Сын предателя - глава 49

Беда пришла в дом Николая не только с постановлением суда платить алименты Наталье на двух детей, хотя сын Вовка продолжал жить с ним. Творческая деятельность быстро истощила Николая. Он не только нуждался в лечении, но мозг его был не в состоянии продумывать варианты оформления кабинетов школ, институтов или иных организаций. Художественный Совет в числе трёх уважаемых художников, мастера и дизайнера с нескрываемым неудовольствием рассматривал то, за что можно было начислить приятную для глаз или неприятную для кармана зарплату. Зарплата часто была малоприятная, так как в уме Николай отсекал почти половину Наталье.

Рисовать пейзажи или портреты желание тотчас пропадало. Единственным выходом было запрячь в работу Вовку. В оформительском деле прославления великих завоеваний Октябрьской Революции всегда можно было найти посильное оказание помощи в работе для малыша. Вовка в свои пять лет уже мог разлиновывать белое поле планшета под текст. Работа, конечно, нудная и не интересная для любого возраста.

Поэтому у Вовки скоро начиналась слёзная симфония. Николай чувствовал серьёзное давление на зарплату со стороны Худсовета, жалость к мальчишке проявлял сдержанно. Каждый раз с приплывом слёз сына он разговаривал с ним как с равным, объясняя ситуацию предельно понятным языком. Осторожно касался и некоторой нелюбви матери к отпрыску, который действительно со дня выхода из роддома не нравился Наталье.

Самому Николаю Вовка тоже не нравился, родившись каким-то непонятным гибридом.
Однако малыш проявил к семи годам приличные задатки ума, отчего Николай привык к  внешности сына, весьма далёкой от красоты матери.
Жизнь пошла по руслу постоянной борьбы с неизвестным противником, кровожадность которого то ослаблялась при смене руководства страны, то усиливалась. Николаю было удивительно, что в принципе он, маленький человек, постоянно ощущал изменения курса политики.

Детские годы Вовки пришлись на приближающийся крах социалистической системы Советской Империи. Желание уравнять в бедности все слои населения достигло апогея.
Николай довёл свой рабочий день до середины ночи, усиленно эксплуатировал Вовку, который постепенно осваивал секреты художественного мастерства и даже успевал как-то получить в школе неплохие отметки.
Нельзя сказать, что парнишка повторял вариант детства Никколо Паганини, которому дозволялось поесть только после освоения скрипичных фуг. Но что-то близкое к этому было. Результатом титанического труда была покупка старенького "Запорожца", который как разнообразил жизнь двух мужчин, так и усложнил дальнейшее существование.

Николай надолго попал в опалу. Худсовет,  управляемый бывшим его преподавателем живописи и рисунка, ставшим Народным Художником РСФСР, усилил придирки к качеству работы. Руководству Художественного Фонда не нравилось, что Вовка принимал участие в сложной работе, которая была под силу только художникам с дипломом. Да и зарплата имела ограничение. Николай не мог подарить Вовке даже удовлетворительное детство, не говоря о счастливом.
Для Николая мечта стать художником, вступить в Члены Союза рассыпалась, как карточный домик. Лебезить и угощать тех, от кого зависело улучшение своего положения Николай не хотел. Было противно смотреть, как творческий народ спивался, стремясь вознестись к облакам славы.
Результат получался нулевым. Многие умирали, не допев лебединой песни кистью и не создав шедевров.
Николаю, чтобы его не слишком терзали, приходилось посещать ИЗОстудию, в которой художники рисовали непременно обнажённых натурщиц. Практически все эти выскочки так ни одной фигуры толком и не изобразили. Вся эта игра во французский Монпарнас велась исключительно для того, чтобы Николай складировал дома эти обнажённые тела в большую  папку.
Одна натурщица, гордо обнажавшаяся некоторое время, категорически отказалась позировать, увидев, что изображает Николай на своём ватманском листе. Потом она ему призналась, что считала себя красавицей, но увидев рисунки, стала стыдиться раздеваться.

Однако пора было применять "Запорожец" более продуктивно. Государство в борьбе с бедностью населения неожиданно распределило народу сотки земли. Николаю достались четыре.
Началась езда в садоогород. Это был кусок леса с липами, берёзами, ёлками. Корчевал народ всё это, кто как умел. Сам Николай из этой древесины с сыном построил теремок два метра на два.
Хотелось жить богаче. Но получилось так, будто к одной тюрьме - алиментам - добавилась другая - садоогород!

продолжение - http://www.proza.ru/2012/02/27/1040

Ижевск, 2006 - 2008 г.г.