Обратная сторона судьбы

                -   -   -
         Росту Иван Титаренко был небольшого, и уже в возрасте двадцати лет создавал у окружающих впечатление лысовато-го молодого человека. Родом из сельского района (Троицк), он своей крестьянской основательностью часто служил мишенью для шуток студентов-горожан. Тем не менее, в нашей группе он выделялся даже на фоне высоких, мускулистых и кучерявых студентов. Ваня был невероятно твердого духа и совершенно ясных устремлений. Раньше всех нас он решил, что станет врачом-хирургом.
         По причине раннего и окончательного выбора своего медицинского пути он был незаметен в шумных тусовках и вечеринках, хоть и жил в буйной общаге медицинского института. Раньше всех нас, еще на втором курсе, Ваня Титаренко устроился санитарить в больницу ЧТЗ, где в дальнейшем из безупречных санитаров плавно перешел на должность такого же, максимально исполнительного и надежного, дежурного медбрата хирургического отделения.
         Кроме исполнения сестринских обязанностей (перевязки, капельницы, внутримышечные иньекции и т.д.), Иван норовил присутствовать, а, если позволят, и принимать участие в экстренных операциях. Более того, в благодарность за его го-рячую привязанность к хирургии, старые хирургии даже позволяли Ивану выполнять несложные операции самостоятель-но. Чаще всего ему поручали первичную хирургическую обработку раны, репозицию (сопоставление отломков) кости при переломах. Особенно Иван Титаренко гордился тем, что еще в интернатуре выполнил самостоятельно два десятка аппендэктомий. В положении об интернатуре такой результат обучения молодых студентов-хирургов предусматривался, но редко реализовывался из-за нежелания хирургов, на базе больниц которых и приобретались навыки интернов, ассистировать студентам на операции.
         За свою любовь к хирургии интерн Титаренко пользовался особым расположением профессора Повстяного.  Вместе с Серегой Пышкиным, Иван, по рекомендации профессора Повстянова, получил разрешение работать в качестве дежурного хирурга. Дежурил он по приемному покою, еще находясь в интернатуре по хирургии, на шестом курсе.
         Несколько раз мы приезжали к Ване на дежурство. Иногда по просьбе Ивана (перенести-перевезти-утихомирить-переложить-умыть больного), иногда из любопытства. Титаренко был серьезен, спокоен, собран, но юный румянец на его щеках не гармонировал с образом солидного дежурного доктора. Я тогда предложил (Иван долго дулся на меня за это) снимать с головы хирургическую белую шапочку, когда больного привозили в приемный покой. Лысоватый Ваня выглядел моложавым, но ОПЫТНЫМ доктором.
         Других поводов усомниться в квалификации дежурного доктора, кроме бросающейся в глаза молодости, у поступающих в приемный покой пациентов и их напуганных родственников не было. Иван Иванович решительным голосом проводил опрос больного и родни, умело ощупывал и осматривал пациента, рекомендовал (или отказывал) госпитализацию, сосредоточенно заполняя историю болезни.
         Мы спрашивали Ваню: «А разве ты имеешь право вносить записи в историю болезни?  У тебя же, Ванек, еще нет диплома…». За Ивана Титаренко и других способных интернов нам на лекции хирургического потока ответил профессор Повстя-ной: «За интерна отвечает первый хирург, он же дублирует его подпись в истории болезни. Но я считаю, что есть интерны, не уступающие в опыте и знаниях некоторым своим дипломированным коллегам». Нередко Ваня участвовал в экстренных операциях, производимых по дежурству, и в этом качестве был значительно опытнее всех студентов, проходивших интернатуру по хирургии.
         Иван Титаренко был в числе немногих студентов, которым была предложена ординатура сразу после окончания института. Место на кафедре факультетской хирургии ему предложил удивительный профессор, любимец студентов того времени, Николай Ефимович Повстяной. Отмечу на всякий случай, что положение об ординатуре предполагало наличие у доктора стажа работы по специальности не менее трех лет, но наблюдательный и дальновидный профессор считал, что нет правил без исключения.
