Зима не сдаётся

Меня посещают не часто,
читают так редко меня.
Я каждому гостюшку счастлив,
беседую, сбруей звеня, –
увешан регалями чести
на поле баталий степных,
и в узком кругу неизвестен,
и в обществах странно иных
не пользуюсь малым успехом.
Живу в одиночестве дней,
конца я не вижу огрехам...
...давай, наливай пополней.
Не буду я пить за свободу.
За счастье нам выпить не грех.
Иду я, не ведая броду,
развенчан давно под орех,
что выкрашен терпким закатом
загнивший с дождями забор.
Представлен опять виноватым
с недавних безнравственных пор
приходят печали, тревоги,
гоню... не уходят они.
Высокие, видно, пороги,
короткие, видимо, дни
закончились в тихом болоте,
где нет до весны тишины.
Повалены снова заплоты.
Свалился портрет со стены.
Запели глиссадные стрелки.
Стрелки промахнутся, едва ль.
Летают стальные тарелки.
Виною – с морозом февраль.
Зима не сдаётся, однако,
не хочет встречаться с весной.
И всё понимает двояко
сидящий за толстой стеной.
Я с ним говорить не желаю.
Он знает, наверно, о том.
Излишне пред вами болтаю,
пора мне в родительский дом
проехать дорогою бегства.
Вернуться, конечно, пора
в моё босоногое детство,
горит где печали заря.
Успеть на неё заглядеться,
припомнив закатную ложь,
назад возвратиться из детства,
а то начинается дождь
с туманом далёкой печали,
в которой живу до сих пор.
Мои опустели причалы,
и чёрным стал ленточный бор.