Хранители. Глава IХ

6 апреля 1944 года
Берлин, Германская империя

«Зайди ко мне, Хорст»

Голос начальника IV управления РСХА (гестапо) группенфюрера СС Генриха Алоиза Мюллера был каким-то… странным. Словно он хотел поручить своему офицеру по особым поручениям, штандартенфюреру СС Хорсту Людвигу Энке какое-то не столько сложное (хотя простых поручений у Энке уже давно не было), сколько очень деликатное и крайне неприятное задание.

«Только бы не евреи» - думал Энке, поднимаясь по лестнице в направлении кабинета шефа гестапо в здании бывшего отеля «Принц Альбрехт» на одноимённой улице. «только бы не это чёртово окончательное решение…»

Хорст Людвиг Энке работал в гестапо (государственной тайной полиции Третьего рейха) уже десять лет. И за это время занимался исключительно полицейской работой. Разыскивал и обезвреживал исключительно реальных и активных врагов рейха. Агентов британского SOE, американского OSS, советских НКВД и ГРУ, польских, советских и Бог ещё знает каких партизан и подпольщиков…

А вот от программ эвтаназии, уничтожения евреев, комиссаров, политработников РККА и прочих «нежелательных элементов» офицер СС Энке держался как можно дальше. Ибо слишком уж крепко в него вбили на юридическом факультете Гейдельбергского университета – старейшего и престижнейшего в Германии презумпцию невиновности. Которая во всех этих экзерсисах нацистского руководства Третьего рейха нарушалась грубейшим образом.

Благо его непосредственный начальник, покровитель и ментор Генрих Мюллер, у которого он проходил стажировку в баварской политической полиции ещё в теперь уже бесконечно далёком 1932 году, придерживался если не аналогичной, то близкой точки зрения. Поэтому всей гигантской машиной «окончательного решения» рулил всего-навсего оберштурмбанфюрер (подполковник) СС Адольф Эйхман.  Руководитель подотдела IV B4. Начальники более высокого ранга (включая Мюллера) благоразумно устранились (насколько это было вообще возможно) от участия в этом до невозможности грязном и кровавом деле.

Но это были не евреи. Это оказалось гораздо хуже.

С тяжёлым вздохом Мюллер вручил штандартенфюреру довольно пухлую папку. На которой грубоватым готическим шрифтом (который использовался во всех без исключения официальных документах в Третьем рейхе) был указан длиннющий номер дела (в военное время гестапо работало не покладая рук), стандартный гриф Streng Geheim (совершено секретно, то есть) и совершенно непонятные для Энке слова:

Алая роза

Он раскрыл папку и похолодел.

«Только этого мне ещё не хватало» - пронеслось у него в голове.

На первой странице дела не было ничего, кроме имён и фотографий.

- Софи Вильхельм, 22 года, студентка философского факультета Мюнстерского университета

- Ганс Вильхельм, 20 лет, студент медицинского факультета

- Кристоф Гербст, 23 года, студент медицинского факультета

- Магдалена Хубер, 25 лет, студентка медицинского факультета

- Курт Греф, 23 года, студент химического факультета

Все студенты и все поголовно католики. И члены подпольной антинацистской группы «Алая роза».

Из материалов дела следовало, что неделю назад члены группы где-то (где – так пока и не выяснили) напечатали листовки и разбросали их пачками в университетских аудиториях. Эти листовки призывали офицеров вермахта не только к чести и разуму  (это было бы ещё ладно), но и к восстанию против нацистов. Иными словами, к государственному перевороту.

А учитывая, что слухи о готовящемся военном перевороте циркулировали по Берлину уже не один месяц…

«Можно вопрос, группенфюрер?» - как можно более спокойным голосом осведомился Энке. Ибо понимал, что тут что-то очень сильно не так. «Лучше два»

Мюллер кивнул.

«Во-первых, почему они до сих пор не казнены?»

В военное время разговор с любым, кто позволял себе такие антиправительственные выходки, был предельно коротким. На фронте – к  стенке; в тылу – на виселицу или на гильотину. Даже если предположить, что гестапо заинтересовало, с кем эти дети могли быть связаны… всё равно, неделя была каким-то сумасшедше долгим сроком.

В бытность начальником городской ягдкоманды в Варшаве Энке за полдня ломал персонажей покрепче. С помощью изощрённых психотехник, и «сыворотки правды» - пентотала натрия или скополамина. В мюнстерском гестапо, насколько ему было известно, специалисты были не хуже.

«Во-вторых…»

«Второй вопрос» - неожиданно резко оборвал его шеф гестапо, неожиданно переходя на «Вы», «зададите после того, как услышите ответ на первый…»

Энке напрягся совсем. Тут действительно было что-то очень странное.

«Один из этих… детей…»

Энке позволил себе слегка расслабиться. Хорошо хоть, что они с шефом воспринимают этих… идеалистов одинаково.

«… родственник епископа Мюнстера фон Халена..»

Теперь Энке начал кое-что понимать. Архиепископ Мюнстера граф Клеменс Август фон Гален был личностью яркой, сильной и неоднозначной. И исключительно влиятельной. Он чуть ли не в одиночку остановил – ни много, ни мало – программу «Тиргартенштрасе, 4». Программу эвтаназии душевнобольных (и вообще тяжелобольных). Не побоявшись открыто выступить против фюрера и умудрившись – совершенно непонятно как – склонить на свою сторону Гиммлера и Геббельса.