         Помню свои впечатления от такого профессорского выбора моего однокурсника Ивана Титаренко. Было в этом что-то придуманное, переоцененное, своеобразный аванс на талант. Не хватало Ивану лидерских качество, задора и очевидных способностей изобрести велосипед. Всегда в тени своих однокурсников, он выбрал себе путь кропотливого и настойчивого служения хирургии – терпенье и труд все перетрут.
         Но профессору Повстяному было виднее. Очевидно, он предпочитал такой тип людей – надежных и основательных. Перед Иваном простирался перспективный и заманчивый научный путь. Кафедра,  поиски своей темы, работа над диссертацией, успешная защита и достойная зависти простого хирурга должность – ассистента. Настойчивый студент в мечтах мог представить себя в дальнейшем даже доцентом ка-федры!..
         Но несгибаемого студента Ивана Титаренко угораздило влюбиться на шестом курсе института! Как все целеустремленные личности, Иван выделял и ценил таких же людей из своего окружения. Девушка, встреченная им в городской публичной библиотеке, училась в медицинском училище и была полна решимости освоить сестринское дело наилучшим образом.
         Будущая медсестра, и, к тому же, троичанка (!), Зина покорила Ивана своей серьезностью и целеустремленностью. Ваня, уже через два месяца знакомства, чистосердечно признался своей избраннице в любви и получил уверения в ответных пылких чувствах. Серьезный студент Титаренко методично организовал свадьбу, накормив и напоив всю группу, снял для молодой семьи комнату в жилом доме рядом с институтом и стал без особого волнения ждать институтского распределения.
         Вот тут его поджидало сразу две неприятности. Заведующий кафедрой факультетской хирургии, обожаемый женским коллективом больницы, Николай Ефимович Повстяной, не устоял перед женскими чарами и влюбился в операционную сестру. По законам того времени, влюбленный профессор был вынужден уехать из Челябинска, и строить новую семью ему пришлось в Киеве, где ему была предложена должность руко-водителя Украинского ожогового центра.
         Кафедру факультетской хирургии возглавил профессор Юрий Иванович Малышев, который не спешил раскрыть объятия кафедры для молодого выпускника Титаренко. Из двоих фанатиков хирургии – Титаренко и Пышкин, место в аспирантуре было отдано очевидному лидеру, все годы учебы получавшему повышенную (за отличную учебу) стипендию, обладателю красного диплома Сергею Пышкину.
         Второе событие назвать неприятностью нельзя никак, так как Иван Титаренко был к нему готов всей предшествующей своей жизнью. Он воспитывался в большой и строгой семье и привык к мелькающей по дому детворе. Аккурат к госэкзаменам у него самого родилась дочка. На распределении молодому врачу и молодому отцу Титаренко была предложена должность хирурга в городской больнице его родного города Троицка, а главное – сразу предоставлялась отдельная двухкомнатная квартира.
         Научное будущее доктора Титаренко впервые затянуло легкими бытовыми тучками. Вместо библиотеки – дежурства по больнице, вместо кандидатского минимума – копка своего огорода, посадка картошки, помидор и огурцов, строительство теплицы…
         В отдельной папочке еще аккуратно хранились рефераты научных статей по теме, облюбованной с помощью профессора Повстяного, однако новая хирургическая действительность – работа в районной больнице – была далека от проблематики камбустиолога  Повстяного (ожоговая травма).
                -   -   -
         На выпускном вечере ректор медицинского института Даниил Александрович Глубоков, среди прочих приятных напутственных слов, поздравил нас со вступлением в ряды докторов и добавил: «С момента обретения диплома врача вы также приобретаете и солидную приставку к своему имени. Привыкайте к тому, что теперь больные будут вас величать по имени-отчеству!»
         По окончании процедуры вручения дипломов в гулких холлах и коридорах нашего института удивительно было слышать звонкие молодые голоса новоиспеченных докторов, уважительно обращающихся друг к другу строго по имени и отчеству:
         – Иван Иванович, Вас не затруднит сбегать в магазин за пивом?
         – Сбегайте сами, уважаемый Борис Александрович!
                -   -   -
         Первые три года после окончания медицинского института пролетели в упорном освоении профессии. Как именно взрослел и обучался хирургическому делу Иван Иванович Титаренко, мне достоверно не известно. Точно я знал только то, что Ване была выделена, как и обещалось, двухкомнатная квартира. Изредка мы встречались на заседаниях хирургического общества, куда живущий в 130 километрах от Челябинска хирург Титаренко являлся нерегулярно, только когда больница давала машину.
