Возвращение

Раннее утро. Тишина. Туманная дымка стелется по земле. В эти минуты кажется, что войны нет, что она привиделась в страшном сне, но это впечатление обманчиво. Враги где-то рядом.
Первые лучи солнца вырвались из-за горизонта, освещая обширные поля подсолнечника, по которым пробирались Фаттах Гайнутдинов и Илья Харченко. Несколько дней они шли к своим по территории, занятой немецкими войсками.
 - Давай, передохнём, а то у меня ноги опухли, - попросил Илья.
 - Остановимся, - согласился Фаттах.
Солдаты сели на землю, говорить не было сил. Каждый задумался о своём сокровенном.
Фаттах закрыл глаза и увидел родную деревню Ивашкину, окружённую светлыми берёзовыми перелесками и пшеничными полями… Летний зной стоит над Ивашкиной, а он идёт по грунтовой дороге с покоса домой, и стайки певчих птиц носятся над ним.
«А хорошо бы сейчас порыбачить на озере», - думает Фаттах. И вот словно по мановению волшебной палочки перед ним разворачивается васильковая гладь озера, и он не крепкий, атлетически сложенный юноша, возвращающийся с покоса, а озорной мальчишка – первый на деревне рыболов. Юркие гальяны играют в тёплой воде. «Значит, будем с обедом», - думает смышлёный паренёк.
Но вот озеро тускнеет, застилается сизой мглой, и Фаттах видит себя в Славуте, в своей казарме. Боец заступил дежурить по школе младших командиров, на 22 июня намечены гарнизонные соревнования. Серебряный месяц заглядывает в большие окна двухэтажной казармы, и, кажется, разглядывает спящих солдат. Столько дум и мыслей рождается в этой призрачной тишине. Вспоминаются глаза любимой девушки, зелёные, чистые, наполненные светом и любовью.
Кто мог предположить, что это была последняя мирная ночь. В четыре часа утра школа младших командиров поднялась по боевой тревоге. Когда связисты прибыли в прифронтовую зону, 14 кавалерийская дивизия имени Александра Пархоменко, 3 кавалерийская дивизия имени Георгия Котовского и 32 кавалерийская дивизия уже вели ожесточённые бои на подступах к Кременцу Тернопольской области. В течение десяти суток корпус держал оборону. Дорогой ценой заплатили воины за беспримерную храбрость: из пяти тысяч личного состава в живых осталось 25 человек. Все они, молодые офицеры и солдаты, встретились с войной, смертью и великой кровью в первый раз.
Фаттах стиснул зубы так сильно, что послышался хруст. Воспоминания о войне всю оставшуюся жизнь будут преследовать его, как запах дыма и крови. Илья внимательно посмотрел на товарища, и, поняв, о чём он думает, бережно похлопал его по плечу.
 - Ну что, двинемся? - спросил он.
 - Двинулись, - эхом откликнулся Гайнутдинов, вырвавшись из плена дум.
И снова они шли по полям подсолнечника, преодолевая сопротивление высоких жёстких стеблей. Через некоторое время показалась деревенька. Вон там виднеются белые избы, стоит старый колодец, а возле него ходят куры, высматривая себе пропитание.
 - Вот что, Ильюша, - шепнул Фаттах, останавливая своего сослуживца, – ты побудь-ка здесь, осмотрись внимательно, а я пойду вперёд: может быть, чего-нибудь съестного раздобуду.
 - И я с тобой, товарищ командир, - настойчиво попросил Илья, но Гайнутдинов остался непреклонным.
 - Выполняй приказ, солдат, - отчеканил он, и направился к крайней хате.
Место здесь нехорошее, западная Украина, еще чего доброго вилами в бок могут ткнуть. А вообще Илья парень смелый, с таким можно в разведку идти.
Тихо. Отворив дверь, боец проник в дом. Побродив по горнице, он обернулся к окну и увидел немца, который стоял во дворе с автоматом наизготовку и смотрел на солдата. Гайнутдинову показалось, будто кто-то положил на сердце кусок льда. Лёд таял и стекал холодным потом по спине. Прошла минута, но немец не выстрелил. Почему?! Наверное, он принял Фаттаха за мирного жителя, или зрение изменило ему. В этот момент дверь отворилась, и в проёме показалась женщина. Хозяйка испуганно уставилась на незнакомца.
 - Кто вы сами будете? – робко спросила она, стоя, как каменный столб, возле выхода.
 - Мы идём к своим, - ответил солдат, - мне бы, мать, кусок хлеба, если у тебя есть.
