Разговоры на детской площадке

 Лето. Плавится город. Плавятся дети. Мамаши прячут в тени сытых кричащих младенцев.
- Александр не позволяет мне надевать на него шорты. Не знаю, что делать. Жара, а гуляем в брюках.
Александру два года. Он писает в штаны и… И указывает матери, что ему одевать.
Легко иронизировать над желанием Валери Саланаc истребить мужчин, но, к сожалению, противоположный пол так часто рождает ненависть у женщин.
Отчего эта мать зовет ребенка полным именем? Почему двухлетнюю Дашу не называют Дарья? Для матери рождение ребенка – это не просто жизненный этап, но и возможность продолжить себя в существовании другого. Когда рождается мальчик, все просто. Неполноценность матери компенсируется в сыне. То, чего она не могла иметь изначально, что было недоступно ей, как женщине, обретает значимость в потенции ее ребенка, именно сына, достичь результата. Хуже, когда рождается девочка.
Сейчас как-то не принято говорить о той трагедии, которую так часто (и в развитых обществах) представляет собой жизнь дочери. Если рождение сына для матери – это возможность по-настоящему реализовать себя в другом, то рождение дочери – это проигрыш. Этот ребенок изначально обречен на женское и, соответственно, на неполноценность в жизни и в мире. Это не означает, что мать не будет стараться «выиграть» за счет дочери. В фильме Лукино Висконти «Самая красивая» показан прекрасный пример матери, пытающейся воплотить свою звездную мечту в дочери. Маленькую девочку спасает лишь то, что из-за сковавшего ее страха, она провалилась на пробах, став посмешищем для окружающих и тем самым уже в раннем возрасте разбив в дребезги проект матери. И девочке здесь пришлось заплатить немалую цену. 
Основная трагедия в том, что мать, которая так чутко понимает свою ограниченность, в итоге сама воспроизводит губительный сценарий для детей.
- Какая девочка! Как она играет в куклы! А наш Ваня только в машинки.
- Дети играют в то, что им дают.
А дают ли Ване куклы? Нет. Ни одной. Мы стремимся объяснить мужчинам, что неплохо было бы иногда хотя бы поиграть с детьми, но сыновья отлучены от столь необходимого этапа игры в заботливого родителя. Сама мать обрубает эту потребность в уходе за ребенком у двухгодовалого мужчины.
Таких  примеров миллион, и именно они, на мой взгляд, ярко демонстрируют всю утопичность попыток освободить женщину, выводя мужчину за скобки. Нет женского движения. Есть общая потребность человечества (и мужчин и женщин) в освобождении. Да, женщина угнетена сильнее. Но счастлив ли в этом мужчина? Его тоже ограничивают. Ему так же навязывают. А в итоге он вынужден жить с домашним животным, озверевшим от постоянной работы, от стирки, готовки, уборки, уборки, уборки…. Он должен любить это. Ведь эта женщина в выцветшей майке, прикладывающая орущее тело к мощной груди и одновременно отчитывающая старшего сына, - это жена, избранница, любовница, любимая.
Подобные отношения отнимают у женщины больше, чем у мужчины, но в итоге формируют ад для пары, а также для их детей.   
Мать и дочь.
- Ты пукнула?
- Нет. Не пукала.
- Нет, пукнула. Принцессы не пукают.
- Не пукала я.
- Принцессы не пукают.
Да, легко возвеличивать в поэмах, но можно ли любить существо, сотканное из цветной бумаги, которое даже не может как следует пукнуть? Выбирай, девочка: либо ты человек (какаешь, писаешь, пукаешь, играешь, пачкаешься, любопытствуешь, живешь), либо принцесса (и это все).
- Какой мальчуган. Тебе нравится этот танк? Давай, помогу.
- Это девочка.
- Тогда не стоит ее сюда пускать. Она может пораниться, да и грязно тут.
Жертвы изнасилований (здесь я говорю только о женщинах) часто признавались, что во время нападения их сковывал ужас, настолько сильный, что они не могли не пошевелиться, ни даже закричать. А как же иначе? Девочки не имеют права лазить, карабкаться, пачкаться, драться, орать, гоняться, рвать джинсы и ковыряться в технике. Как же им понять, что они тоже могут? Уже в самом раннем возрасте у ребенка формируется понимание своих потребностей (чаще потребностей родителей, навязанных ему) и способов достижения цели. И если маленький мальчик может позволить себе свободу и агрессию, то женщина необходимо должна добиваться своего лаской, а иногда и просто самоустраняться из конфликтов, заранее обрекая себя на неудачу. Ее агрессия уже под запретом, так как же ей отнять у мальчика машинку и в итоге спустя годы сказать шефу: «Нет. Я не хочу с тобой трахаться»? 
В итоге даже получая некоторый доступ к свободе, женщина оказывается неготовой взять на себя ответственность. Норберт Эллиас в «Цивилизации нравов» писал о том, что отстаивая собственную свободу во внешнем окружении, мы расплачиваемся возрастанием внутреннего напряжения. Например, женщине удобнее оказывается согласиться с партнером, которого навязывает ей чрезмерно активная мать, чем самостоятельно совершить свой выбор, возлагая при этом вину за возможный провал (уже  в красках этой мамочкой обрисованный) только на себя. Да, здесь игрок (мать) нечист на руку. Ведь подлинная свобода подразумевает и свободу ошибаться. Но именно этого-то неполноценная мать и не может позволить своей дочери.
Виновата ли женщина? Виновата ли мать?