         Присутствуя на заседаниях общества, педантичный Иван Иванович часто задавал различные вопросы по теме прослушанного доклада, за что был любим и уважаем докладчиками и руководством хирургического общества.
         Судя по дальнейшим событиям в биографии любознательного доктора Титаренко, все вновь добытые знания он старался внедрить в практику своей больницы.
         Подробностей о подвижническом труде хирурга-новатора у меня не имеется. Мне только было известно о некотором несовпадении во взглядах руководства Троицкой городской больницы и прогрессивного хирурга-правдолюба Ивана Ивановича на методы лечения некоторых категорий больных.
         В знак протеста (а может, по инициативе главного врача) хирург Титаренко уволился из городской больницы, в которой проработал свыше пяти лет, и перешел работать в Троицкий онкологический диспансер. Я к тому времени уже свыше трех лет тоже работал хирургом-онкологом в областном он-кодиспансере.
                -   -   -
         Созданная в области сеть онкологических учреждений насчитывала шесть онкологических диспансеров, с десяток онкологических отделений в составе больниц общей лечебной сети и свою поликлиническую службу – районные онкокабинеты. Внешне все выглядело солидно, но качество этих онкологических единиц области было очень неоднородным.
         Пожалуй, только головное учреждение – областной онкологический диспансер – имело всё необходимое для оказания специализированной помощи онкологическим больным. Высококвалифицированные кадры (кандидаты медицинских наук, хирурги высшей категории) оказывали медицинскую помощь практически всем категориям больных. В диспансере было 450 коек, на которых были развернуты пять хирургических отделений – ЛОР-онкологии (опухоли головы и шеи), торакальной хирургии (рак легкого и рак пищевода), онкогинекологии, маммарное отделение (опухоли молочной железы), отделение абдоминальной хирургии (опухоли желудка и кишечника). Отделение анестезиологии и реаниматологии обеспечивало проведение наркозов во всех отделениях, имея в своем распоряжении всего семь коек.
         Из нехирургических отделений в диспансере были отделение химиотерапии, а также два радиологических отделения. Самым узким местом диспансера была вечно переполненная больными консультативная поликлиника, располагающаяся в здании через дорогу.
         Из онкодиспансеров области больше всех областному диспансеру по составу отделений и профилю онкологических больных соответствовал Магнитогорский онкодиспансер. Правда, там не оказывалась помощь больным с опухолями головы и шеи (ЛОР-онкология), больным с опухолями легких и пищевода (торакальное отделение), не в полном объеме выполнялись операции по поводу рака желудка и рака прямой кишки.
         Редко и неохотно (высокая послеоперационная летальность!) брались за выполнение гастрэктомий и экстирпаций прямой кишки и в самом близко расположенном к Челябинску Копейском онкодиспансере.
         Большинство же других онкодиспансеров и онкоотделений ограничивались хирургическим лечением опухолей молочной железы, опухолей кожи, онкогинекологических заболеваний, опухолей слепой и сигмовидной кишок. Изредка выполнялись дистальные резекции желудка по поводу рака.
         Онкокабинеты в районных поликлиниках зачастую не были укомплектованы онкологами и в основном осуществляли учет пролеченных больных и составлением ежегодных отчетов по заболеваемости злокачественными новообразованиями.
         Не стал исключением из линейки недодиспансеров и онкологический стационар в городе Троицке.
                -   -   -
         Переход Ивана Титаренко на работу в онкодиспансер Троицка способствовал возобновлению наших с ним встреч. Главный врач Троицкого онкодиспансера, в недалеком прошлом заведующий хирургическим отделением, в дни проведения заседаний областного научного общества онкологов выделял санитарный транспорт для своих врачей-онкологов. Во время одного из заседаний  Иван Иванович обратился ко мне с просьбой помочь ему освоить гастрэктомию по Сигалу.
         Руководящая и направляющая сила КПСС (тьфу-тьфу, облонкодиспансера!), ведущего онкологического учреждения области, предусматривала ежегодные командировки своих сотрудников в другие онкологические учреждения для оказания методической и практической помощи районным онкологам. И называлась эта командировка как-то не по людски – ПРОВЕРКА показателей деятельности диспансера. По ее итогам проверяющий специалист составлял подробный отчет, на основании которого главный онколог области Артур Евгеньевич Клипфель делал методические и организационные выводы.
