Танец на улице в дождь

Они говорят: им нельзя рисковать,
Потому что у них есть дом, в доме горит свет.
И я не знаю точно, кто из нас прав,
Меня ждет на улице дождь, их ждет дома обед.
        Закрой за мной дверь. Я ухожу.
И если тебе вдруг наскучит твой ласковый свет,
Тебе найдется место у нас, дождя хватит на всех.
Посмотри на часы, посмотри на портрет на стене,
Прислушайся - там, за окном, ты услышишь наш смех.
        Закрой за мной дверь. Я ухожу.
Виктор Цой.



Было раннее весеннее утро. Дождь еле моросил, и даже можно было угадать, что где-то там, выше облачного слоя находится солнце. Оно просвечивало тучи насквозь, и те сияли розовыми боками, как молочные поросята. Деревья тянули к ним ветки с новорожденными листочками. Они напитывались дождем и, чудовищным образом перемешивая красную воду с хлорофиллом, выпускали наружу побеги невиданного доселе бурого цвета. Мягкие, по-младенчески липкие листочки цвета прошлогодней листвы. Вишня цвела ярко-кровавыми разлапистыми гроздьями. Девочка сорвала одно соцветие и шла, принюхиваясь к неожиданно сильному, не смотря на дождь, аромату.
Задрав голову, Девочка посмотрела на уходящую вверх стеклянную стену. Собственно, на вид это была обычная стена обычного офисного здания – зеркальные окна в ржавой решетке стальных рам. Как огромное трюмо, здание отражало город, унылую старую деву в розовой шали утренней мороси. Но Девочку интересовал не зазеркальный пейзаж. Сквозь свои очки для плавания, в которых можно было не щуриться, спасаясь от летящих в глаза капель, она пыталась разглядеть верхушку небоскреба. Но стена уползала в облака, и разобрать где кончается здание, а где начинается небо, не было никакой возможности. Это было ужасно обидно, тем более что Девочка специально пришла сюда рано утром, пока дождь не зарядил в полную силу, и видимость была пока еще приличной. И свои очки для плавания специально для этого нацепила.
В остальном дождь не приносил ей таких уж хлопот. Дети, в отличие от взрослых быстро привыкают к новым обстоятельствам, а когда начался дождь, ей и было-то всего десять.
Девочка посмотрела на бурый  бетонный забор вокруг Стеклянной Башни и вспомнила, как в тот год он был весь скрыт разноцветными лозунгами. Что-то типа «Сдадим последнюю очередь строительства к 150-тилетию Великого Июньского Переворота!»  В школе спорили: успеют - не успеют до праздничной демонстрации.

