Сначала было слово, а может быть трава

Сначала было слово. И раз сначала было слово, то все вокруг почему-то решили что владеют им. Все вокруг решили, что слово - это самая обычная вещь, на которую внимания обращать не стоит. Можно делать с ним что угодно, растягивать, пилить, жевать, топить, топтать и нюхать.
И Ул тоже думал, что он владеет словом, а потому и назвал себя так - Ул. Он назвал себя так, чтобы никто не догадался, будто это он и есть. Он взял любимые две буквы из 33 совершенно обычных и объединил в имя. Свое имя.
Ул писал много. Много - и мысленно, и не совсем. Он думал и писал, писал и думал, пока однажды ему не предложили сходить на вечер. Вечер не простой - а на котором собираются все те, кто решили захватить слово, решили его бить пинать и нюхать. И назвали они его Литературным вечером, Творческим вечером, вечером Людей-не-таких-как-все-а-очень-особенных. И Ул решил пойти.
Малнькая комнатка была слабо освещенна, свет из окон почти не лился, потому что маленькие капельки сплели прочную сетку на стекле. Какие-то из них не выдерживали и скатывались вниз, а какие-то прочно засели на своих местах и не хотели уходить. Совсем как люди, сидевшие в той комнатке.
Откуда-то из угла тихонько лилась музыка, плавно витая по комнатке и подслушивая шепотки Особенных-Людей. А потом она стала чуть тише, и еще чуть тише и еще, и, наконец, Главный-Человек сказал вступительное слово. А все вокруг смотрели на него как паства, внемлющая словам пастора. Как стадо овец, которое делало вид, что они и не овцы вовсе. Может быть кролики или волки, или даже волки и кролики вместе взятые, но только не овцы.
Три часа тянулись очень медленно. Каждый из овец вставал, проходил в жесткому кремовому дивану, озирал глазами стадо и молвил свое слово. Когда же он заканчивал начинались разговоры.
- Почему именно в таком специфическом жанре...Я думаю текст этот пахнет молоком...Я считаю, что вы не достаточно раскрыли чувства в этом произведении.
Ул (не та оболчка, что сидела на твердом плетенном стуле, а та - что сидела где-то внутри него) хотел застрелиться. Он понял кое-что.
Он понял, что сидят здесь и везде одинаковые люди. Одинаковые овцы. Они пытаются и пытаются и пытаются заарканить слова, сделать вид, что не подыскивали их всю ночь,  а они сами внезапно пришли им в голову. Они пытаются быть Людьми-не-такими-как-все. Но Ул знал насколько все пропитано фальшью, эти разговоры, эти капли, которые сплели гнездо на оконном стекле, это притихшая музыка, льющаяся из-за угла, эти вступительные речи, умные взгляды, запахи грязных ботинок и дешевого чая.
Ул пришел домой и забился в угол. Ул взял свою толстую, исписанную мелким подчерком тетрадь и начал писать. Он писал, что слово само по себе чудо.
Решившие, что совершенно владеют им, выглядят глупо и нелепо, а еще больше нелепо они вглядят когда обсуждают уже написанные ими же строки. Это всего лишь себялюбие. Слово само по себе совершенно и ему не столь важно внимание овец, оно просто есть и оно просто пишется. И не надо тысячи умных строк и речей, который и так каждый знает в глубине души (а может и вовсе не в глубине). Надо просто дать слову волю и пусть живет себе своей жизнью. Но, ни в коем случае, не жизнью овец, жующих его как траву и переваривающих по маленьким росточкам. Пусть трава будет целой - решил Ул.
И болььше он не ходил на Литературные вечера, Творческие вечера, вечера Людей-не-таких-как-все-а-очень-особенных.
И только некоторые и немногие читали то, что писал Ул, и, он просил их ничего не говорить об этом. Просто читайте.
Оставьте траву целой.