Вилка

В самом высоком доме на свете жил один папа со своей дочкой. А на улице внизу, куда ни глянь, бродили мальчики. Мальчики были странные. Хамоватые, со слабенькими мальчиковыми душами и совершенно безответственные. Дочка росла, росла и однажды мальчики начали фантазировать насчет папиной дочки. И тогда у папы тоже появились фантазии. На счет мальчиков. Но не такие, как у них по поводу его дочки. Он мечтал оградить свою дочку от хамоватых мальчиков, чтобы не фантазировать об искоренении всех мальчиков на свете. Потому что это был бред. А бредить он не любил. Он любил свою дочку.

Так вот. Дочка росла и папа уже не мог ждать, когда странные мальчики примутся за исполнение своих безответственных фантазий. Он выходил по ночам из дома и собирал мальчиков в пластиковый мусорный контейнер. Всех, по какой-либо причине шатающихся по ночному городу. В контейнере он просверливал дырочку, чтобы мальчики могли дышать, клал им баночку майонеза, одну вилку и один банан. Потом он говорил им хорошее слово. Одно. Но обычно мальчики не отвечали, начиная драться из-за маленькой баночки и тогда папа откатывал контейнер к океану и сбрасывал его с обрыва. И контейнер уплывал. А следующей ночью папа снова выходил на улицу, толкая перед собой мусорный контейнер, в котором шевелились ноющие и матерящие его мальчики.

Так продолжалось до тех пор, пока корабли в океане не начали тонуть, сталкиваясь с островами из мусорных контейнеров. А самолёты падали в воду, пролетая над архипелагами баночек из-под майонеза, ослепленные блеском вылизанного стекла и погружаясь в солёные фантазии повзрослевших мальчиков. А еще на этих островах и архипелагах образовались племена мужских особей с голодными глазами, ласково смотрящих друг на друга и сердито на пролетающие самолёты. Фотографии аэрофотосъемки показывали, что в каждом маленьком племени зачем-то была одна большая вилка и самые злые тыкали ею в других соплеменников. А на шее вождей почему-то болтался сушеный банан. На него молились и называли "О, Могучий Врот".

И тогда папа сказал себе - хватит! Дочка росла, мальчиков почти не осталось, мировая логистика страдала, а экономия падала. Развивался только майонезный и банановый бизнес и продажа туристических туров на мальчиковые острова. Весь мир пришел в упадок. Папа решил, что пора оставить мальчиков в покое. Он пришел к своей дочке и рассказал ей о том, чем занимался последние несколько лет, пока дочка росла. И услышал от неё вот такие слова:

- Папочка, я тебя люблю. Но ты поступал жестоко с мальчиками. Ты давал им майонез, банан и одну вилку на всех. Ты закрывал их всех в одном мусорном контейнере, в котором они неизвестно чем занимались. Так больше делать нельзя. На свете уже почти не осталось ни одного нормального мальчика. Как теперь быть мне и другим девочкам, которые хотят нормальных мальчиков, а не этих майонезных лизунчиков с каких-то там мусорных островов. И вообще - зачем ты давал им с собой вилку?!

И папа ответил ей:
- Дочка, я тебя очень люблю. Я очень хотел, чтобы с тобой рядом не ошивались эти пустые тазики с мужскими именами. Громко гремящие, но пустые. Я хотел, чтобы среди кучи тусклого металла нашелся хотя бы один, который был бы достоин тебя. Моей дочки. Я надеялся, что заточение в мусорном контейнере сделает хотя бы одного из них лучше и сильнее. Поэтому в каждый контейнер я клал одну вилку. На каждой вилке я нацарапал слова: "Перестань макать свой банан в чужой майонез, придурок! Будь Мужчиной! Где-то за твоей фантазией тебя ждет нормальная еда. И нормальная Принцесса." Но, видимо, глупость современных мальчиков настолько алюминиевая, а испорченность настолько запущенная, что ни один из них до сегодняшнего дня не пригремел сюда. Вместо одного настоящего Мужчины мы получили орду крикунов и обманщиков. Таким образом я добился лишь того, что разделил мир на мальчиков, которые макают бананы в майонез и на тех, кто тыкает вилкой в души.

Папина дочка села на пол и заплакала.

И в этот самый момент из-за окна раздался визгливый скрип. Дочка и её папа оглянулись и увидели за стеклом изможденного юношу с всклокоченными волосами. Он старательно царапал по стеклу вилкой и пытался рассмотреть то, что происходило в комнате. Дочка закричала:
- Папа! Мы на триста двадцатом этаже! Что он там делает?!

Папа втащил царапающего юношу в комнату и заботливо прислонил его к холодной батарее.
- Ты кто? - строго спросил папа.
- Я - Мужчина, - уверено ответил юноша.
- Зачем ты забрался на триста двадцатый этаж?! - настойчиво спросила дочка, стирая с его щеки куски штукатурки.
- Я выбрал самый высокий дом на свете, чтобы посмотреть с него на мир и найти хотя бы одну приличную девушку. Когда я поднимался по стенам, я заглядывал в окна, надеясь увидеть хоть что-нибудь действительно настоящее. Не набитую дуру с надутыми губами. И не гламурную куклу, думающую, что "борщ" - это болезнь, и обещающую любовь до гроба, забыв, где она его поставила. А еще я очень хочу есть. Последний раз я ел триста двадцать этажей назад. Одно яблоко и пожелание удачи. Себе самому. Я осмотрел уже все этажи этого мира. Ваш этаж последний.

Дочка взяла из рук юноши вилку, покрутила её в руках и протянула папе. На вилке не было написано ничего. Это была самая обыкновенная вилка. Со стертыми зубьями и погнутой ручкой.

А на стене самого высокого дома в мире, от самого первого этажа до самого последнего, искрились в лучах заходящего Солнца какие-то письмена. Из которых сейчас можно было прочитать только последние три слова под последним окном:

"Я.. остаюсь.. здесь."


GC