***
Девочка досадливо пнула ногой в резиновом сапоге бетонную плиту, и, развернувшись, пошагала через бескрайнюю, как пустыня площадь. Возле аллеи она остановилась и снова повернулась лицом к башне. Четыре года назад на этом самом месте стоял, шушукался, хихикал и подпрыгивал от нетерпения её 5-В класс 74-ой средней школы. Сорок мальчиков и девочек, похожих на лимончики в своих желтых парадных комбинезонах. Они и еще несколько тысяч «цитрусовых» детей, зажав в кулаках бумажные букеты, ждали начала праздничной демонстрации. Был последний день комбинезонов,  зорких учительских глаз и хождения строем. А впереди длиннющие каникулы, жаркое городское лето, мороженое, целые бесконечные дни на улице и прозрачные звездные ночи на балконе, и даже, может быть, поездки к далекому и от этого совершенно нереальному морю.
Репродукторы на фонарных столбах посипели, покашляли и заиграли невыносимо бодрые жизнерадостные марши. По Главному проспекту поплыли преображенные до неузнаваемости камуфляжем из размалеванной фанеры и бумажной мишуры грузовики. Толпы народа по обеим сторонам улицы с энтузиазмом трясли плакатами и громогласно подхватывали хрипящие из репродуктора здравицы: «Слава прозорливым Вдохновителям Великого Июньского Переворота! Слава!», «Слава нашему мудрому Руководителю! Слава!», «Слава самоотверженным труженикам дважды Желтознаменной Жестяной шахты номер два!»
«Слава! Слава!» - гремели «самоотверженные труженики», а сами поворачивали головы к дальнему концу проспекта, откуда все явственней доносился звериный рык движущейся танковой колонны. Об этом отклонении от традиционного праздничного сценария уже неделю сообщали в каждом выпуске Городских теленовостей. Все, включая школьников, знали – танки пройдут по проспекту до Стеклянной Башни, обрушат украшенный плакатами забор и салютуют холостым залпом из всех орудий. И заиграет оркестр, и мэр в окружении «первых лиц» перережет ленточку и раздаст её кусочки на память этим самым «первым лицам». И, наконец-то, будет считаться законченным многолетнее грандиозное строительство самого большого во всех южных губерниях здания. На его вершине будет установлена огромная статуя Великого Руководителя, символически надзирающего за своими землями и людьми, а в самой Стеклянной Башне, как пчелы в улье, будут одновременно собираться все городские ячейки.
Словно доисторические железные черепахи танки неторопливо ползли к площади. Дети, вытянув шеи и затаив дыхание, следили за их передвижением. Девочку за то, что она шалила, учительница переставила в третий ряд, и теперь ей почти ничего не было видно из-за спин более высоких одноклассников. Сначала Девочка пыталась подпрыгивать, но учительница зашипела на нее и пригрозила вызвать в школу родителей. Тогда Девочка окончательно расстроилась и стала смотреть вверх, на небо.
А там происходило что-то необычное и поэтому необычайно интересное. Прозрачные перышки облачков, висящие в неоново-синем куполе неба, вдруг как магнитом стало притягивать к блестящему своими зеркальными гранями шпилю Башни. Со всех концов небосклона к нему сползались похожие на овец облака, по дороге сбиваясь в небольшие отары и даже в целые облачные стада. Вскоре верхушку Стеклянной Башни уже невозможно было рассмотреть сквозь плотный щит облаков. Над площадью быстро темнело, но восторженно орущей, машущей цветами и транспарантами толпе было не до загадочных атмосферных явлений. А, между тем, исчезли последние, самые далекие голубые просветы и все небо затянула плотная серая масса.
Девочка заворожено следила за тучами, которые вокруг Башни вдруг стремительно начали менять цвет, наливаясь розовым и постепенно темнея до густо-багрового. Будто листок бумаги, опущенный в кастрюлю с вишневым компотом. Сначала намокает провисшая серединка, и влага постепенно расходится к краям. То же самое происходило сейчас с небом, воспроизводя сцены конца света из какого-нибудь широкоформатного фантастического триллера.
Но Девочка любила фильмы ужасов, и страшно ей не было. И когда на стоящую впереди желтую «цитрусовую» спину упала первая красная капля, она тоже не испугалась. А через минуту красные пятнышки покрывали все, что попадалось на глаза. Разом смолкли вопли толпы, истерически взвыв, заткнулись громкоговорители, стих рев моторов – танки остановились в паре метров от забора. Стало слышно, как дробно барабанят дождевые капли по их броневым панцирям.
В наступившей тишине чей-то визг прозвучал особенно громко и пронзительно. Это вывело всех из минутного оцепенения. Как вражеская газовая атака, к которой в Девочкиной школе готовились на уроках гражданской обороны, удушающая волна паники настигла толпу. Люди беспорядочно заметались по площади, ища укрытия. Кинулись к ближним домам, набиваясь в подъезды. Забирались под скамейки, намереваясь хотя бы там переждать этот ужасный красный ливень.
Только Девочка стояла неподвижно и глядела себе под ноги. Там, вокруг ее дешевых пластиковых сандалий собиралась красная веселая лужа. Девочка присела на корточки, чтобы было лучше видно. Хотя множество голосов с разных сторон вопило: «Кровь! Кровь!», на кровь это похоже не было. Скорее, будто в воде помыли кисточку от красной акварели. Украдкой оглянувшись, вдруг увидит кто-то знакомый и нажалуется маме, Девочка побулькала в луже рукой и облизнула мокрые пальцы. Безвкусно, как самая обыкновенная вода. Это ее даже несколько разочаровало.
Девочка поднялась и осмотрелась. Никого из ее класса в поле зрения, учительница тоже исчезла. Повсюду валялись мокрые бумажные цветы, мятые лозунги и портреты героев Великого Переворота, утонувшие в красных лужах. Несколько человек с перепуганными лицами жались к толстым тополиным стволам. Девочка откинула с лица прилипшие волосы и оглядела свой промокший, уже не парадный, но все еще «цитрусовый» комбинезон, поменявший цвет с лимонного на апельсиновый. Подумав, Девочка решила, что прятаться от дождя уже нет смысла, и, сунув руки в карманы, побрела по середине пустынного проспекта, загребая лужи пластиковыми сандалетами.

