились. – Выкладывай. – Сын налил себе третью, я загородил её ладонью. – По порядку.

– В общем, мы с одним другом решили в отпуск к морю рвануть. Автостопом, чтоб без денег. По одиночке, конечно. Встретиться в Симферополе… Где-то перед Касимовым ловлю тачку, «Волгу»… А за рулём эта сволочь… Он тормознул, дождался, когда я просуну в окно голову, и вдруг поднял стекло… Шею зажал, гад, и тронулся. Я думал, башка оторвётся…

– Зачем?! – опешил я. – Смысл какой?

– Да многие водилы не терпят нашего брата. Особенно таких, как мы... Но чтобы так… Короче, бежал я рядом с машиной долго. Бежал и орал, а он, эта мразь лысая, ржёт и дальше едет… Стекло опустил, только когда я начал уже отрубаться.

– Сволочь! – вырвалось у меня. – Убил бы, тварь!.. – И спохватился.

– Да? Вот и я психанул. Взял камень и кинул вдогонку. Слышу – попал… Ты, бать, не думай: я, вообще-то, сдержанный. И не злой… Весь в тебя, думаю. Ведь я всегда тобой восхищался...

– Я заметил.

– Не издевайся. Ты не знаешь ничего. Я подражал всегда тебе. Всё хотел сказать, да не получалось… – Сергей откинул волосы, и я увидел, как живая искра мелькнула в его тусклых глазах.

– Ладно, проехали… Дальше-то что?

– А что… «Волга» по тормозам. Выскочил этот лысый бугай с монтажкой и – на меня. Здоровый, хоть и в возрасте уже. «Ты что, – кричит, – хиппарь сраный, с машиной сделал?! Убью паскуду». Дорога пустая, никого. Бежать поздно. Да и не получается у меня… Успел я рукой голову закрыть – удар на руку пришёлся. В горячке даже боли не почувствовал. Только бешенство... Вырвал монтировку и по балде ему… Опомнился сразу. Вижу – лежит, не шевелится. Мне, медику, долго смотреть не надо – труп. В висок я попал случайно…

– Ну, и?.. – подстегнул я сына, видя, что он опять уходит в себя.

– Короче, мигом вся злость улетучилась. Страшно стало. Что делать? Ни одной машины так и не появилось. Да и произошло-то всё за секунды…  Я как робот стал. Словно, кто чужой изнутри команды давал. Затащил тело в багажник, тогда и понял, что рука сломана. Посмотрел – движок работает, сел за руль. Как-то пару раз дали мне погонять УАЗик по больничному двору – немного знал, чего куда втыкать. Развернулся, да и поехал потихоньку. Через полчаса, вообще, приноровился, на третьей передаче, хоть и одной рукой.

– А не боялся, что милиция остановит?

– Нет. Сам хотел сдаться, но решил сперва тебя, да маму, увидеть. Чтоб от меня узнали…

– Куда ж ты труп девал?

– Да в машине и оставил. Доехал до окраины Мурома, до автобусной остановки. Багажник и дверь приоткрыл, чтоб нашли быстрее. Но сперва в бардачок глянул, есть ли что ценное, забрал всё от лихих людей. Документы и пакет денег. Я столько и не видел никогда.

– Ну, и где они?

– Да не притырил, не думай. Посмотрел в паспорте прописку. Этот мужик наш оказался, с Автозавода. Недалеко тут жил, на проспекте Ильича, 10. Позвонил в квартиру, пакет под дверь скинул, да слинял.

Я мучительно вспоминал, откуда мне знаком этот адрес.
– А фамилию не запомнил?

– Запомнил, конечно. Сивов. Аркадий Петрович.

– Аркашка?! – Я обмер. Перед глазами мелькнули кошмарные воспоминания детства: трамвайные рельсы, перекошенная злобой рожа Сивки, толчок в грудь, грохот чугунных колёс... Белый потолок больницы с огромной лампой. Заплаканные лица родителей. Зуд в несуществующих ногах…

– Что, отец? Ты его знал?

Я медленно вернулся в реальность.
– Да. Это мой одноклассник. Из-за него я ноги потерял.

Теперь надолго замолчал Сергей. Лицо его вдруг стало обретать нормальный цвет, в глазах растаял ужас, появился блеск.
– К чёрту милицию, – наконец решительно сказал он. – Давай маме не скажем?