Мы били офицера

И правда, били. Били жестоко, ногами по мягкому, целясь в живот и между ног. Впрочем, попадало и по ребрам, и по жирной, откляченной заднице, и даже по голове иногда прилетало. Толкались и мешали друг другу, как всегда и бывает в таких случаях. Чем больше народу избивает одновременно жертву, тем больше у нее шансов, потому что не получается того хлесткого одиночного удара, ломающего кости. Нас было много.

Офицер хрипел и плевался, уже не пытаясь закрыть лицо руками – их отшибли в самом начале, когда эта мощная стокилограммовая туша еще старалась встать на ноги и достать хоть кого-то из нападавших. Брызгал кровавым в стороны, плевался осколками выбитых зубов. Подняться он уже не мог, но все еще дергался. А мы били.

Я часто думаю, а стыдно ли мне за тот случай…

* * *

Офицеров в российской армии иногда бьют. Кого-то эта истина сейчас шокирует, а кто-то понимающе ухмыльнется. Конечно, бьют не генералов с полковниками. Чаще всего достается от подчиненного личного состава простым «ванькам-взводным». Как бы ни был крут и силен прошедший горнило военного училища лейтенант, против ТОЛПЫ ему не устоять. А против наброшенного на голову одеяла (процедура сия традиционно именуется в войсках «темной») – тем более. Другое дело, что бьют офицера не каждый день. Бывает, конечно, что пьяный боец идет на «летеху» врукопашную, плохо понимая, что же он творит. Но, справедливости ради, он же наутро ужасается своему поступку и всеми силами старается загладить вину. Нормальный лейтенант на таких не обижается, а если и наказывает, то по Уставу. Чего, в самом деле, возьмешь с дурака?

Другое дело, когда злость копится долгими месяцами. Когда не один, не два, а сразу несколько десятков человек ложатся спать по команде «Отбой» с мыслями о том, как бы они ОТОМСТИЛИ… Когда эта ненависть варится и варится в течение длительного времени в котелке черепной коробки… Месть – это то блюдо, которое подают холодным. И если ненависть личного состава благополучно «докипела» до последнего периода службы – берегись, офицер. Отныне тебя и пальцем не тронет ни один «дед», каким бы пьяным он ни был. Потом, все потом…

Старший лейтенант Петровский (уже позднее мы дали ему хлесткую кличку Свин) для «духов» был родным отцом. А как иначе, если именно этот здоровенный гороподобный дядька первым встречал молодое пополнение? Должность заместителя командира роты по воспитательной работе обязывала. Так что за его широкой спиной мы, «духи», были в полной безопасности. Он так и заявил тогда, когда мы еще усиленно старались выдавить из себя мамины пирожки: если дедовщина, если «дембеля» обидят – сразу ко мне, а уж я им уууух! И угрожающий жест кулачищем. Какие мы были наивные…

* * *

- Симонов, я тут слышал, что у тебя «деды» присланные с дома деньги отбирают, это правда?
- Никак нет, товарищ старший лейтенант!
- Да ладно, Симонов, я все понимаю. Стучать на товарищей не хочешь? Эх… какие они тебе товарищи… ну да ладно, сам такой был. Вот что, Симонов. Предлагаю – ты те деньги, которые тебе пришлют, сдавай мне на хранение. А увольняться будешь – я тебе все до копеечки.
- А не обманете, товарищ старший лейтенант?
- Давай так, Коля, вне строя я для тебя просто Алексей Иванович. Спроси своих сослуживцев, кого я обманул? Думаешь, мне твоя копейка нужна? Эх, Коля, Коля… К вам со всей душой, а вы говниться. Не веришь мне?
- Верю… Алексей Иванович…

- Товарищ старший лейтенант… Алексей Иванович… а как бы мне деньги свои получить? В отпуск еду. Маме подарок там и вообще…
- ЧТООООО? Какой я тебе Алексей Иванович? Как стоишь, сука, перед офицером?!
- Так вы же сами сказали что…
- Молчать! Смирно! Рядовой Симонов! За нарушение Устава объявляю вам трое суток ареста!
- Есть трое суток, тащ старший лейт-нат…

* * *

- Сынки, сынки! – огромный и необъятно толстый Петровский метался перед сидящими бойцами. – Выручайте, сынки! Вы меня тут вчера же видели, да?

