Жара 2010

 Лето сильно разгулялось с начала Июля, солнце жарило землю нещадно.  Выгорела местами трава, парил асфальт, а раскаленные крыши домов как будто гудели или шипели, словно шептались о чем-то с безоблачным, ясным небом и беспощадным палящим солнцем. Гости города с красными, обжаренными лицами метались по Петербургу в поисках прохлады и тени, их беспомощно мотало по центру между музеями, вероятно, они находили слабую отдушину в прогулке на катерах по рекам и каналам, и потому все прогулочные катера и баркасы были до отказа забиты людьми.
Мои места, где я привычно  проводил быт казались  невыносимо жаркими, воздуха практически не чувствовалось во вздохе, духота и жар обуревали пространство всюду: и  дома, и на улице, в скверах, в парках, в магазинах, поликлиниках.
Под  домами кропили асфальт работая на пределе возможностей кондиционеры, и я  еле передвигаясь по темной стороне улицы жадно ловил всем телом этот конденсат, который испарялся прямо на глазах.  Дикая сауна прогнала почти всех людей с улиц города, и я не то шел, не то еле плелся практически один, оставляя в размягчившемся асфальте следы своих каблуков. Листва на немногочисленных деревьях совершено стихла и сникла, - ни ветриночки! Кусты вдоль тротуаров города  обвялились  и пожелтели, больше походя на банные веники торчащие из земли.
Казалось, что нет оазиса нигде, и я инстинктивно его искал у воды, проделывая километры по набережным города.  Наконец, дойдя до Биржевого моста, я спустился по гранитным ступеням к самой воде, здесь пересекались малая и большая Нева, образовывая  огромное водное пространство похожее на шикарное озеро.  По реке шла рябь, переходя в небольшие волны, и только там удалось перевести дух и вздохнуть полной грудью.  Течение было сильным, и вплавь бороться с ним было тяжело,  поэтому я нырял вначале парапета, и отнесенный течением вылезал в конце, затем снова бежал в начало и опять нырял.  Так проделал много раз, пока не пришел какой-то сморщенный дед рыбак, нарушив мое одиночество и водный моцион.
- Купаешься сынок? – спросил он хриплым, дрожащим голосом, и не дожидаясь моего ответа, продолжил:
- Очень сильная жара, несколько дней назад у нас сломался вентилятор и моя бабка занедужила. Я накрывал ее мокрыми простынями, постоянно и днем и ночью обмахивал ее газетами, но она все равно задыхалась и вот сегодня ночью не выдержала. Забрали ее  утром. Один теперь я совсем.
Дед пустил слезу, и словно бы уже не замечая меня, размотал удочку и закинул поплавок в воду…
  На другом берегу виднелась Петропавловская крепость, я знаю что там пляж, но на открытом солнце находиться в тот момент было невозможно. Тень моста и ветер от речных течений, волны
и прохлада - вот единственная радость и спасение, других забот и эмоций просто не могло возникнуть в голове, ведь город выгорал, и люди гибли уже буквально.
Я сел рядом с одиноким стариком, и мы молча смотрели на поплавок, а воздух над мостом начинал парить искажая окружающее пространство.
Голуби падали с неба в воду и как утки учились неуклюже плавать, убитые смогом и жарой. Москвички с прилипшими к фигурным телам сарафанами, обожженными лицами и лающим кашлем от сташного Московского смога, пили невскую воду на четвереньках и стонали... Мысленно, ну чисто по привычке, я задирал подолы этих сарафанов, а там красная, обожженная, восполенная, сухая кожа. Ни о какой репродуктивной деятельности речи идти не могло: все только мучения, стенания, вздохи, пот ручьями и острый, болезненно неприятный запах печеной, сопревшей человеческой кожи.
  - Да уж, - вдруг заговорил дед, глядя на мою пассивновность, - Такой кризис жары настал, что люди даже у воды перестали размножаться, все только мрут да дохнут. Город скоро опустеет.