Сегодня женщина вынуждена выбирать между тем, чтобы быть матерью, женой, работницей. Хватит ли у нее сил на то, чтобы стать всем вместе? Так часто живому человеку просто не под силу концентрировать свое внимание на протяжении 16 часов и быть успешной везде, когда хочется просто отдохнуть. Так часто женщине сложно оставаться сексуально привлекательной после стирки, глажки, готовки, а потом ее еще и младенец описал. Да, работа матери – это и работа с нечистотами в том числе. Флобер в «Мадам Бовари» уделяет совсем немного места Берте, дочери главной героини. Там есть один запоминающийся момент, в котором малышка в вязанных башмачках ковыляла, пытаясь приблизиться к матери и схватиться за краешек ее платья. «Отстань от меня!» - произнесла Эмма, отстраняя ребенка. Девочка сделала еще одну попытку, подняв на мать огромные глаза, она оперлась о ее колени. С губ малышки на платье матери спустилась тонкая ниточка слюны. Этого оказывается достаточно, чтобы великая любовница толкнула ребенка, и та ударилась о ножку комода. Потекла кровь.
Да, дети какают, писают, срыгивают, размазывают еду, из их чудных ротиков течет слюна. Это отталкивает. Объективно возиться в какашках неприятно. Только любовь, осознание того, что ты делаешь что-то важное, необходимое, что ты любима и в этом тоже, помогают матери и ребенку достойно пережить этот сложный этап. Именно поэтому необходимо понимание отца, его помощь, а также ощущение общественной значимости происходящего. В семье мать зачастую оказывается наедине со своим горем и проблемами, в кругу озлобленных родственников, которые «сами смогли, и она сможет».
Бабушка с мальчуганом на детской площадке. Маленький монстр, откормленный и неуправляемый мечется в кругу детей. Внучек сильно наваливается на мою дочь. Пока я поднимаю дочь на руки, чтобы ее не затоптали, бабушка смотрит на меня с грозной уверенностью. Еле заметно, не до конца достает из  кармана ветку крапивы:
- У меня всегда с собой. Это няни не могут ударить, а бабушки для того и нужны. Разбаловала его мать.
 Коллонтай писала, что если труд рабочего требует необходимой подготовки, то тем более мать, та, которая работает с человеческими душами, необходимо должна учиться и знать многое, для того, чтобы хорошо выполнить свою работу. Минуло почти 100 лет, но кругооборот зверств не иссяк. Нас били, мы бьем, наши дети будут бить. В отношениях матери и ребенка воссоздается маленький проект, который станет частью этого общества, его будущего. И что же это за проект? Это проект ненависти, где нежеланные, нелюбимые (ибо появились у нелюбимых), лишенные какой-либо свободы выбора и действий растут те, кто в итоге будут создавать будущее. Усталые серые родители после работы покупают им игрушки – тариф за возможность не общаться. Их сажают перед телевизором, где дети впитывают цветную жвачку, от которой мозги делаются вялыми и рыхлыми. И они живут сегодня, и в этом понятии «жить сегодня» заключено многое.
Безвыходный круг?
Нет. Мы знаем, что разные общественные формации создают разные типы семьи. Там, где мать может реализовать свою сексуальность, не отрекаясь от  материнства, где можно стать успешной в работе и общественной жизни, детям уделяют внимание, их реже бьют и наказывают, их чаще ласкают и слушают, с ними просто иногда играют. И это уже многое.
Рабы могут воспитывать только рабов.  Женщина не может любить по принуждению, по щелчку превращаться из Золушки в Принцессу, а потом еще и в тыкву. Женщине необходима свобода любить. В том числе и свобода социальная (нервы, проблемы на работе, сокращение зарплаты, вечная нехватка денег, необходимость как-то вертеться во всем этом не сделают из нее любящей матери). Пока женщина - раба, этот круг возвеличивания сыновей и спресовывания, сдавливания дочерей будет вертеться.
Свою психоаналитическую работу «Дочки-матери. Третий лишний?»  К. Эльячефф и Н. Эйниш заканчивают пассажем о «провале феминизма». В подтверждение своего тезиса, они пишут, что, когда женщина столкнется «с необходимостью выбирать между «подавляющим влиянием патриархальных представлений» и «взаимопожиранием матриархальных отношений», еще неизвестно, что окажется хуже». Авторы только не учитывают, что обе эти стороны принадлежат в итоге единой медали нашего социума. Да, сегодня внешний гнет патриархата формирует мать-деспота и домашнего тирана для единственного подчиненного, которого она может найти, для ребенка. В то время, как ее жизнью командует муж, начальник, правительство, она способна реализовать свои деструктивные порывы только в беззащитном ребенке. Но это не выбор между матриархатом и патриархатом. Это выбор за общество гнета или против него. Это выбор новых отношений, где развитие и полноценность матери станет залогом реализации ее детей, или старых, в которых рабы воспроизводят себе подобных. Это выбор между обществом, которое считает материнство своим важнейшим компонентом, где существует подготовка матерей, где возможна помощь (в форме адекватных пособий, детских садов, кружков), или тем строем, в котором женщина со своими проблемами оказывается выкинутой на обочину, там и мечется одинокая  в попытке хоть что-то решить. Это выбор между современным бесправием и нищетой, и полноценными отношениями, любовью, возможной только между свободными людьми.
Осень. Аляповатые кучи широких мазков ярких красок – листьев, которые так любят дети. В них с головой зарывается моя дочь, подкидывая их руками, закапывая в них ноги и игрушки, валяясь на спине.
Прохожие. Бабушка и внучка (тянет за руку к листьям).
- Нет. Пойдем дальше, здесь можно испачкаться.