Тайные желания. 5

   -Иринка! Ты?  - Брусилов подошел к ней, провел по ее волосам рукой, взяв в руки ее лицо, целовал в лоб, нос, губы, щеки. – Ну, не плачь! Все позади!
- Я хочу воды и душ! – даже в такие минуты женщина всегда хочет выглядеть перед любимым мужчиной королевой. Это заложено издревле. Поджидая мужчину у костра, она первым делом смотрела на свое отражение в воде.
 - Скажи, ты любишь меня? – спросила Ирина майора Брусилова.
 - Глупенькая! Иди ближе ко мне! Скоро все закончится. Мы улетим  отсюда и начнем все сначала! – ответил ей Брусилов,  и,  прижав ее крепче, он уже ничего не понимал в случившемся.
- А как же она? – спросила Ирина.
 - Ты есть сейчас! Все! Давай забудем об этом.
Он только после проведенных часов в бане с нею представил себе, какие страдания принесет ей его отказ от любви к той, этой настоящей уже знакомой из «Ресторана на Пушкинской» с именем Ирина. Он искренне жалел ее. Он чувствовал всю беспредельность ее несчастья и счел необходимым из милосердия ослабить боль смертельного удара, которого больше эта вторая незнакомка не выдержит. Чистилище сближает, даже здесь под завывания минарета, на самом краю пропасти перед прыжком вниз.
 
   Брусилов встретил свою  первую незнакомку совсем  случайно. Она как отблеск зарницы  вошла в его  душу, лишь заслышав ее шаги летом, когда листва еще зелена и  свежестью отражается в ее зрачках.
- Привет! И как я тебе? – спросила она, зная его тысячу лет.
- Привет! Более чем!  - ответил он ей, еще больше давая понять, что знает ее всю без остатка.
- И куда ты меня поведешь?
- К себе домой!
- Смельчак! Узнаю того майора. А как же Ирина?
- Я все предугадал, поэтому тебе не стоит думать об этом.
- А если твои соседи увидят меня?
- Их нет! Давай руку и ничего не бойся!
И они  зашагали в неизвестность. Думали ли, что это будет навсегда.  «Ни говори навсегда, скажи…»

  Он подошел к ней тихо сзади. Она специально встала к нему  спиной и в немом величии  замерла. Брусилов  чувствовал, как по ее спине пробежало ожидание тихой мелкой дрожью.  Притронувшись к  ее спине, ощущал  всю ее без остатка. Едва касаясь  пальцами, начиная от шеи  и все дальше медленно, проводя рукой, видел, как возрождалась та  любовь.  Вначале одним только вздохом, а после бурлящим потоком, переполняла их обоих. Они  делали первые шаги навстречу, как младенцы, осторожно ступая, боясь упасть. А после воздух сотрясали аплодисментами. Учились ощущать вкус любви,  попробовав от горького до сладкого, чтобы после смогли одновременно ощутить мускатную  горечь  и сладость  ванильную. Руками они  проводили  по телам, как будто лепили все греческие мифы с закрытыми глазами, атлас любовный ощущая. И создавали Грасс только их  отличительный, витающий в шафране солнечного неба. И как это летать в любви? Чтобы умереть, однажды, родиться вновь, не птицей Феникс, этой странной птицею,  тогда кем, - ответа пока нет.
Как  определить, что есть радость: или та - из подвала, вышедшая к нему - фавориту всех пороков, или эта, которую он любил вечность.  Пути радости под стук колес уходящего поезда в тоннель подземки  без нее – вот это и есть радость. Она стоит перед ним  в центре зала – живая и реальная, еще на руке остался тот поцелуй вечности из «Ресторана на Пушкинской».  Еще не забыл он, как розовело крыло  дневной птицы на восходе на Яснополянской – пять. 
Сама страсть, наступившая скоро, была буйной и вечной, как всемирный потоп без ковчега Ноя.

Ее заряженные частицы сновали очень быстро, порождая магнитное поле, в котором хотелось остаться ему  навеки.  Изрядно трясло от такой батарейки.  Могла бы завести  множество приборов и двигателей, а ему одному достался этот бесконечный заряд.
 - Запомни меня такой! Любить тебя, как я, невозможно, вот почему твоя жена не может тебе нравиться, как нравилась я. Она не будет постоянно сохранять себя для тебя желанной и необузданной, как я это делала и делаю. Она твоя жена! А я та, незнакомка, которая так и останется незнакомкой. Только не сожалей ни о чем. Это всё война! Быть причиной твоих сожалений! Лучше умереть! Если сможешь, отбрось все те месяцы, проведенные нами тогда, но не сожалей! Никогда! Сейчас я рядом! И все! Остальное не имеет смысла!  - говорила она ему.
Она лежала нагая, свернувшись клубком и дыхание ее было так близко от его, что уже не было различия – это было целое, единое и нераздельное. Волосы от  ночного ветра страсти  слиплись, но, как и прежде были хороши и ниспадали шелком на его руку. Пахло июльской грозой и страстью, наполненной вечным блаженством, исходящего откуда-то из самых глубин ночного города.

На его губах еще был вкус её разгоряченного тела, а на ее  – улыбка обыкновенной женщины, впервые испытавшей то, к чему стремилась она после его добровольно-принудительного приказа уйти в чужую страну.

И солнце уже поднялось во всю мощь своего величия, широко простирая протуберанцы, заглядывая во все темные и глухие уголки, поднимая Веру и Надежду со своих насиженных мест. Как мало нужно для счастья, чтобы оно отразилось в глазах, всего-то – одна строчка, что он хочет все вспомнить, а значит -  не забыть ее… и их тайные желания.
Если женщина женственна натурально, любовь к такой женщине никогда не перерастет в привычку. Ее ласки до того очаровательны и так разнообразны, что она вносит столько чувств в игру, что порой только воспоминания о ней, владеют мужчиной с такой же силой, с какой пусть даже давно, она владела вами. Рядом с нею блекнут все красавицы и умницы. И чтобы узнать цену этой огромной любовной страсти, нужно испытать страх перед ее утратой.
 
 - И так ты соединил их двоих? – спросил Брусилова его внук.
 - На! Почитай! Этот роман написала она!  - и он положил перед ним обычные листки бумаги в переплете и удалился в глубину своего дачного участка.