8 марта, четверть века вспять

   Она спасалась бегством. Спешила, не оглядывлась, неловко спотыкалась.
За ней по пятам неслась смертная тоска и настигала неумолимо; накатывала чёрной волной, захлёстывала, оглушала, сбивала с ног, вонзала безжалостно в сердце острую россыпь разбитых в осколки слов, выдранных из шлейфа растерзанной памяти, и волоком волокла вслед её рваную в клочья душу...
На самом деле?

На самом деле эта молодая женщина в длинном синем пальто шла медленно, враскачку, глубоко увязая в снегу. Ей очень хотелось идти как можно скорее, но не получалось. Мороза не было, лёгкий ветерок зарождался и весело дул навстречу, разгоняя мглу после оттепели, нежно касался её пылающих щёк и не мог их остудить. Она не чувствовала его ласки, не ощущала свежести, не замечала ничего вокруг и лишь слышала глухой стук в своих ушах, пересохшим ртом хватала воздух, давилась горячими глотками, задыхаясь посреди ночного мёртвого поля, словно в душной темнице. Адское пекло язвило её изнутри, подстёгивало неутолимую жажду и гнало всё дальше и дальше по снегу.

Смутно сознавая, что с горем никак не совладать, и жажду ничем нельзя  утолить, и что будет только хуже, если остановиться, она нацелилась на маячившую в остатках сизого тумана линию городских огней над кромкой поля, буквально за которой, она знала, есть один магазинчик.

Это был совершенно новый, совсем недавно открывшийся, магазин самого популярного в народе товара - алкогольного.

Ноги в насквозь промокших в мартовском снегу сапогах донесли её кое-как до неоновой вывески "ДАРЬЯ". И сама вывеска, и небольшой фасад магазина, нелепо встроенный в мощную мрачную стену здания бывшего Дома Культуры, были выполнены в безукоризненном «евростиле», безо всякого соотношения с исконно славянским именем.
... взобралась-таки, наступая на полы пальто, по расчищенным мраморным ступеням, ухватилась за шикарную пластиковую белую ручку и с силой потянула на себя дверь - тугую, сияющую...  мелодично и нежно запел колокольчик...  евродверь размашисто поддала и пнула её в магазин.

Она пошла, ошарашенная, глухо и слепо. Зацепилась за свой длиннющий перед и чуть не упала. Вздрогнула. Засеменила к стеклянной витрине, как сомнамбула, остановилась, окаменела. Удержала усилием убегющий взор и вперила его, наконец, в реальность.

Реальностью оказались яркие этикетки мелких разношёрстных бутылочек. Едва-едва что-то соображая и явно затрудняясь с выбором, скорее почувствовала, чем увидела, что откуда-то из глубины помещения движется, должно быть, продавщица.
Тогда она собралась с силами и в момент предстания той у витрины, отчаянно выжимая из себя улыбку, почти уверенно указала на ряд из малюсеньких пузырьков под названиями "Финляндия", "Смирнофф", "Абсолют", ну и далее.

Звали её Анной.

Расплатившись имеющейся в кармане суммой и собрав в охапку груду выставленных на прилавок пятидесятиграммовых бутылочек, Анна неровными шагами направилась к выходу, и хорошеньким молоденьким продавщицам Свете и Наташе показалось, будто всё только что купленное элитное питьё было уже ею и выпито.
Но Анна не была пьяна. Она устало оперлась плечом в новенькую дверь, придерживая рукой весь немыслимый коктейль на груди, а другой рукой с натугой толкнула ослепительную пластиковую белизну, немного помогая себе коленом.
Динь-динь-динь... Хлоп!