         Я напросился на командировку в Троицк, заранее пообещав главному врачу инспектируемого диспансера составить отчет без серьезных замечаний. Иван Иванович Титаренко, в свою очередь, обещал подготовить двух больных раком желудка для операции – гастрэктомия по Сигалу – с моим участием.
                -   -   -
         Троицкий диспансер находится в 130 километрах от Челябинска. Главный врач  диспансера серьезно сэкономил на бензине, так как я отказался от их больничного УАЗика и собрался приехать в Троицк на своем автомобиле – Запорожец ЗАЗ 969-А.    Выехал я в среду, успев сделать обход больных в своих палатах. На дворе стоял прекрасный мартовский день. Я рассчитывал добраться до Троицка к обеду. С собой я захватил ранорасширитель Сигала и длинный зажим для пищевода. Как оказалось в дальнейшем, одних только привезенных мной инструментов для выполнения операции оказалось явно недостаточно…
         Троицкий онкодиспансер размещался в бревенчатом двухэтажном доме, обшитом досками, и мало походил на лечебное учреждение. Куцый дворик с чахлыми деревьями, выкрашенные белой краской одноэтажные деревянные постройки за зданием диспансера, смешная изгородь из заостренных дощечек на невысоких деревянных столбиках, старая, выцветшая вывеска – такая не вдохновляющая посетителей картинка предстала передо мной.
         Серьезная инспекция не входила в мои планы. Я только попросил главного врача подготовить к моему отъезду годовой отчет за предыдущий год и свои предложения по улучшению материальной базы диспансера. Ваня Титаренко организовал мне обед в столовой для больных, приятно порадовавший меня своими вкусными блюдами. Иван Иванович скромно повинился, что обед приготовлен его женой, Зиной…
                -   -   -
         Облачившись в халат, я проследовал за Иваном Ивановичем в палату, где находились подготовленные к завтрашней операции больные. С удовольствием я отметил, что встретившиеся нам в коридоре отделения пациенты с уважением здоровались с доктором Титаренко. Иван Иванович отвечал негромко, величая больных по имени-отчеству, как старых знакомых. Добрый Ваня избежал распространенной врачебной ошибки, заключающейся в обращении к больному по фамилии.
         Мои невольные опасения относительно состояния больных, идущих завтра на операцию, не подтвердились. Сказалось, по-видимому, умение Ивана отбирать на операцию пациентов не старых, не толстых и не отягощенных сопутствующими болезнями.
         При осмотре первого больного я задал простые вопросы:
         – Как Вы глотаете пищу? Как Вы себя чувствуете после еды? Бывает ли у Вас рвота?
         – Рвоты не бывает, доктор, - с готовностью отвечал пациент. Иван Иванович в такт его словам одобрительно покачивал головой.
         – А вот глотаю пищу иногда плохо, особенно мясо и картошку, - помолчав, честно добавил больной. Доктор Титаренко слегка напрягся и с испугом поглядывал на меня.
         В ординаторской я молча разглядывал подготовленные снимки. Разумеется, опухолевая инфильтрация стенок желудка в средней его трети подбиралась до самого пищевода, грубо деформируя стенки желудка.
         – В описании снимков желудка перехода опухоли на пищевод, вроде, рентгенологом не отмечается, - как-то неуверенно произнес Иван Иванович. Сам рентгенолог, седовласый доктор, представившийся Петром Ивановичем, бесстрастно смотрел на Титаренко.
         – Не отмечается, но клинически подозревается. Будем иметь это в виду во время операции, Ваня, – успокоил я своего коллегу и однокурсника. – Операция показана, возможно, придется делать резекцию нижней трети пищевода. Просто будем отсекать пищевод повыше…
         Из дополнительных сведений выяснилось, что анестезиолог в отделении – совместитель, из городской больницы, и работает только до 14-00, три раза в неделю.  Растворы тоже готовят в горбольнице, причем глюкоза и физиологический раствор готовятся, чередуясь  через день (не хватает мощности аптечного автоклава).