***
С тех пор дождь не прекращался. Сначала Девочка считала дни, потом перестала, потому что надоело.
Каникулы были безнадежно испорчены. Выйти из квартиры получалось только по воскресеньям,  с родителями на еженедельные собрания ячейки. Никакого удовольствия эти выходы Девочке не доставляли, потому что нужно было вести себя смирно, смотреть под ноги, салютовать портрету Великого Руководителя и открывать рот лишь для пения гимнов. Или вообще сидеть тихонько в Детском уголке под распятым на стене пыльным Желтым Знаменем и неизменным портретом Великого Руководителя в дошкольном возрасте, с его заплывшими свинячьими глазками и пухлыми щеками.
Все остальное время Девочка торчала у окна и с завистью наблюдала за соседскими детьми в ярких дождевиках, которые свободно носились по двору, рассекали лужи велосипедными колесами и лепили куличи из мокрого песка. А Девочка была заперта на два замка, старенький телевизор ловил всего четыре программы, и книжки были все прочитаны, даже те, которые мать спрятала, потому что не по возрасту. Оставалось только сидеть у окна и наблюдать за переплетениями красных струек на той стороне стекла и за соседскими детьми, которых с каждым днем выходило во двор все меньше.
Наконец, мать то ли сжалилась над Девочкой, то ли ее убедили ежедневные уверения в новостях, что дождь совершенно безопасен. Девочке было разрешено гулять во дворе, но играть там было уже не с кем. Девочка прошлась по подъезду, стуча в дерматиновые двери, и что есть силы нажимая кнопки звонков, но слышала только тишину в пустых квартирах.

Люди спешно покидали заливаемый красным дождем город. Быстрее всего опустели фешенебельные кварталы в центре и район особняков на восточной окраине. Все, у кого было куда уехать, и на что уехать, покидали свои дома и квартиры. Шумный миллионный город в самой середине широкой древней степи стремительно вымирал.
Было так скучно, что Девочка тогда с трудом дождалась окончания каникул. Мать выстирала и отутюжила парадный комбинезон. Отец купил новый школьный рюкзак. К школе все было готово.
1 сентября Девочка торопливо собралась и чуть ли не бегом понеслась в школу. Уже по дороге ее насторожила странная пустынность улиц. Всегда, сколько она помнила, в этот день город казался лимонным из-за обилия детей в парадной форме. И за полквартала до школы был слышен гул школьного улья. А сегодня тишина, и в поле зрения всего два человека: рабочие с Новой Жестяной шахты ждут «развозку». Девочка принялась тыкать кнопки на своих часах, но от волнения постоянно нажимала секундомер вместо календаря. Наконец все получилось, и на дисплее высветились цифры «01:09» - 1 сентября. А вокруг ни одного желтого комбинезона. Девочка почувствовала себя последним оставшимся в городе ребенком. От этого чувства кожу на голове  под волосами стянуло и закололо. Девочке стало так страшно, что она, наплевав на лужи, напрямик через дворы кинулась к школе. «Пусть останется еще хоть кто-нибудь!» - умоляла Девочка, сама не зная кого. «Хоть кто-нибудь! Хоть кто-нибудь!» - стучало в голове на бегу.
- Хоть кто-нибудь!- Девочка с разгону влетела в ворота и облегченно перевела дыхание. - Не одна…
 Посередине огромного школьного двора топталась жалкая кучка «желтых комбинезонов», прячась от дождя под разнокалиберными зонтами. Их было не больше пятидесяти, и они почти потерялись на площадке, рассчитанной на пять тысяч учеников, но они все же были.
Широкая створка школьной двери чуть приоткрылась, и в щель протиснулись две пожилых учительницы. Довольно долго они там ковырялись, а когда отошли, все увидели здоровенный амбарный замок на дверях. Женщины постояли, собираясь с духом, потом одна выдвинулась вперед и срывающимся голосом объявила:
- Дорогие дети! Городской отдел образования расформировал нашу школу. Вы зачислены в бывшую 32-ую школу по Главному проспекту, 15. Если кому-то будет удобнее посещать школу на улице Руководителя Переворота, сообщите администрации, мы передадим ваши документы туда, – она прокашлялась, - а теперь постройтесь парами и пойдем!