Девушки обменялись недоумённым взглядом, и Светлана спросила:

- Видала?
- Странная женщина, на алкоголичку не похожа.
- Да ну, алкоголичка! Ага, как же, возьмёт алкашка двадцать чекушек, да ещё с самой дорогой водкой! Это ж невыгодно, когда дешёвой водки полно в нормальной таре.
- Значит, сумасшедшая.
- Похоже да, крыша у бабы съехала. А пальто шикарное видела? Во народ! Кто их знает? С жиру бесятся!
- Да ладно, восьмое марта сегодня. Люди и гуляют, как хотят. Какое нам дело? – Наташа грустно вздохнула и отвернулась к зеркальной витрине, стала снова поправлять выбившиеся из праздничной причёски начёсанные мелированные локоны и застыла вдруг на секунду, глянув в свои глаза. Решившись, хотела что-то сообщить Светлане, однако той было уже не до неё.
- Ой, побегу Антошке расскажу, пока никого больше нет, - и Светлана ринулась от прилавка в подсобку мимо Наташи, едва не сбив её с ног и не обратив никакого внимания на брошенные ею вдогонку слова. Сбавляя скорость уже на входе в подсобку, на ходу, сбиваясь от нетерпения, она звонко позвала:
- Антон! Тоха! Иди-к сюда!- и чуть не налетела на появившегося в дверях классически стройного апполоновой наружности парня - Прикинь, тут тётка одна скупила все "напёрсточки" только что, напичканная фиг знает чем, ненормальная, чокнутая, а пальто у неё крутое и раскрас недешёвый, кто такая, а? Ещё и денег полные карманы. Жаль, ты не видал её, вот бы счас прикололись, ну послушай...

  Вышедший из подсобки Антон, ещё полчаса назад весело хохотавший с девчонками над удачно разыгранным "цветочным" спектаклем, выглядел сейчас хмурым, уставшим, и каким-то постаревшим. Нервное возбуждение уже схлынуло, потеряло свою энергетическую насыщенность и оставило в душе пустоту, а в ответ на слова Светы о какой-то "напичканной тётке" что-то вдруг неожиданно кольнуло глубоко в груди и тревожно рассыпалось иголочками по нервам.
Всколыхнулось предчувствие. Настроение совсем упало и творить новые приколы не было ни малейшего желания, к тому же надо было убрать битые стёкла и свести наконец этот чёртов баланс.
Ему вдруг остро захотелось домой, в своё любимое одиночество.
Хорошо, что магазин уже пора было закрывать.
 
  Светлана рассказывала ему что-то и дальше, шумно и сбивчиво, как обычно, он не смотрел-не слушал, а злобно глядел на суетящуюся у выхода Наташу за её спиной, потом всё же взглянул, всмотрелся пристальней, отвернулся, слегка подумал, подошёл к кассе и приподнял аппарат, достал ключи и, так и не вникая в восторженный лопот девушки, угрюмо побрёл запирать входную дверь за выскочившей в спешке на улицу Наташей, при этом чётко уловив слова, брошенные ею Светлане напоследок.

«Вот стервоза, весь день испортила!» - понеслась от Антона мысль вслед убегающей Наташе. Он запер дверь, развернулся и, слегка коснувшись плеча Светланы, нарочито устало пошлёпал в подсобку. 
Светлана - никогда, наверно, не знавшая уныния и в любой суете чувствующая себя как рыба в воде - потаращилась ещё несколько секунд на запертую дверь, улыбнулась, и вильнула за ним.
                _______               
   
   А день выдался сегодня очень суетливым. Сутолока с самого утра. Наплыв покупателей казался нескончаемым, но ближе к вечеру волна их схлынула, и Антон, ещё не чувствуя сильного утомления, присел на табуретку. На ноги уже начинала накатывать свинцовая тяжесть, но мозг по-прежнему оставался активным и его приятно щекочущая лёгкая взбудораженность ещё не перешла в усталость.
Он обожал это состояние!
Вот-вот... сейчас созреет какуя-нибудь штука. Он знал, что в некоторые моменты способен был притягивать к себе приключения.
Настроение было прекрасное, они с коллегами уже успели немного расслабиться, приняв по стаканчику в честь праздника, всем стало весело и захотелось какого-нибудь шоу.