         Ну, а последней хорошей новостью оказалось то, что кровь и плазму заказывают в Челябинской станции переливания крови. Ваня накануне заказал и привез по половине литра плазмы и эритромассы на каждого больного!.. Что делать, если на операции понадобится больше крови, я уже спрашивать не стал.
                -   -   -
         Заинтересованный тем, что один из основных участников операции (анестезиолог) работает в диспансере по совместительству, я стал расспрашивать Ивана о других сотрудниках диспансера. Печальная получилась картина… Пять лет назад, когда доктор Титаренко пришел работать в онкодиспансер, в хирургическом отделении работал 55-летний заведующий, Фуат Абдулович Бухтеяров, ставший учителем Ивана в онкологии. Был в отделении и еще один доктор – онколог-гинеколог Валентина Васильевна.
         Другой хирург, Петр Иванович (кивок в сторону доктора-рентгенолога), ровестник заведующего отделением, проработал в хирургии свыше 30 лет. Несколько лет тому назад он перешел в рентгенологи, правда, на половину ставки ведет больных в отделении, изредка принимая участие в небольших операциях.
         Штатный доктор-анестезиолог совершенно спился, употребляя алкоголь даже в рабочее время. Его укладывали спать прямо в ординаторской (там имелся диванчик для отдыха дежурного врача). Года два назад, на этом самом диванчике его, бездыханного, обнаружили как-то утром пришедшие на работу доктора.
         Также два года назад ушел на пенсию главный врач диспансера, любимец сотрудников Иван Петрович Дугин (обратный тезка рентгенолога Петра Ивановича). Его стаж работы в онкологии превысил 40 лет. На его должность был назначен бывший заведующий хирургическим отделением онкодиспансера Фуат Абдулович Бахтеяров, а Ивана Титаренко назначили новым заведующим.
         Большинство операций в отделении составляют опухоли молочной железы и онкогинекологические операции. Из прочих операций, которых было значительно меньше, выполнялись иссечение опухолей кожи или мягких тканей (на этих операциях ассистировала операционная сестра), опухоли слепой и сигмовидной кишок, изредка – 15-20 операций в год – производились дистальные резекции желудка. Общее количество выполняемых в диспансере операций составляло чуть более двухсот.
         – Если бы в диспансер пришли еще два доктора, хирург и анестезиолог, в отделении вполне можно было бы делать по 300-350 операций в год, - мечтательно произнес Ваня, сентиментальный борец со злокачественными новообразованиями.
         – Я подумаю над вашим предложением, Иван Иванович, - бестактно пошутил командировочный специалист.
                -   -   -
         Утром я заглянул в палату к больному, чтобы оценить его подготовку к операции. У кровати пациента сидел сумрачного вида доктор с азиатскими чертами лица (анестезиолог, догадался я) и суровым голосом допытывался, нет ли у больного аллергии на лекарства. Не поздоровавшись со мной, анестезиолог встал и направился к выходу. Идущей следом медсестре было приказано: «Подавайте больного в операцион-ную…».
         Культурно извинившись за задержку, я все-таки осмотрел живот и грудь больного. На узкой груди худенького пациента росли пучки рыжеватых волос. Волосы на лобке были аккуратно сбриты. Заглянувшего в палату Ивана Ивановича я попросил побрить волосы на груди пациента. С некоторым недоумением, глядя на волосатую грудь больного, доктор Титаренко распорядился: «Девочки, побрейте грудь  до уровня ключиц».
         В коридоре, обняв Ивана за плечи, я ему тихонько сказал: «При гастрэктомии по Сигалу мы делаем разрез выше мечевидного отростка, до середины грудины».
         Иван возразил: «А что, если больной неоперабельный, например, метастазы в печени?»
         – Сделаем паллиативную гастрэктомию. У больного вот-вот разовьется дисфагия, и он не сможет глотать даже воду, - как можно тише пояснил я своему другу план будущей операции.
                -   -   -
         В предоперационной Иван неожиданно спросил меня: «Чем вы у себя моете руки перед операцией?»
         – Однопроцентной муравьиной кислотой, а что?
         – А мы по Спасокукоцкому-Кочергину, в двух тазах нашатырки, а затем обрабатываем руки спиртом, - проинструктировал меня Титаренко.