К Девочке подошла одноклассница и взяла ее за руку. Раньше они почти не общались. А сейчас их осталось всего двое из класса. Это неожиданно сблизило. Так они стали подругами.
Каждое утро они встречались на углу Пешеходного переулка и проспекта Большой Победы и, взявшись за руки, топали по лужам в школу. Скоро девчонки перестали брать с собой ужасно мешающие зонты, не смотря на ругань родителей. Они любили соревноваться, кто поднимет больше брызг – прыгали с разбега в самую середину глубоких луж. В школу приходили совершенно мокрыми, но кого это смущало? По примеру старшеклассников вместо форменных кепок они начали носить брезентовые шляпы с широкими полями. Это было удобно – вода не текла по шее за шиворот.
После занятий девчонки не спешили домой. Ничего приятного их там не ждало. Нервные родители. Депрессивные новости по телику, который паршиво показывает. Телефон перестал работать. Скука.
Гулять по городу было куда интереснее.  Дождь не мешал их играм. А еще можно было забираться в такие места, где раньше стояли сторожа, а теперь сторожить стало некому. Например, на стройку, или на закрытую спортплощадку, или в старую котельную, или на территорию заброшенной игрушечной фабрики. Да мало ли интересных мест можно найти в большом городе…
Почти незаметно протекла сквозь пальцы осень. По утрам стало холоднее, но не на много. Кроме оголившихся деревьев на приближение зимы ничто не указывало. Как и все дети, подружки ждали Новогодних праздников. А те принесли сплошное разочарование. Новый год в городе не отмечали. Впервые за всю его столетнюю историю. Не было елочных базаров, гирлянд поперек улицы, украшений в витринах. Даже в школе и речи не шло про праздник. Это было ужасно обидно. Ни маскарада, ни подарков. Родители про подарки конечно вспомнили, но не такого сюрприза ждала Девочка. Разве кладут под елку непромокаемый плащ с капюшоном? Впрочем, и елки-то никакой не было… Вдобавок ко всем остальным прелестям жизни телик окончательно перестал показывать.  Антенна ловила сплошные помехи, то ли тучи не пропускали сигнал, то ли еще что, но на Новый год все остались без последнего развлечения. Праздничный ужин изображала жареная курица с картошкой и консервированный салат. Девочка ушла спать пораньше, а с утра побежала к подруге.
Ее родители тоже не блистали оригинальностью – подруга продемонстрировала точно такой же дождевик с капюшоном. Они натянули обновы и улизнули на улицу.

***
После летних каникул учеников в классе уменьшилось вполовину. Все завидовали уехавшим, но только не Девочка. Ей казалось, что в ее жизни сейчас самый лучший период. Раньше мать никуда не пускала ее дальше двора, а сейчас не обращает внимания, когда она приходит поздно вечером. Уже не требует ее обязательного посещения воскресных собраний ячейки. Не ругает и не проверяет дневник. И еще появилась подруга. С ней никогда не скучно и можно поговорить на любую тему, не то что со взрослыми. И Город… Все эти дома и улицы, стремительно сменившие былое разноцветье на оттенки крови и ржавчины, площади, быстро забывшие фальшивое великолепие праздничных парадов, скверики и аллейки, из чахлых степных заморышей разросшиеся в буйные тропические джунгли. Город, так неожиданно превратившийся из места обитания в нечто большее. Что-то непостижимое, живущее своей жизнью, но впустившее в себя Девочку, сделавшее частью себя и ставшее частью ее самой. Главной частью… И это стоило хлещущих в лицо красных струй, постоянно влажной одежды и промокших ног.

Однажды вечером, отец подруги сказал: «Дочка! Может, подаришь своей приятельнице какие-нибудь свои вещи? Мы ведь все равно не сможем увезти все.»
- Вы уезжаете? – спросила Девочка обреченно, так как уже знала ответ.
- Да, – печально кивнула головой подруга.

***
Теперь Девочка всегда была одна.
После занятий она по-прежнему гуляла по городу, но уже в одиночестве. По вечерам она замечала, как же мало осталось людей. Во многих домах горело всего одно - два окна, а большинство зданий стояло пустыми, уныло хлопая на ветру разбухшими перекошенными дверями. С балконов свешивались плети ползучих растений, газоны превращались в тростниковые заросли выше человеческого роста. Лианы оплетали столбы и стены домов, взбирались по проводам и деревьям. Из трещин в асфальте выпирали колючие кустарники. Иногда Девочке приходилось с помощью ножа прорубать себе дорогу. Буйно разросшиеся  живые изгороди превратили улицы и дворы в настоящие катакомбы, где запросто можно было потеряться. Девочка хорошо знала все тропинки в этой чаще, но, не смотря на это, ей нередко становилось не по себе. Постоянно хотелось обернуться и посмотреть, чей это взгляд из-за листвы буравит спину и затылок. Холодный оценивающий взгляд. Съедобно – не съедобно?