И всё же… и всё же. Архиепископ был в опале; под постоянным наблюдением гестапо, да и его влияние сильно ослабло с тех времён. Поэтому он никак не мог остановить безжалостную машину нацистского «правосудия».

Если только…

Мюллер встал из-за скромного стола, помассировал виски (его уже давно мучила сильнейшая мигрень), подошёл к окну. Задумчиво посмотрел на Принцальбрехтштрассе…

Затем продолжил:

«… поэтому архиепископ узнал об этом… происшествии в тот же день»

Сделал многозначительную паузу.

«А уже на следующий день рейхсфюрер получил шифрограмму…»

Энке всё понял. Ибо прекрасно понимал, от кого была эта шифрограмма.

«… из нашего посольства в Берне»

«От Легата?»

«Вы удивительно проницательны, мой дорогой Хорст»

Легатом был опальный помощник рейхсфюрера СС по особым поручениям, бригадефюрер СС, кавалер Рыцарского креста с дубовыми листьями, мечами и бриллиантами, кардинал Карл Юрген Шольц.

«Как ты, наверное, догадываешься…»

Штандартенфюреру стало легче. Мюллер перешёл на «ты». Это был добрый знак.

«… шифрограмма содержала настоятельную рекомендацию сохранить жизнь этим… детям. И вообще замять это дело. Во избежание…»

Шеф гестапо не закончил фразу. В этом не было необходимости. Лучший стратегический оперативник абвера, не раз и не два выполнявший совершенно невозможные миссии и головокружительные операции в Германии и за её пределами, мог доставить рейхсфюреру СС и всему Третьему рейху такие неприятности, которые не шли ни в какое сравнение с результатами деятельности «Алой розы».

Теперь во втором вопросе действительно не было необходимости. Ибо группенфюрер СС Мюллер мог поручить это дело только тому, кто был в курсе «особых отношений» между Гиммлером и его формально подчинённым.

Только вот что от него требовалось, Энке пока не понимал. Совсем.

«Ты, конечно, понимаешь» - неожиданно медленно и как-то осторожно начал Мюллер, «что несмотря на все угрозы Шольца, мы не можем просто так отпустить этих… идеалистов…»

Энке это прекрасно понимал. Если бы эта выходка сошла студентам с рук, завтра же таких «Алых роз» появились бы десятки. Если не сотни. Ибо сейчас шёл апрель сорок четвёртого. А не сорокового. И даже не сорок второго.

«… поэтому…»

Шеф гестапо запнулся. Ему явно уже давно не приходилось давать такие задания. Если вообще когда-либо приходилось.

«… тебе необходимо убедить этих детей публично осудить эти выходки и публично же призвать всё население Германии поддержать фюрера, наше государство, вермахт… и так далее»

«А потом?» - осведомился Энке. «Что с ними будет потом?»

«Потом…» - Мюллер снова сделал паузу. «мальчиков – к зениткам люфтваффе. Пусть защищают наших детей, жён, сестёр и стариков от огненной смерти с небес. Девочек…»

«В медсёстры на Восточном фронте?»

«Да, где-то так» - кивнул группенфюрер. И добавил:

«Поскольку это дело на контроле у рейхсфюрера, все остальные дела я с тебя снимаю. Или приостанавливаю».

«Сколько у меня времени?»

«Два дня. Максимум, три»

Значит, таков был «ультиматум Шольца». Это было вполне в стиле его знакомого и соратника. Из каждой командировки в СССР Шольц привозил как минимум женщину с дочкой. Спасённых то от голодомора на Украине, то от расстрельных подвалов НКВД, то от душегубок Исая Берга… В сороковом вывез грузовик, заполненный душевнобольными из берлинского госпиталя, аж в Швейцарию. Спася их от неминуемого уничтожения по «акции Т4». Тогда, кстати, он и познакомился с архиепископом фон Халеном.

Летом сорок первого Шольц сначала спас полсотни узников подвалов НКВД в Н-ске от «убытия по первой категории» (так в НКВД обозначали расстрел), а затем – буквально на следующий день – примерно столько же евреев от зверского убийства литовскими националистами. А совсем недавно – в августе сорок третьего, воспользовавшись почти неограниченными полномочиями помощника Гиммлера, сначала развернул эшелон с евреями из Аушвица в Терезиенштадт, где у них были неплохие шансы выжить. Затем вывез и распихал по монастырям сколько мог евреев. Из Аушвица, Бельзеца, Майданека…

И вот теперь… Если бы он только мог сообщить своему… да, теперь уже точно другу, что у того нет причин волноваться; что за это дело взялся он, и он найдёт, обязательно найдёт решение, которое сохранит жизнь этим детям (после чего Шольц, без сомнения, найдёт способ вывезти их в Испанию, Ирландию или ту же Швейцарию)…

Чего бы ему это не стоило.

Но, к сожалению, их связь была односторонней. Энке не имел ни малейшего представления о том, где сейчас находится Шольц. Он знал только одно.

Что срок ультиматума истекает через семьдесят два часа.