  Оно и не замедлило явиться.

В магазине алкогольных напитков под названием «Дарья» был маленький цветочный отдел. Сегодня вечером после удачной распродажи остались лишь два из всех неприглядных букетов, выставленных по баснословным ценам, только в день 8 Марта может быть и простительным.
   
Следуя прихоти продолжить женский праздник по-своему, и, видимо, уже удачно справившись с всеобязательным восьмимартовским долгом, в магазин вошёл неторопливо, прямо и уверенно глядя перед собой, плотный высокий, с крупным животом, очень солидного вида мужчина, навеселе в этот час и в замечательном расположении духа, склонном к шалостям.
 
Вошедший весьма высоко ценил в женщинах молодость и красоту и отмечал личным вниманием всех встречных обладательниц этих качеств.
Наташа и Света, коллеги Антона по работе, соответствовали таким стандартам как раз: чудные фигурки с упругими грудками в обтягивающих кофточках (почему почти все продавщицы выглядят одинаково?), безупречно набрызганные спрэем и уложенные во все стороны волосы, потрясающий макияж, красочный маникюр и вполне европейские улыбки на гламурных ротиках.

Девушки, в глазах выпившего посетителя выглядевшие ещё более привлекательными, мгновенно пробудили в нём рыцарские замашки, вообще-то не свойственные его трезвому состоянию.
 
Антон сразу же уловил настроение клиента и не преминул воспользоваться им.
Пока Наташа и Света заводили церемонию предложения горячительного товара, он подмигнул продавщице цветов, давно привыкшей к его выходкам. Девчонки тоже живо смекнули. Вобщем, каждый приготовился исполнить свою роль в назревающем спектакле, и только уверенный в своём превосходстве над людьми, вкупе с непогрешимой распектабельностью, поклонник женских прелестей ничего не заподозрил о готовящейся для него роли. Он подошёл к прилавку со своей обычной фразой, применяемой в различных вариациях взависимости от ситуаций, но предназначенной для всех хорошеньких женщин:

- И таких красавиц заставляют работать в свой праздник! Ай-яй-яй!
- Ну... надо же кому-то, - ответила Света.
- Какой строгий ваш начальник, девочки мои.. . А вот я бы вас в обиде не оставил!

Девушки скромно потупили глаза.

- Что вЫберете? - вскинула взгляд Наташа, нарушая целомудренную паузу.
 
Мужчина мгновенно почувствовал двусмысленность вопроса, и, абсолютно уверенный, что в отношении к простым продавщицам этикетом можно и пренебречь, быстро нашёлся:

- Всегда предпочитаю водку, и к водке горячую молодку!
- "Немирофф", "Смирнофф", "Абсолют".. - начала перечислять Наташа.
- Самую дорогую и самую красивую! - перебил её резвый покупатель.

И как только Светлана бросилась буквально исполнять желание клиента, то есть потянулась к полке с самыми дорогими напитками, а любитель элитного спирта откровенно заелозил глазами по Наташиным формам, Антон завёл свою партию:

- Девчонки, подождите! Я совсем заработался, дурак, и цветов не подарил вам! 8 марта ж, ё-маё – не закончилось ещё, я щас,погодите... погодите, ну? - и с самым озабоченным видом он направился в цветочный уголок.

Наташа мигом повернулась Антону вслед и радостно захлопала в ладоши.
И тут же Светлана выставила на прилавок "Граппу".
 
До мужика вдруг дошло, что он теряет секунды.

- Э-эй, слушай, парень! - всполошился он, - ну ты и вправду дурак, работаешь тут, весь день с такими девушками… и... ни разу не поздравил? Ни одну? А теперь поздно, потому что я уже здесь! А ну-ка, дай-ка.. - и с прыткостью футбольного нападающего, неожиданной здесь для его солидности, он ловко сметнул Антона своим пузом на пути к цветочным воротам.

