Последний сухарь

Детская память благодарна. Она проч­но помнит сотворившего добро. Я хочу рассказать об этом.
Стоял холодный снежный февраль 1943 года. В городе формировались части,
ухо­дящие на фронт. Однажды, вечером к нам на квартиру пришел молодой лейтенант, которому недавно исполнилось всего 19 лет. Но был он уже ранен, лечился в гоcпитале. Черноволосый, черноглазый укра­инец, ладный, подвижный, в синих гали­фе и темно-зеленой гимнастерке, с пор­тупеей через плечо.

У лейтенанта была изувечена левая рука: в рукопашном бою фашист проко­лол её штыком и разорвал сухожилия, падая от удара острой финки. Первое, что поражало в нем, это ярая ненависть к врагу: «Мстить! Мстить! Мстить!» И это не случайно. Фашисты расстреляли на Киевщине его отца-партизана, мать, двух сес­тер и малолетнего брата.

Второе, на что обращалось невольное внимание – это его фамилия – Дорога. Ее я запомнила на всю жизнь. Но главное заключалось в том, что лейтенант был необычайно чуток, исключительно чело­вечен и беспредельно добр.
Он возвращался к нам домой поздно вечером, голодный и усталый, с тощим вещевым мешком в правой руке, но всегда приветливо общительный. Мы с сестрой не ложились спать и подолгу сидели за столом возле коптящего каганца: мы ждали нашего лейтенанта.

«Добрый вечер, бабуся! Здравствуй­те, девочки!» - говорил он и тут же
при­нимался развязывать вещевой мешок. Он вынимал оттуда сухарь и брикет горохового супа - весь его дневной, так называ­емый «сухой паек». «Ешьте, девочки», - приветливо предлагал он. «Ешь сам, Ваня! - отвечала бабушка. - Ты сам еще маль­чик. А девчонки всё одно помрут. Тебе же на фронт идти. А там нужна сила. По­смотри на себя - на тебе только кожа да кости». «Ничего, бабуся! - отвечал лейте­нант. - Были бы кости, а мясо нарастет! Погодите, вот разобьём врага, тогда хо­рошо жить будем!».
Бабушка сморкалась в кончик повязанного на голове платка, тыльной стороной ладони смахивая с морщинистой щеки мутную слезу.

«Твоими бы устами мед пить, сынок!» - говорила она. «И мед пить будем!» - бодро откликался лейтенант.
Мы с сестрой жадно хватали сухарь и быстро съедали его. А бабушка варила
горо­ховую похлебку, крича нам: «Не съедайте весь сухарь! Оставьте сынку!»

Когда же гороховая похлёбка была гото­ва, садились за стол и ели все вместе из большой миски. Лейтенант, съев две ложки, вставал из-за стола: «Спасибо, бабуся! Сыт», - говорил он и ложился на лавку, сняв свои хромовые, не по сезону, на тонкой подошве сапоги.
Но вот настал день, когда лейтенант уе­хал. И я вспоминаю, как плохо и пусто стало без нашего друга... Но человек ко всему привыкает. Привыкли и мы, тем не менее, не забывая его.

Прошел не один десяток лет. Умерла ба­бушка, да и у нас с сестрой разошлись жиз­ненные пути. Но лейтенант Дорога не исче­зал из моей памяти. И я решила разыскать его. Написала в Центральный архив, и вскоре оттуда пришёл ответ: «Ваш лейтенант Дорога Иван Емельянович закончил войну в звании капитана в г. Кенигсберге. Демобилизовался в июле 1945 года и с августа того же года проживает в городе Волчанске Харьковской области».

Я написала Ивану Емельяновичу, не наде­ясь на то, что он помнит нас. Но он помнил! И вскоре прислал мне письмо, а впослед­ствии три фотокарточки. На одной из них – юный  лейтенант в годы войны. На другой – зрелый  мужчина в штатском костюме с мило­видной женой. На третьей я увидела пожило­го человека. На обороте фотоснимка была надпись: «И.Е. Дорога, инвалид ВОВ, пенсио­нер».   
               
И с тех пор ежегодно, ко Дню Победы, много лет, я посылала Ивану Емельяновичу Дороге свои поздравления. Он остался нав­сегда в моей благодарной памяти.   


(Впервые опубликовано 3 июля 2002 года в газете "Благовicт", Львов)


P.S. На фото - Иван Емельянович Дорога