***
Вслед за многими, семья Девочки перебралась в большую квартиру в центре. У них снова появились соседи, люди инстинктивно жались поближе друг к другу. И даже собрания ячеек стали проводить не только в воскресенье, а и в будние дни, иногда по пять раз в неделю.

Напротив нового Девочкиного окна стоял памятник Руководителю. Однажды она сидела на подоконнике. Настроение было хуже некуда, она даже поплакала немного.
- Ну что, - мысленно сказала Девочка памятнику, разглядывая его дурацкую шляпу, - не видал еще таких паршивых времен?
- Отчего же? Видал и похуже, – ответил памятник. Хрипловатый приятный голос прозвучал прямо в Девочкиной голове. Каменное лицо оставалось неподвижным, но было совершенно ясно, что говорит именно памятник.
- Ух ты! – восхитилась Девочка. – А что все памятники говорить умеют?
- А что все девчонки говорить умеют? – передразнил ее памятник, но все же ответил, - по крайней мере, те кого я знаю – да.
- А почему тогда люди вас не слышат?
- Потому, что люди не общаются с нами, а мы не общаемся с людьми.
- Но ведь со мной ты заговорил! – не унималась Девочка.
- Во-первых, это ты со мной заговорила. А я просто ответил. Во-вторых, никому не приходит в голову разговаривать с памятником. И тем более услышать, что памятник ему скажет. Люди-то и друг друга не слышат.



Засыпая, Девочка думала о дожде. О его странном цвете. О тучах, которые никогда не расходятся. О Стеклянной Башне, проткнувшей облака.
Потому она часто приходила к подножию Стеклянной Башни и пыталась разглядеть хотя бы отражение солнца в ее зеркальных гранях.


***
Однажды Девочка решила добраться до границы Города. Ее очень интересовало, где кончается линия дождя и можно ли покинуть город не по железной дороге. Потому что этот способ она уже испробовала, и повторять эксперимент желания не было. На всех подходах к «железке» стояли вооруженные патрули. Настроены они были, прямо скажем, очень серьезно. Девочка сама видела, как они расстреляли из автоматов что-то, что зашевелилось за мусорными баками. И только потом подошли посмотреть, что же это. Девочка даже не решилась нос высунуть из подъезда, где пряталась. Вылезла из окна на противоположной стороне дома и убежала.
В пятницу, сразу после занятий Девочка оседлала свой велик и отправилась в путь. Двигалась достаточно быстро, не считая нескольких досадных задержек, когда пришлось искать объезд вокруг затопленных участков. К полудню Девочка была уже далеко от центра. Но неожиданное препятствие в виде Ботанического сада заставило ее повернуть назад.
Весь прилегающий к нему район превратился в настоящие джунгли. Тропическая флора, которую раньше приходилось тщательно оберегать от сухого степного климата, во время дождя пошла в буйный рост. Домов не было видно из-под диковинных пальм, деревьев с крупными глянцевыми листьями, густого частокола бамбуковых стволов. Все это жутковатое природное великолепие было густо опутано разнообразными лианами. Нечего было и думать, чтобы пробиться сквозь плотные заросли. Девочка вынуждена была возвращаться.
Было ужасно жаль потраченного времени. Уже совсем стемнело. Опасаясь заблудиться в незнакомом районе, Девочка решила заночевать в какой-нибудь пустой квартире. В ближайшей высотке светились только два окна на втором этаже. Девочка зашла в подъезд и на цыпочках начала подниматься по лестнице. Вот две жилые квартиры на втором. Третий этаж пропустила, чтобы ненароком не потревожить нижних жильцов. На четвертом все двери выбиты мародерами, та же картина на пятом, и на шестом. Девочка шагала выше. Только на десятом попались запертые квартиры, но из осторожности она поднялась еще на пару этажей.
Квартира очень напоминала бывшее жилище Девочкиной семьи – все очень аккуратно и очень скромно. На кухне обнаружились даже точно такие же банки с чаем и сахаром, красные в горошек. Девочка нагрела воды на спиртовке и соорудила себе ужин. Потом нашла детскую комнату и легла спать прямо в плаще, потому что постель отсырела. Было немного жутковато засыпать совершенно одной в чужом пустом доме, но усталость быстро взяла свое.
Утром Девочку разбудил назойливый ритмичный писк. Испугавшись спросонья, она выхватила нож и села в кровати. И тут же ей стало стыдно за свой страх. На тумбочке надрывался маленький электронный будильник. Девочка представила себе, как уже пару лет в пустой квартире по утрам  раздается его писк, который никого не будит. Ей стало не по себе. Чтобы успокоиться, она встала и подошла к окну. Сквозь розовую утреннюю морось были видны унылые однотипные многоэтажки. Внизу темнела замусоренная всяким барахлом, в нескольких местах провалившаяся крыша детского сада. А вдалеке, за домами, поблескивала вертикальная черточка Стеклянной Башни. Неожиданно эта привычная деталь пейзажа показалась Девочке зловещей.
Девочка пожала плечами и вышла из квартиры.
Дорога лежала мимо Новых Жестяных шахт. Еще совсем недавно они работали, поэтому улицы здесь  были в неплохом состоянии. Велик быстро катил вперед, рассекая неглубокие лужи. Отсутствие препятствий даже как-то настораживало. Огибая длинный девятиэтажный дом, Девочка завернула за угол,… и чуть не упала с велосипеда от неожиданности. Впереди, на сколько можно было видеть сквозь рыжую пелену дождя, лежала плоская бурая равнина. Напрягая глаза, Девочка долго стояла и всматривалась вдаль.