Антошка на атаку совсем не обиделся, притормозил и передал право на поздравления горячо его возжелавшему, но изобразил на лице недовольную мину и, явственно пробурчав: "Где же я теперь цветы достану, а?"- спокойно ретировался.

А победитель гордо купил два последних дорогущих веника и торжественно поднёс их девушкам, особенно выразительно глядя на Наташу. Та своими шикарными ресницами взмахнула трогательно, и нежно, но с достоинством, сказала: "Спасибо."
Рыцарь испытал новую волну сентиментальных чувств и расщедрился ещё на две бутылки дорогого шампанского.
Тогда Наташа перегнулась к нему через прилавок, элегантно качнула свисавшей с шеи крупной, но лёгкой, цепью, смущённой рукой придержала подавшуюся за цепью грудь и что-то шепнула мужчине в ухо. Он словно просиял весь, вынул из бумажника свою визитку вместе с деньгами, трепетно передал их Наташе, сам удивляясь и стыдясь этой неизвестно откуда взявшейся трепетности, и так и не дотронулся до купленного.
Вдруг скакнул на месте, потом повернулся и козликом запрыгал в направлении выхода, у двери обернулся совершенно счастливый, крикнул: "Так я жду!", покраснел, как шестиклассник, лягнул дверь и выскочил наружу.

Колокольчик весело продилинькал, дверь захлопнулась, девушки, расставленные по местам, стали медленно оседать от наскочившего на них хохота.
Отсмеявшись, Наташа взяла подаренные букеты и передала их цветочнице. Вмиг цветы очутились на месте и та, довольная, засобиралась домой. Прежние места заняли и напитки на витрине. И только денежки были у новых хозяев: все актёры вознаграждены.
 
  Антон, тоже слегка заведённый чарами Наташи, отправился в подсобку пересчитать товар перед закрытием магазина.
Наташка просто умница! Мастерски выполненная ею роль принесла ему лёгкие и весёлые деньги. В очередной раз он убедился, как ловко умеет она окручивать мужчин, и тем не менее опять попал под лучи её обаяния. И сознание её стервозности, направленной на другого, только подслащивало мысль о ней. 
Услышав, как за спиной снова звякнул колокольчик, он не обернулся, зная, что девчонки сами обслужат последних покупателей, взял в руки счёт-фактуры и, всё ещё усмехаясь происшедшему, пошёл в подсобку углубляться в цифры.
 
Он не увидел, как в магазин решительно ворвалась, чуть не сорвав колокольчик, и быстро зашагала к прилавку стройная, модно и весьма блестяще одетая, сверкающая люрексом красавица.
Не сбавляя темпа, она резко обернулась влево к скромно следовавшему за ней мужчине, и огромные ослепляющие глаз дешёвые звёзды подались туда же, но так и не успели деликатно качнуться под мочками её ушей и вдруг спешно забрали вправо, в сторону полок с товаром, послушно следуя за новым гордым поворотом головы своей хозяйки под пышно взбитой причёской цвета вороньего крыла.

Оставив на мужчине повелительный взгляд и таким образом указав своему спутнику его место слева позади себя, она надменно прикрыла лиловыми веками свои великолепные глаза цвета зрелой синеватой оливки и обвела ими все полки с бутылками сверху донизу, правой рукой как бы случайно проводя по своей шее, проверяя, видны ли на ней цепочки, а потом, не убавляя борзости, обратилась к стоящей за прилавком Наташе режущим слух фальцетом:

-Так что у вас в ассортименте?
-А что бы вы предпочли? – растягивая губы в улыбку, ответила задетая Наташа.
-У вас что, нету “Старки”? – к надменности тона прибавилось ещё и лёгкое презрение.
-Ну почему же “нет”? Для вас она ещё производится, - парировала Наташа.
-Да? А что же я тогда не вижу на ваших полках самого ходового товара? Вот я, например, работаю в “Вилкарагисе”, и у нас на самом виду стоит то, что всем нравится и быстро раскупается, - подчёркивая свой профессионализм, добавила высокомерности себе в тон Ирина.