         – Эх, Ваня, не бережете вы спирт, как я посмотрю, – посетовал я, засовывая руки в тазик с приводящим в чувство нашатырным спиртом.
         Первым в стерильный халат облачили меня. Я спросил укутанную марлевой маской по самые глазки медсестру: «Вас как зовут?».
         – Люция, - милым голоском назвалась операционная сестра, - можно звать Люся.
         Я обрадовался: «У нас в диспансере операционную сестру нашего отделения тоже зовут Люся. Я не забуду. Иван Иванович, осталось познакомиться с анестезиологом, и пора начинать операцию».
         – Багит Ахметович, - пробурчал молодой доктор, только что ловко установивший в трахею интубационную трубку.
         Я успел заметить, что анестезиолог сделал также катетеризацию подключичной вены. «Где Вы освоили пункцию подключичной вены, Багит Ахметович? – поинтересовался я, обрабатывая грудь и живот больного йодом.
         – В областной больнице, у доктора Лифенцова, я там был на специализации четыре месяца.
         – Это мой друг, – не удержался похвастать я, – Лифенцов, я и Иван Иванович учились на одном курсе.
         Ответа от Багита Ахметовича не последовало.
                -   -   -
         Лапаротомия с рассечением кожи над мечевидным отростком и обходом пупка заняла больше времени, чем обычно. В операционной не было электроножа, с помощью которого я останавливаю кровотечение из подкожной клетчатки. Пришлось зажимом захватывать и лигировать капроном каждый сосудик. При ревизии брюшной полости выявлена инфильтративная опухоль, поражающая почти весь желудок. Верхний ее край всего на один-полтора сантиметра не доходил до кардиального жома (место перехода пищевода в желудок). Местастазов в печени не оказалось.
         – Ребята, будем делать гастрэктомию, - довел я до сведения присутствующих объем предстоящей операции.
         – Зина, вводите пять кубиков ардуана, - включил анестезиолог релаксанты длительного действия.
         В брюшную полость введены бранши расширителя Сигала и края раны максимально разведены вверх и в стороны. «Багит Ахметович, наклоните стол вверх… еще немного… все, хватит». Ваня, скрестив руки на груди, внимательно наблюдал за тем, как изменился вид раны. Уверен, такого обзора при операциях на желудке он еще не видывал.
         Длинными ножницами я стал рассекать брюшину вокруг пищевода, после чего рассек обе веточки блуждающих нервов. Пищевод послушно вытянулся на два-три сантиметра. Теперь верхний край опухоли отстоял от здорового края пищевода на шесть сантиметров. Продолжив рассечение брюшины вдоль печеночного края, я быстро и удобно выделил левую желудочную артерию.
         – Люся, подайте длинный зажим! Второй! Пересекаем левую желудочную артерию, - привычно транслировал я распоряжения для операционной сестры, - Лигируем сосуды крепким лавсаном (ой, а у нас лавсана нет!). Ну, давайте шелк…
         – Порядок. Ваня, отсекаем большой сальник от поперечной ободочной кишки. Приподнимай сальник вверх, чтобы натянулась брюшина. Сразу пересекаем желудочно-сальниковые сосуды… так, переходим к правой желудочной артерии.
         Притихший было вначале операции Иван Иванович стал за меня подавать команды операционной сестре, а я, слегка передыхая, держал зажимы, пока Иван лигировал сосуды. «Ожил Иван, слава Богу», - подумалось мне. Даже неудобно, что я задолбал его распоряжениями. Ведь он здесь – заведующий отделением.
         Короткие сосуды по большой кривизне между желудком и селезенкой удобно обнажились, благодаря хорошему доступу.
         – Смотри, Иван, мы всегда заводим за селезенку две большие салфетки, и она выходит на поверхность, – комментировал я ход операции, – Люся, две большие салфетки!..
         – Теперь раздельно лигируем все сосуды, так… пересекаем листок брюшины диафрагмы… всё, мобилизация желудка закончена! Сейчас будем отсекать пищевод.
         Сшивающего аппарата УО-60 для наложения скобочного шва на культю двенадцатиперстной кишки в операционной тоже не оказалось. Вернее, сам аппарат имелся, но отсутствовали титановые П-образные скобки для кассет. Пришлось формировать культю кишки вручную, двумя рядами капроновых швов. Иван даже меня похвалил: «Хорошо ввернулся первый ряд швов».
