Житейские трудности

        5. Снова с мамой. Житейские трудности

      “Не пройдёт и полгода…”, – пелось в одной из песен, кажется Высоцкого. Не прошло и полгода, и моя мама , лягушка–путешественница, как любя назвал её я после приезда ко мне в Севастлейку, снова оказалась со мной, и снова, как прежде в Краснодаре и Ленинграде, вместе мы с ней коротали дни, вернее не дни, а вечера и ночи, так как рано утром я уходил на службу, а возвращался только вечером.

      Здоровья у неё за прошедшие полгода не прибавилось. Поэтому иногда, когда она чувствовала себя особенно не важно, я умудрялся забежать во время обеденного перерыва к ней (к её приезду мне удалось получить жильё в городке поблизости от аэродрома), обходясь без положенного нам обеда в офицерской столовой, заменяя его манной кашкой и творогом, которыми в основном и питалась мама, несмотря на мои попытки приготовить что-либо более существенное.

      Жильё удалось получить не сразу, пришлось пройти всех малых и   больших начальников, вплоть до начальника штаба Центра генерала Гнездилова. Он милостиво и как-то так, что мне было обидно до слёз (как будто я просил милостыню и мне её дали, но с выговором типа “ходють тут всякие”), разрешил занять одну из не лучших комнат в половине финского дома, фактически в коммунальной квартире, с печным отоплением.

      Это был, пожалуй, единственный из множества генералов, с которыми мне за долгую службу довелось общаться, о котором у меня осталось не очень хорошее воспоминание, замешанное на обиде. В предоставленной мне квартире 2-ю большую комнату занимали молодожёны Шахтарины– выпускник нашей академии с женой, прибывшие на год раньше. Работал он в учебном центре, видел я его редко, только иногда вечером, а занимался он тем, что в любой компании по поводу и без повода нахваливал своих однокашников  Захарова и Сударикова, прибывших вместе с ним в Севастлейку, в учебный центр.

      А те в свою очередь при любом удобном случае нахваливали Шахтарина. Походило это на разговоры пикейных жилетов из знаменитого романа Ильфа и Петрова, если только поменять фамилии Чемберлен и Гувер на фамилии наших героев: “Захаров– это голова, Захаров в два счёта с этим разберётся . Шахтарин – тоже голова”. “Судариков? О, это голова, Сударикову палец в рот не клади”…и т.д., и т.п.

      А вообще-то соседи они были хорошие, спокойные, уважительные, культурные. Лучше, наверно, было не сыскать в городке, и я вскоре забыл свою обиду на “сановного” генерала, что он не выделил мне, как я просил, “четвертушку” финского дома, такую же комнату, но в виде малогабаритной квартиры с отдельной кухней и отдельным входом. Мама тоже не жаловалась на условия жизни, тем более что рядом, в 50-ти метрах был её любимый лес, напоминавший ей её детские годы в селе под Кинешмой.

      Но всё было замечательно, пока не начался отопительный сезон. А затем ей начало казаться, что печь сильно дымит и у неё от этого разбаливается голова, хотя вела себя печь вполне прилично, как благовоспитанная девица, и только слегка выпускала немного даже не дыма, а дымка, когда её растапливали, пока не раскочегарится. Пришлось уплотнять дверь, чтобы из кухни к нам в комнату не просачивался даже запах дыма, но всё равно мама просила проветривать кухню, что, естественно, не очень нравилось соседям, так как когда выходило тепло из кухни, то охлаждалась и их комната.

       Если бы была возможность сменить жильё, то мама, наверно, начала бы просить куда-нибудь переехать, несмотря на полученный в Ленинграде урок, когда мы из-за дурно ведущей себя печки попали из огня да в полымя. Но здесь в городке переезжать было некуда, а в деревне условия были ещё хуже, и она это хорошо знала: пару дней по приезде ей пришлось пожить в деревенской избе, пока мне не дали комнату в городке.

       Утешалась мама тем, что зима когда-то кончится и жила ожиданием лучших времён, наступления весны. Но ожиданиям её не суждено было сбыться, причём по причине ожидаемой, но наступившей раньше, чем мы могли предполагать. Не последнюю роль сыграло здесь моё успешное завершение ремонта разбитого самолёта. И, как и предрекал мне мой коллега из соседнего полка Каширский, ждала меня путь-дорога дальняя и новая жизнь.