Черноволосая красавица с оливковыми глазами в интимные минуты имела привычку обращаться вслух очень ласково, и только к самой себе, в третьем лице, обычно – “Ирисик-кисик”.

Её муж Лёня, который молча переминался с ноги на ногу сейчас рядом с ней у прилавка, уже не раз осмеливался тем же обращением выражать свою нежность к ней или пылкость чувств, но неизменно нарывался на неприятный голос, от природы имевший тембр низкого лошадиного ржания, переходящего иногда в высокую тональность в зависимости от степени раздражения, часто овладевавшего Ириной, с добавлением каких-то высоких лающих оттенков в те моменты, когда кто-либо особенно выводил Ирину из себя и, как чаще всего оказывалось, он же, муж, из себя её и выводил.

Однако получалось у него так не нарочно, он ничего для этого специально не делал и даже в голову ему не приходила никогда идея невинно подшутить над ней. Он всегда оставался для жены тем местом, в которое выплёскивала она свои тяжёлые эмоции, или, другоми словами - был “вешалкой”, на которую она нанизывала их одну за другой, в непостижимой спешке вылавливая очередную из своего мутного, самой же ей чуждого, подсознания.

- Ходовой товар, по-видимому, и ушёл в ваш “Вилкарагис”, а у нас магазин элитных дорогих напитков, - встала в позу Наташа.
- Я же говорил тебе, дорого тут, пойдём отсюда, к Саньку зайдём, у него точно в “заначке” “Старка” осталась, а ему мы водки возьмём, - зашептал на ухо Ирине Лёня, опасливо и аккуратно потянув её за локоть на себя.
- Ты-то чё-о-о-о?! – лайкнул из баса вверх и немного подребезжал там Ирин голос, - Опять? Я сегодня сама решу, что мне пить! У меня праздник! И вообще я хотела в кабак, как все нормальные люди, а ты со своей халтуркой, как всегда, всё испортил, и я весь день тебя дома ждала, накрасившись!
- Ирочка, ну прости, ты же знаешь, не мог я успеть, Лёшеньку к маме отвозил, ..и, потом машина сломалась, ремонт, пока туда-сюда, очереди.. замотался, давай и правда к Саньку зарулим, он звал, здорово будет, как в прошлый раз!
- “Как в прошлый раз”! Опять будете с Саньком за тачки всякие базарить под водку, а мы с Алдонкой на кухне, чё мы-то пить будем, а? ”Старки” нету же с “Колой”!
- У Санька должна быть, для баб, на 8 Марта… и Алдона наверняка стол приготовила, ты же знаешь её, и в зале накрыла, и ещё кого-нибудь они позвали, так что весело будет!
- Будет, если ихняя Сигитка нам праздник не испортит! И в кого такая уродилась? Тоже мне, пррынцессса на горрошине, родители как люди, а эта, вся такая на понтах, отличница, ремнём бы её, чтоб знала своё место...
- Уважаемые посетители, если вы ещё не определились с выбором, моя коллега в этом вам поможет, и поторопитесь, пожалуйста, магазин закрывается. - Света, ускоррь прроцесс! – прервала Наташа перепалку супругов, оставила Свету разбираться с клиентами, повернулась и, как-то особенно торжественно себя неся, проследовала в подсобку.
 
“Неужели “Старка” закончилась? Надо посмотреть, вроде был ещё ящик.”
                _______

  В подсобке, представляющей из себя и склад ящиков с товаром, и офис магазина, и "стульчик для отдыха" одновременно, Антон удобно устроился на неизвестно кем и откуда принесённом старинном венском стуле под лампочкой, вкрученной в патрон, торчащий на проводе прямо из стены, и глазами, уже изрядно подпорченными долгими ночными дежурствами у своего домашнего компьютера, уставился в финансовые документы, подсчитывая на калькуляторе баланс.
 