В утреннем мареве было видно, как сливаются на горизонте две багровые равнины – верхняя, облачная и нижняя, земная. Кто-то сшил их между собой медной дождевой проволокой в одно целое и не дает разлепиться.
А дождь все усиливался и собирался в небольшие прозрачные лужи. Немного подумав, Девочка нашла в первой попавшейся квартире швабру. Отломала поперечину и с этим импровизированным посохом зашагала прочь от города.
Идти было приятно. Земля чуть пружинила под ногами. Оглянувшись, Девочка увидела, что дома уже почти не видны за розовой завесой дождя. Это несколько отрезвило. Девочка отстегнула от рюкзака связку неоново-зеленых флажков на высоких проволочных ножках. Их она раздобыла в разоренном мародерами магазине «Охота и рыболовство». Теперь Девочка оставляла за собой метки. Это придало ей уверенности, и она невольно ускорила шаг. Но не на долго. Земля уже не подталкивала вверх при каждом шаге, а словно хватала за ноги. Она с сожалеющим чавканьем отпускала один Девочкин сапог, чтобы тут же мертвой хваткой вцепиться во второй. Лужи увеличились в размерах. Было уже не вполне понятно – то ли это большая лужа, то ли маленькое озеро. Девочка не рисковала идти напрямик, а обходила вокруг или шагала по кочкам. Импровизированный посох оказался просто незаменим. Девочка тыкала им в кочки, пытаясь определить степень их надежности. А временами опиралась на него, пытаясь устоять на танцующей под ногами, похожей на холодец почве.
В какой-то момент, оглядевшись, Девочка поняла, что кругом сплошная вода. Следующая кочка, покрытая жесткой бурой травой так далеко, что даже не допрыгнешь. Девочка потыкала своей палкой вокруг. Не встречая сопротивления, посох легко уходил в вязкую глубину. Как бы ни было обидно, пришла пора возвращаться. Приняв это решение, Девочка неожиданно для себя воспряла духом.
Дорога назад заняла гораздо меньше времени благодаря ориентирам – зеленым флажкам. Они казались Девочке какими-то нереальными среди этого красно-бурого мира, окружившего ее со всех сторон. Пустое пространство давило на нее точно пресс, заставляя сжиматься, сплющиваться до муравьиного размера. Когда впереди сквозь дождь проступили очертания девятиэтажки, Девочка аж вскрикнула от радости и едва сдержалась, чтобы не побежать.

Домой, мокрая и измученная, она добралась только поздно вечером. Ей казалось, что за время ее отсутствия прошла целая жизнь. Почему-то хотелось, чтобы мать со слезами ждала на пороге, а отец обнял и прижал к груди. Но, естественно, на пороге никто не стоял. Когда, отперев дверь своим ключом, Девочка вошла, мать крикнула из комнаты: «Не наследи в коридоре, я только что пол помыла! Если хочешь есть, возьми в холодильнике!» Девочка вздохнула, разулась и прошла в свою комнату.