         На этом этапе операционная сестра заставила нас поменять резиновые перчатки (работали на открытой кишке!). Свое слово вставил и подобревший анестезиолог: «Продолжительность операции пятьдесят минут. Кровопотеря 200 миллилитров». Подозреваю, он ожидал кровопотерю не менее литра.
         Ваня поднял вверх большой палец в резиновой перчатке. Я картинно поклонился в сторону операционной сестры. Люся сдержанно рассмеялась.
         – Люся, давайте мягкий длинный зажим, который я привез, будем пересекать пищевод, – попросил я.
                -   -   -
         Формирование укутывающего пищеводно-кишечного анастомоза по Сигалу и межкишечного анастомоза заняло еще двадцать пять минут. Куда-то уходивший Багит Ахметович возвратился через пять минут, держа в руках пакет с эритромассой: «А с кровью что будем делать? Кровопотеря небольшая, может, не стоит переливать?»
         Иван Иванович, вспомнив, что это он заведующий отделением, ответил вопросом на вопрос: «А куда мы ее тогда денем? Если пропадет, в другой раз на станции переливания могут крови и не дать».
– Если пакет уже вскрыт, просто вылейте его в раковину, – посоветовал я. И добавил: «От напрасной гемотрансфузии вреда может быть больше. А если пакет не вскрывали – может, кровь кому-нибудь пригодится позже…»
         Еще несколько минут ушло на изготовление и установку через отдельный прокол в подпеченочное пространство двухпросветного дренажа. Рану брюшной полости ушили минут за десять. Отказавшись от помощи анестезистки Зины (жены Ивана), я сам соорудил марлевую наклейку на рану.
         – Операция закончена, все свободны! А Вас, Титаренко, я попрошу остаться…
                -   -   -
         Мы с Иваном сидели в его большом, обставленном старомодной мебелью кабинете, на дермантиновом диване с цветастым покрывалом, вспоминая детали прошедшей операции. В кабинет бесшумно вошла жена Ивана, Зина. На подносе, помещенном на большой двухтумбовый стол, дымились две чашки чая и бутерброды с колбасой. Расставив чашки на столе, Зина заботливо взглянула на вспотевшего мужа и тихо, тактично предложила: «Может, вторую операцию перенесете на завтра? Я с Багитом Ахметовичем поговорила, он тоже считает, что лучше перенести вторую большую операцию на завтра...»
         Усталый, но решительно настроенный Иван Иванович поправил свою неснимаемую белую шапочку и перевел взгляд на меня: «Как считаете, Борис Александрович, перенесем операцию на завтра? Или уж сделаем вторую, по горячим следам? А вечерком сходим в баню на ГРЭС...»
         Вторая операция обещала стать не совсем обычной. Чтобы учеба приносила результат, необходимо закреплять знания хирурга, полученные на показательной, УЧЕБНОЙ операции. Вторую запланированную на сегодная операцию – гастрэктомию – должен попытаться выполнить сам Иван Иванович Титаренко, заведующий хирургическим отделением Троицкого онкодиспансера.
         Ассистировать на операции буду я. У меня не было сомнений в том, что опытный абдоминальный хирург, владеющий техникой резекции желудка и только что в деталях видевший операцию гастрэктомия, при наличии необходимых инструментов (ранорасширитель Сигала!), без особых трудностей ее сделает самостоятельно. Ведь простые субтотальные резекции желудка Ваня Титаренко уже делает давно и успешно, правда, количество их в диспансере не превышает пятнадцати – двадцати за год. Я также надеялся своим при-сутствием снизить риск неудачи такой операции.
         Вот почему ответ мой был таков:
         – Чего откладывать в долгий ящик? Еще неизвестно, когда я в следующий раз смогу поприсутствовать в вашем отделении на гастрэктомии. Давай, Иван Иванович, проси подавать больного в операционную. А Вы, Зиночка, проследите за тем, чтобы у больного была побрита грудь – до уровня ключиц...