 - Вы, голубчик, схоронитесь пока, а я вам харчей приготовлю, – проговорила скороговоркой женщина.
Гайнутдинов шёл и думал: «Выдаст или нет? Как опрометчиво я ей доверился. А если она приведёт за собой патруль? Эх, неосмотрительно я поступил, необдуманно».
 - Держи ухо востро, Илья, - шепнул он другу, добравшись до поля с подсолнухами, - если что, будем уходить.
Минуты текли мучительно долго, сердце, как барабанщик на казни, отбивало чёткую дробь. Гайнутдинов вспомнил, как совсем недавно он и Харченко сидели в засаде. Командование приказало установить связь в городе Кременец. Солдатам дали катушку с телефонным кабелем, четыре гранаты и отправили на боевой пост. Вскоре связисты поняли, что фашисты ворвались в город, и части нашей армии отступили, оставив их в тылу врага. Где-то далеко, за пределами видимости, грохотали пушки, в перерывах между залпами слышалась отрывистая немецкая речь. Не оставалось сомнения: неприятель взял город.
 - Что будем делать? - спросил Илья.
 - В виду сложившейся обстановки необходимо покинуть боевой пост и идти следом за частями нашей армии до воссоединения с ними, - приказал Гайнутдинов, и связисты, волоча за собой тяжёлую катушку, стали осторожно отступать к лесу, над которым собиралась гроза…
Минуты текли долго. Вот Илья и Фаттах увидели женщину, которая, озираясь по сторонам, вышла за деревню и направилась к ним. В руках она несла узелок с продуктами.
 - Хлопцы, хлопцы, где вы, - тихо позвала она.
 - Мы здесь, мать, - ответили бойцы.
Пока они ели хлеб и яйца, запивая снедь сытным козьим молоком, женщина внимательно разглядывала их молодые, перемазанные грязью лица. В уголках её глаз блестели слезы.
 - А мой муж тоже воевал за советы, - тихо промолвила хуторянка, теребя платочек, -  его убили, я осталась вдовой, а вы такие молодые - под снаряды, под пули… как агнцы на заклание.
Она ещё что-то говорила, утирая слёзы, но солдаты не слышали её, поскольку очень уж увлеклись едой.
 - Прощай, мать, - просто сказал Илья, когда хлопцы насытились, - нам пора идти.
И в этих словах почувствовалась непередаваемая сыновья благодарность.
 - Христос с вами, - прошептала женщина.
 - Да, что ты, мать, мы неверующие, - улыбнулся Фаттах.
 - Христос с вами, - повторила она с тоской и, вспомнив, крикнула вслед, - ваши здесь ночью были и пошли дальше.
Они поспешали, почти бежали. Вот засеребрилась, поблескивая широкой гладью, лента реки. На берегу сидел человек и удил рыбу. Пара лещей лежала в его плетёной корзине.
 - Друг, перевези нас на тот берег, - попросил Фаттах.
 - Чего ж не перевезти, я всех перевожу, - ответил бородатый рыбак, лукаво подмигнув, и усадил товарищей в лодку.
Возле города Бердичева бойцы приблизились к дороге. Илья заметил столб пыли вдалеке: по грунтовке ехали наши ЗИСы-5. Гайнутдинов подобрался поближе и разглядел на лобовом стекле первого в колонне автомобиля нарисованную конскую голову. В горле застрял комок. Это был знак родного корпуса. Он вышел на дорогу, обуреваемый сильными чувствами, которые может испытывать лишь человек, побывавший на чужбине, в плену или в тылу врага.
 - Свои, ребята, свои… – всё повторял солдат и не мог успокоиться.
Машина остановилась. Начальник продовольственного снабжения дивизиона, старший лейтенант Лысо-Кобылко удивлённо поднял бровь и крикнул:
 - Тю, и что это за бродяги стоят?
 - Кажись, наши, - обратился к нему шофёр Костенко.
 - Вижу, что не чужие, а то бы застрелил. Вот, что, братцы, живо залезайте в машину.
Так Фаттах Гайнутдинов и Илья Харченко воссоединились с родной воинской частью. Позади остались разбитая Славута, опустошённый Кременец, часы страха в осаждённом городе, километры пути по золотистым полям подсолнечника. Но это лишь начало. Впереди – переправа через Дон по ломкому льду под вражеской бомбёжкой, гибель многих сослуживцев и незабываемый, светлый день Победы. А пока оставим друзей, ведь им надо набраться сил, чтобы вступить в решающий бой ради мира на Земле.