 ***
- Давным-давно это было, когда мы были совсем еще молоды, - почти пропел памятник, будто рассказывая древнюю легенду. – Мы были молоды и были все на одно лицо, лицо грома. Мы проросли на вершине горы, и кругом высились горы. Но пришли какие-то существа и стали наводить свои порядки. Никого не спросив они дали новое лицо каждому. Но в ту древнюю пору мы были юны и строптивы. Мы не захотели иметь разные лица. Сколько ни старались странные существа, лицо грома все равно проступало сквозь новые обличья.
- А дальше? Что было дальше? – нетерпеливо спросила Девочка.
- Я точно не помню. Сначала ушли эти существа, а потом пришло море. Или сразу пришло море, а потом уже исчезли существа. Уж очень много времени утекло с тех пор.
- Здесь было море? – поразилась Девочка.
- Да. Широкое и спокойное. Остров, на котором мы оказались, медленно превратился в песок и опустился на дно океана. Много тысячелетий мы не чувствовали ветра на своих телах, не видели солнца. Но ушло и море, унесло за собой разноцветные рыбьи тела и ленты водорослей. Мы снова оказались посреди суши. Только уж ни одной горы не было видно. Сколько не смотри, одна голая песчаная равнина. – памятник протяжно вздохнул.
- А что произошло потом? – поторопила Девочка, когда молчание затянулось.
- А потом еще много тысяч лет мы были свободны и одиноки. Мы наблюдали, как постепенно песок зарастает травой и тюльпанами. А потом появились новые существа. Они звались людьми. Люди были дики и несмелы. Они учились говорить, добывать огонь и пищу. Так прошло еще много тысяч лет. В конце концов люди обратили свое внимание и на нас.
- Они стали разговаривать с вами?
- Ну что ты! – памятник даже удивился. – Как и те, ушедшие существа, люди решили дать каждому памятнику свое лицо.
- И вы снова взбунтовались? – у Девочки даже глаза загорелись от любопытства.
- Нет, мы уже и не думали сопротивляться. За прошедшие годы морские воды и степные ветры сгладили лицо грома, и все мы были безлики. Новые образы даже порадовали нас. Мы и между собой в разговорах стали называть друг друга новыми именами.
- Но ведь сейчас…- начала Девочка, но памятник ее перебил.
- Годы шли дальше. И снова ветры обезличили нас. И имена утратили свежесть и стали неинтересны. И люди ушли. И снова, на тысячи лет мы остались одни.
- А как же город?
- Сто лет назад в степи снова появились люди. Они прорыли в земле дыру и стали добывать жестяную руду. Не успели мы опомниться, а люди уже вырастили множество домов и металлический путь – железную дорогу. И опять история повторилась – у нас снова новые имена и новые лица. – Девочке показалось, что памятник даже пожал своими каменными плечами. – Людей становилось все больше, дома росли все выше. Мы уже не можем видеть друг друга. Только слышать. И то не всех, а только тех, кто поблизости. Нам стало трудно общаться: мешает назойливое мушиное жужжание людских мыслей и экраны домов. Вот только совсем недавно стало полегче. И количество людей уменьшилось, и в домах замолкли ваши ужасные телефоны и телевизоры. Ты только не обижайся, но многие памятники с нетерпением ждут, когда время разрушит ваши кирпичные коробки, и  мы сможем, наконец, увидеться.

***
Однажды утром мать задержала Девочку на пороге. Девочка недоуменно посмотрела на нее, но та неловко отвела глаза.
- Знаешь, дорогая, мне надо кое-что тебе сказать.
Девочка насторожилась.
- Мы решили уехать! – торжественно произнесла мать .
Девочка не знала, что ей ответить. В голове все смешалось. Конечно, ей хотелось уехать далеко-далеко, увидеть синее небо, лес, море, другие города. И в тоже время, Девочка знала, что не сможет уехать отсюда. Бросить этот мокрый Город, болтливый памятник, и загадочную, может никому кроме нее и не нужную, Стеклянную Башню. Она проросла в этот Город невидимыми красными, как кровь корнями, и если она покинет его, то кто-то из них погибнет. Или Девочка высохнет вдалеке от него, или Город захлебнется красным дождем без нее.
Ничего не говоря, Девочка прошмыгнула мимо матери в дверь.