                -   -   -
         Не зря добросовестный студент Титаренко был любимцем профессора Повстяного. Обстоятельный в учебе и в работе, Иван успешно выполнил все этапы гастрэктомии. Вот только после установки расширителя Сигала в рану мне пришлось помочь в максимальном разведении его бранш и попросить анестезиолога приподнять головной конец операционного стола.
         Желудок был почти полностью занят нестрашной на вид, инфильтративной опухолью, которая никуда не врастала и не метастазировала. На этапе отсечения желудка от 12-перстной кишки Иван Иванович затребовал непрерывный кетгут на культю кишки, но я не стал настаивать на узловых швах – не принципиально. При пересечении пищевода Ваня простодушно попросил операционную сестру: «Косой зажим Жевлакова...».
         Я тактично поправил его:
         – Зажим Сигала, Иван Иванович.
         Упрямый Иван повторил:
         - Зажим Сигала, который привез Борис Александрович.
         Я спорить не стал...
         Уже в ординаторской я понял, что две подряд операции на желудке, потребовавшие в общей сложности пять часов, прилично меня утомили. Не лучше выглядел и Иван, в своей промокшей от пота шапочке на голове, которая стала напоминать бандану – пиратский головной убор. Но, в отличие от меня, с удовольствием развалившего на диванчике в кабинете заведующего, сам заведующий еще долго не появлялся, отдавал распоряжения по больным отделения, договаривался с анестезиологом о вечернем дежурстве и т.д. Несколько раз в кабинете раздавался телефонный звонок, но в отсутствие хозяина я трубку аппарата не снимал.
         Не успел уставший Ваня Титаренко войти в кабинет, как вновь зазвонил телефон. Иван не спеша уселся на стул, открыл историю болезни оперированного только что больного, и, листая ее, прижал левым плечом к уху телефонную трубку.
         – Титаренко слушает!.. Кто?.. Да, Борис Александрович тут, – смущенным голосом рапортовал кому-то Ваня. – Передаю трубку...
         Жизнерадостный голос моей жены Лены пропел в телефонной трубке:
         – Боря, нам выделили машину!.. Да... Жигули!.. Нужно в пятницу обязательно получать!.. Постарайся приехать в четверг... Хорошо... Пока!
         Лена разузнала у нашей знакомой Аллы, работающей на телефонной станции Троицкой ГРЭС, телефон диспансера. Сначала она дозвонилась до кабинета главного врача, который и сообщил ей телефон кабинета заведующего хирургическим отделением.
         – Молодцы мы с тобой, Иван, что сделали сегодня обе операции. Завтра придется ехать в Челябинск, – весело сообщил я всем присутствующим. – В следующий раз приеду к вам на Жигулях!..
         – А сегодня мы еще в баню на ГРЭС сходим. Ты когда-нибудь парился в бане, работающей на ПЕРЕГРЕТОМ пару? – подвел итог рабочего дня мой друг, надежный и неутомимый однокурсник, Иван Иванович Титаренко.
                -   -   -
         Мартовская луна того года восходила на небо после часа ночи, а ее закат приходился на утро следующего дня. Уже собравшись выезжать из Троицка, я с удивлением заметил прямо перед собой голубой диск Луны, уже наполовину скрывающейся за горизонт. Удивительно – Луна утром! Как мало, оказывается,  знаю я о многих в мире вещах. Вот, оказывается, мартовская фаза луны захватывает почти все утро. Да и про саму-то Луну (ее обратную сторону) человечество узнало совсем недавно, благодаря своим спутникам.
         Подъехав к перекрестку дороги из Троицка на Челябинск, я аккуратно пропустил совсем не спешащий грузовик, потом шуршащие по дороге Жигули, и выехал на трассу. Луна, постепенно опускаясь все ниже, осталась за моей спиной. Теперь уже взошедшее Солнце стало слепить мне глаза, пробиваясь под куцым солнцезащитным щитком.
         Впереди были два часа дороги и раздумий. Я размышлял об обратной стороне Ваниной судьбы. Я был неправ, сначала расстроившись за него, упустившего шанс остаться работать хирургом в областном центре, в Челябинске. Я понял главное: здесь, в скромном районном диспансере он нужен людям не менее,  чем я в своей большой и надменной больнице.
         И самое главное – здесь он был безусловно счастлив!
                -   -   -

       
28.02.2012