Попутчики

Давно это было, в прошлом веке. Жили мы тогда и работали в Будапеште.
Пришлось мне по делам житейским поехать в Москву. Пока я бегала в наше консульство, бумаги нужные оформляла, пока подарки и сувениры родным искала, мои тем временем меня в дорогу собирали. Еды для меня приготовили столько, что до Урала доехать можно, сытно питаясь. Курочку зажарили с аппетитной хрустящей корочкой. Паприку, помидоры, зелень – все аккуратно упаковали. Даже соль не забыли в маленький пенальчик положить, к яйцам в «мешочке». И сливочное масло в специальной баночке! И изумительный мягкий белый хлеб к чаю положили.

Наконец, все напутствия даны, все приветы, чтоб передала, получены. Муж с напускной строгостью в сто первый раз убеждается, что ничего не забыла, даже ключи от московской квартиры. Хотя запасные есть у родных, так что не страшно было бы и забыть. Прикинул, не будет ли мне сквозить в пути. Остался доволен, что место хорошее досталось.

Угнездились и попутчики на своих местах. Двое мужчин и женщина. Вежливые: «будьте любезны, не могли бы вы…», «позвольте, пожалуйста…»  и так далее. Похоже, приятная, культурная компания подобралась.

До Чопа добрались подремывая, книжки почитывая, в окошко поглядывая. Не докучали друг другу назойливыми разговорами.
После Чопа мужчины стали все чаще выходить в тамбур, покурить. Потом и вовсе честно признались, что голод куревом не заглушить, даже чаю не хочется - поесть бы! Дама, с большим интересом изучающая музыкальные штамповки, ручные часы, что везла в подарок своим сыновьям, с готовностью призналась, что до последней минуты носилась по Будапешту, истратила все до последнего форинта. Зато купила себе сумочку красивую! Мужу джинсы шикарные. Она так и сказала: «джинсы шикарные», словно он в них пойдет на королевский прием. А вот еду купить не успела. Придется терпеть до Москвы – денег осталось разве что на чай, копейки.

Что значит, терпеть? Я достала сумку с едой, привлекла попутчиков, чтоб помогли накрыть стол. Могла бы и сама, но вместе – больше располагает к общению. Дружно, весело умолотили мы весь мой дорожный запас за один присест. Ну и что? Зато теперь все вместе будем терпеть, когда проголодаемся.
Напились чаю и завалились спать как младенцы.

Сколько я проспала – не знаю. Но так сладко, так безмятежно давно не спала. Поезд баюкал: тутук-тутук, тутук-тутук! Просто дорожная колыбельная.
Проснулась от вкусных запахов. Слегка приоткрываю глаза и вижу, что мои попутчики едят. Дама пьет чай с печеньем. Поясняет, что хотела на гостинчик привезти,  да лучше сама в дороге поест. Один из попутчиков выскребывает на мой (мой!) хлеб, что остался в пакетике на столе, печеночный паштет из баночки, уплетает за обе щеки и с удовольствием запивает чаем: «Я люблю в дороге поесть!» Другой мужчина засовывал руку в портфель, что-то отщипывал и отправлял в рот. Судя по запаху – колбаса.

Глазам своим не поверила! Говорили, что едут без еды. Собирались до самой Москвы чаем одним перебиваться, а оказывается…
Почему-то мне было стыдно шевельнуться. Но все тело так затекло! Хотелось выйти, чтобы не видеть жующие набитые рты. Ком в горле… Почему я чувствую себя обманутой? Почему мне так стыдно?
Заметили, что не сплю. Как ни в чем не бывало, продолжают жевать.
Пытка какая-то! Заставила себя выйти в коридор.
Долго стояла в узком коридоре. Смотрела в окно. Пару раз умывалась, чтобы охладить пылающее лицо. Даже полотенце намочила и увлажняла ладони. Да почему же, почему такая неловкость, что не могу себя заставить войти в купе?

Пересилила себя. Зашла. Мои попутчики, плотно поев, лежали на своих полках, вели светский разговор. О тореадорах и их любовницах. Об известных актерах и их поклонницах.
Тот, что умолотил остатки моего хлеба, игриво сказал: «Видели, видели, как подполковник за вами увивался! Наше общество предпочли солдафону!»
Я не была расположена шутить. Сделала вид, что не расслышала сказанное. Молча повесила влажное полотенце и улеглась лицом к стенке. Успела подумать, с чего они взяли, что тот человек – подполковник. Мужчина был в спортивном костюме. Проходил мимо, заметил, что едва не плачу. О чем-то заговорил. И все!

Незаметно одолел сон.  Проснулась снова от запаха еды. Но теперь я не ушла из купе. Чтобы не глотать голодные слюни, как ни в чем не бывало, попивала принесенный проводником чаек, уткнувшись в книгу.

А попутчики были сосредоточены на приеме пищи. Дама догрызала печенье, мужчины ели каждый свое: паштет и отщипываемую колбасу. Оба теперь уже без хлеба. Все трое, как нашкодившие коты, старались не встречаться со мной взглядом. Правда, и между собой уже не общались. Каждый сам по себе!

И тут мне пришла в голову дерзкая мысль. Я совсем упустила из виду,  что везу на гостинец великолепную мадьярскую колбасу и головку вкусного сыра! Сходила к проводнику, попросила нож и отрезала от НЗ несколько тоненьких кусочков. Попутчики оживились взглядами, заерзали. Было видно, что откровенно ждут угощения. Я стала отправлять в рот кусочек за кусочком, неспешно запивая сладким чаем.

Попутчики следили за каждым движением, судорожно сглатывая предательскую слюну. Видя, что я почему-то не кормлю их на этот раз, напомнили о себе: «Как колбаска называется?»  Я пожала плечами: «Не знаю, муж все купил: и в дорогу, и на гостинец».
Сказать честно, не лезла мне в горло еда. Но и кормить жадин, что готовы были лопать на дармовщинку, но не удосужились угостить, отлично понимая, что помогли мне уничтожить весь мой дорожный запас еды, мне вовсе не хотелось.

Родных в Москве я угостила надрезанными колбасой и сыром. И «палинкой», конечно. Они ни о чем не спрашивали. А я ничего не объясняла.

До сих пор не могу понять, почему бывает так мучительно стыдно за других. Почему?