На первый урок она опоздала. Сидя на школьной лестнице, Девочка тупо разглядывала грязно-бежевые стены, исписанные безграмотными банальными откровениями типа «Целавать курящую девушку всеравношто облизывать пепельницу» или «Все пацаны – казлы!» Принятое решение тяжелой железной гирей лежало на душе. Прозвенел звонок. Повинуясь какому-то наитию, Девочка достала красный маркер и поверх чьих-то любовных признаний быстро написала: «Стеклянная Башня проткнула небо, и теперь оно кровоточит» и, не дожидаясь пока поток школьников заполнит лестницу, отправилась в свой класс.
Вечером мать опять завела разговор об отъезде. Девочка отмалчивалась, зная, что ее ответ не понравится родителям. Они тоже все уже решили, и ее мнение по сути ничего не изменит. Только лишняя ругань.
Назавтра в школе взгляд Девочки невольно отыскал вчерашнюю надпись. Немного ниже обнаружилась свежая приписка, сделанная красивым уверенным почерком: «Над облаками небо по-прежнему синее».
Домой Девочка уже не вернулась.

Она ночевала каждый раз в новом месте, там, где ее заставала темнота.
Шагая по темному без фонарей городу, она особенно остро осознавала свое одиночество. Там, за  чужими окнами, оставались яркий свет, аромат чая  и ванильных кексов, и голос чьей-то мамы, читающей сказку на ночь, и кошка, которая приходит и засыпает на коленях. Все это осталось в прошлой жизни. А здесь монотонная сыпь дождя по полям панамы, вязкие, будто нефтяные, лужи, и мокрая ветка пощечиной по лицу, и пахнущий сыростью страшный подъезд, и утомительно долгий  подъем на какой-нибудь шестнадцатый этаж, а как будто на небо. А потом тревожный сон в гулкой пустой тишине, не согретой ничьим дыханием.
А утром она уходила и оставляла на стене размашистую надпись, как визитку: «Стеклянная Башня проткнула небо, и теперь оно кровоточит» - пароль, и отклик - «Над облаками небо по-прежнему синее».




Весна постепенно переходила в лето, заросли с каждым днем становились гуще. Шиповник, вымахавший почти как деревья, перекинул свои плети над растресканной мозаикой асфальтовой дорожки. Переплетенные ветви сотворили настоящий коридор, под ними было темно и почти сухо. Огромные, с ладонь цветы шиповника одуряли сладким ароматом. Отвлекшись на них, Девочка пропустила нужный поворот. Пришлось пробираться по узкой бетонированной полоске под самой стеной здания.
Кустарник, росший здесь не внушал никакого доверия. Ветки с мясистыми бордовыми листьями норовили перегородить дорогу. А самым отвратительным было наличие молодых побегов самого отталкивающего вида. Толстенький мягкий стебель какого-то телесно-розового цвета с парой маленьких округлых листочков на кончике. Эти побеги были похожи на множество новорожденных слепых змеенышей,  высунувшихся из кустов в ожидании своей жертвы. Дождевые капли заставляли их колебаться, делая сходство с живыми существами окончательным. Девочка аж скривилась от отвращения. Старательно избегая смотреть  на них, Девочка даже руки вверх подняла, чтобы ненароком их не коснуться. И вдруг прямо перед ней желтым люминисцентом надпись на полуоторванных дверях.
«Стеклянная Башня проткнула небо, и теперь оно кровоточит» - пароль, и отклик - «Над облаками небо по-прежнему синее».
Девочка прочла знакомые слова, написанные чужой рукой, и села на землю. Прямо в гадкие змеевидные заросли.
А потом она увидела эту фразу еще раз – черной краской на заборе обувной фабрики. А потом еще.., и еще…
И Девочка поняла, что уже не одна.

***
Они узнавали друг друга по опозданию на утренние школьные линейки, по длинным брезентовым плащам с военных складов, по несмываемому ржавому оттенку лиц и волос, по молчанию, и по проводкам наушников, сбегающим в открытый ворот…
А вечером они приходили на площадь. Играл накрытый зонтом проигрыватель. А они танцевали. Падали на асфальт тяжелые дождевики. От разгоряченных тел валил пар. И огоньки зажигалок отражались в мокрых зеркалах луж и убегающей в черное небо стене Стеклянной Башни.
Они танцевали. Им было наплевать на школу, на шелуху регулярно подновляемых лозунгов, на собрания школьной ячейки, на нравоучения взрослых, на суровый взгляд Великого Руководителя с многочисленных портретов. Они знали, что это все неважно. Все закончится, растворится в дожде, разрушится, как и сам Город, сползет глиняной кашей в дыры шахт. Степь залечит язву человеческого поселения и останется вечной и неизменной.
И поэтому все, что им остается – танец. Танец на улице в дождь…