Шутка

- Чего ты здесь делаешь?
Надёна и без ответа видела, что отец разбрасывает шлак по дороге напротив их
нового, красивого, нежно-голубого дома. Но ей надо было услышать голос отца,
хотя сама она и не осознавала этой своей потребности.
Сегодня папа еще не говорил с Надёнкой. Он ушел на работу рано утром. Надя и не
видела, когда.
А после садика девочка заигралась с Томой из соседнего двора. У той была целая
куча всяких пузырьков. Надюшка и свои притащила. Девочки увлеклись, разливая в
них разноцветную воду, которая тут же превращалась в духи и одеколоны. Бутылочки
постепенно заполняли прилавок, которым служил понарошку ящик из-под овощей.
Выбор получался богатым – и «Шипр», и «Красная Москва», и «Огуречный лосьон», и
даже великолепная гроздь винограда – бывшие духи Томиной мамы.
После всех приготовлений девочки попеременно стали занимать места покупателя и
продавца, то продавая, то покупая – по очереди - весь ассортимент.
Затем из Томиного окна вкусно запахло чесноком, и Надёна вспомнила, что хочет
есть. Тогда-то, по дороге домой, она и увидела отца.
Подошла. Встала немного в сторонке. Спросила:
- Чего ты здесь делаешь?
- Дорогу.
- Зачем?
- Чтобы было удобно ездить машинам.
- Почему ты один ее делаешь? Никто, что ли, не хочет помогать?
- Давай, я закончу, и тогда поговорим. Ладно?
- Ладно.
Дома Надёна первым делом спросила мать об отцовском занятии. Та, уставшая за
день, ответила первое, что пришло на ум:
- Ты не слушаешь, балуешься, капризничаешь. Вот папа и ушел.
Девочка насторожилась:
- Как это ушел?
- Нашел себе другую дочку, послушную.
Такого поворота событий четырехлетняя Надюшкина душа не могла осилить. Молча
повернувшись к выходу, девочка выскользнула из двери и бегом бросилась к отцу.
Так же молча она стала толкать его к дому.
Поскольку ростом Надя была много меньше отца, получалось, что ее кулачки
упирались в отцовские ноги. Тот не понял, что произошло:
- Чего ты? Чего?
Надя не отвечала, изо всех сил подталкивая отца под коленки и пряча от него
лицо.
Несколько секунд потребовалось отцу, чтобы развернуться к дочке. Выражение
личика девочки было самым суровым. В глазах, готовых брызнуть слезами, застыла
тревога.
Отец перепугался, решив, что случилось несчастье. Ринулся в дом. Надёнка, не
отставая, бежала за ним. И лишь на кухне, обхватив, как только могла крепко
отцовские ноги, разрыдалась, не давая ему ничего спросить:
- Ты зачем ушел от нас к другой дочке? Я хорошая. Я буду слушаться, папочка! Я
никогда не буду капризничать! Не уходи!..
Мать стояла в стороне, закусив губу и качая головой:
- Вот дура-то я… Ну, кто бы мог подумать… Доченька, да я же пошутила! Папа
никуда от нас не ушел! И не думал уходить!
Мать гладила Надюшку по голове, по плечам, и плакала вместе с дочкой.
А девочка, немного успокоившись, взобралась на отцовские колени, и затихла под
сильными и добрыми руками, изредка всхлипывая от чувств, переполнивших всю ее
маленькую душу.
«Папа – мой! И – Женин! И никакой другой дочки нет. И папа будет всегда качать
меня на ноге».
- Папа! Ты меня покачаешь?
- Конечно, глупенькая моя.
- Только завтра покачай. Сегодня я так посижу.
Какое-то время сидели они – отец и дочь – слившись в одно родное существо.
Солнце садилось в красное небо. Девочка этого уже не видела. Она мирно
посапывала, уткнувшись носом в отцовскую рубашку.