Пять минут октября

  У меня промокли ботинки. Кладбище навевало уныние и вызывало стойкое желание поскорее освободиться от выполнения этой скучной формальности. Сегодня я присутствовал на похоронах двух почти чужих мне людей. Отца и матери.
  День был таким, каким, верно, и подобает быть дню похорон: мрачно - торжественным, холодным и сырым. Эта сырость чувствовалась везде: в воздухе, на земле, в салоне автомобиля по дороге сюда. При ходьбе она становилась тяжёлой дыхательной смесью. Было позднее утро конца октября. Жёлто - бурые листья покрывали размокшую глину, почти голые мокрые стволы деревьев караулом торчали вокруг с видом притворного сочувствия важной челяди...
  Они погибли два дня назад. В автокатастрофе. Автомобиль не подлежал восстановлению.
  Любил ли я их? Да. Уважал? Вряд ли.
  Кем были для меня родители с тех пор, как я помню себя... Напрасно взрослые недооценивают своих детей. Цепкое восприятие и любопытство отчасти компенсируют недостаток опыта, необходимого для понимания, но законсервированные в виде ярчайших впечатлений и почти фотографических картин, до поры до времени перекладываются они на полочках детской психики по мере взросления, с них сдувают пыль и снова укладывают, лишь взглянув на мнгновение... Экспонатов таких обычно не много, но они самые честные, самые достоверные, искренние...
  Вот и сейчас не стану я разбирать эти свёртки, где со всей детской непосредственностью и выразительностью тот ребёнок отчаянно жаждал душевной близости и признания, взывал, бился и скрёбся о стену отчуждения, звал родителей, веря, что им не всё равно, зная, что они рядом... И не дождался.
  Но это тайна. Мрачная, страшная и никому не нужная ,  вместе с этими красными ящиками погружалась она всё ниже и погребалась - лопата за лопатой - лениво бранящимися рабочими под усиливавшимся дождём в мёртвую землю своего последнего пристанища...
  -Шеф, согреться бы..., - небритый рабочий, дымя окурком, протянул грязную руку. Получив подачку, они с прятелем оставили меня. Уже не хотелось ни уходить, ни оставаться, и я продолжал мокнуть в каком - то брезгливом оцепенении...