Рота, засевшая перед мертвым телевизором на занятиях по ОГП, молча внимала воплям замполита. Каждый, с кем встречался полубезумный взгляд старшего лейтенанта, старался поскорее опустить глаза на серую книжку Устава. Ни для кого не было секретом, что произошло – вчера, нажравшись по своему обыкновению как свинья, Петровский вывалился в город, где придрался к таксисту и выкинул (благо силы не занимать) того из машины. А после наш героический замполит катался на угнанной машине по городу, пытаясь закадрить барышню и доставить ее в расположение части, и нечаянно протаранил таксистской «Волгой» чей-то джип.

К сожалению, Свину удалось скрыться с места аварии, и вот теперь ему от нас требовалось ни много ни мало – алиби. Подтвердить назавтра на разводе, глядя честными глазами военнослужащего срочной службы в глаза военного дознавателя отдела ВК, что «товарищ лейтенант» весь вечер буквально насиловал нас общественно-государственной подготовкой, а посему ни в какие приключения попасть не мог.

- Ребята! – проникновенно сказал замкомвзвода-1 старший сержант Гилин. – Я понимаю, что Свин – тот еще свин на самом деле. Но давайте войдем в положение… в положении он сейчас (хохоток пробежал вдоль строя). Поможем мужику, нам потом служить легче будет!

…До сих пор думаю: почему мы послушались? Гиря ведь был нашим товарищем, одного с нами призыва! Могли и послать, невзирая на все уставы!

* * *

Свин вошел в расположение роты деревянной походкой Буратино, который увидел поблизости Мальвину с раздвинутыми ногами. Бляха дежурного по батальону съехала набок, кобура была расстегнута, и вообще, старший лейтенант Петровский производил впечатление. Дежурный по части, мать его… Пьянее его этим вечером на территории части был разве что истопник бани, да и то, первенство было под вопросом. А рота, между тем, смотрела телевизор. Был тот час, когда, согласно Уставу, спать ложиться еще рано, а делать что-то полезное уже поздно. Этот час еще называется в войсках «свободным временем».

Нетвердо продефилировав мимо «сидячего строя», Петровский выдернул молча из шеренги табуретов рядового Философа и нежно сжал пальцами его горло.

- Уе…, сука ты конченая! – весело сказал Свин. – Че ты тут делаешь, придурок?
- Ы… Тащ лейнант… просмотр фильмов… - попытался выдавить из себя Философ (в миру Вова Платонов).

Не особо прислушиваясь, Свин выдернул из кобуры, висящей справа на его обширном заду, дежурный ПМ, и передернул затвор, дослав патрон в патронник. При этом он выбросил из оного уже находившийся там патрон, заскакавший по паркету казармы, но даже не заметил этого. Преодолевая сопротивление челюстей Вовы, он сунул ствол пистолета в пасть Философу и застыл на мгновение, благостно зажмурившись. Думаю, он в своей поганой фантазии воображал, как нажимает на спуск. Мы же замерли, не шевелясь, глядя на печально вставшие дыбом стриженные ежиком волосы Философа. Волосы встали дыбом не у него одного. Но… Шевелиться было опасно. Свина к тому моменту знали уже все. Насладившись всеобщим шоком, Свин вытащил пистоль изо рта Вована и сунул его в кобуру.

- Ну что, всосали, уроды? – обратился он к нам. И ушел, наощупь шкрябая конечностями по лестнице казармы.

* * *

Кто-нибудь скажет, конечно, что этого мало для того, чтобы бить офицера. Этого «кого-то» я успокою: были и другие поводы. Вам приведены всего два – самый обидный и самый опасный. Да, впрочем, меня мало волнует ваше мнение. Это не патриотическая брошюра, и не армейская байка. Мы просто били офицера. Никакой мистики. Встретили его за забором родной в/ч и били. Нас было много, и мы спешили ударить – каждый чтобы. Били насмерть, как мы тогда думали – а получилось лишь до беспамятства.

Вы думаете, я жалею об этом случае? Вы ошибаетесь. Я думаю, что очухавшись и сведя синяки, старший лейтенант Петровский вновь продолжил службу. И вот об этом я и впрямь жалею. А не о том, что мы били офицера…