Несмотря на крутой европейский внешний вид, далеко ещё было «Дарье» до полного электронного, да и всякого другого, оснащения, ведь только всё начиналось.

Он сидел спиной к выходу из подсобки. Его сосредоточенную работу прервал вдруг раздавшийся звук стучащих каблучков по мозаикой выложенному мрамору, предполагавшему украсить когда-то весь обширный первый этаж  Дома Культуры, после развала Союза угораздивший под раздел на всякие мелкие помещения для частных предприятий. И часть этого роскошного и скользского пола ушла под свеженький магазин, торцом выходящий на правый угол огромного строения.

Почти одновременно вслед за стуком каблучков послышался шуршащий шум от движения чего-то тяжёлого позади Антона и заставил его обернуться.

Совершенно не обращая на него никакого внимания, как будто его тут и нету, от стены у самого выхода отодвигала ящик со спиртным Наташа, низко согнувшись и широко расставив ноги, обутые в кокетливые туфельки на высоких шпильках.
Чёрт её знает, как она вообще ходит на этих каблуках весь день, и только он, наверное, знает, зачем именно сейчас ей понадобилось отодвигать от стены этот тяжёлый ящик.

Надо сказать, что Антона как мужчину, несмотря на все его мужские прелести, Наташа не воспринимала совсем. С недавних пор она вообще перестала воспринимать мужчин – как мужчин. А если сказать честнее и ещё прямее – с самого детства. Какая от них может быть помощь? Только одни проблемы. И хоть бы уже не лезли, не мешали просто жить-выживать.

Антон всё же им был. И знал уже по опыту, что, предложи он ей сейчас помощь, немедленно получил бы отказ, и никогда не мог понять, почему Наташа предпочитает делать всё по-бабски тупо сама без надежды на помощь со стороны, хотя иногда, и только с незнакомыми мужчинами, она применяет тактику беспомощной женщины, но только до тех пор, пока не узнает этих мужчин поближе, а затем ореол рыцарства над их головами рассеивается в глазах её, и далее мужчин она в них не видит.

Тем не менее, мужское от мужчины никак не отнять, хоть рассеивай над ним ореол, хоть насеивай, и Антон по-прежнему оставался одним из них.
 
Он быстро встал, бросил бумаги на стул, сверху на них – калькулятор. Мгновенно очутился позади Наташи, шагнул вплотную и склонился над ней.
 
Она и не сообразила сразу, только почувствовала вдруг его руки, горячей волной вздымающие юбку по её бёдрам вверх.
Следующей секундой овладел инстинкт: побежали тёплые струйки в низ живота, во рту пересохло и где-то в промежности выступила роса.
Наташа немедленно погнала от себя прочь этот голос неразумной природы и в намерении врезать наглецу оплеуху резко выпрямилась в тугую струну.

И тут Антонов ровный, идеально отточенный, несомненно лучший даже среди всех античных, крепкий и твёрдый, гладко выбритый подбородок остро вошёл в её затылочную ложбинку.

Дико взвыв, Антон скакнул вбок, схватившись обеими руками за челюсть, попал правой ногой в пустую картонную полуразвалившуюся коробку, неловко загребнул левой, врезал ею по правой и, поддав этим себе ускорения, укатил в этой коробке как на лыже по мозаичному полу к выстроенным штабелями ящикам с вином у противоположной стены.
Шмякнувшись всем телом о те ящики, он передал им волну вибрации, и   верхний из них неминуемо накренился с высоты стройного ряда, грозя обрушиться Антону на голову.

Наташа, левой ладонью прижав взорвавшуюся в затылке боль, обиженно обернулась Антону вслед, едва-едва успев возмутиться, и вдруг взлетела за ним ласточкой, на лету окунувшись лицом в маску ужаса: ящик валился вниз!
Ухватила парня, рванула под себя, рухнула на него и накрыла собой.

Наташин рефлекс выбросил их обоих к стулу, на котором за минуту до этого сидел Антон, они туда и подъехали на картоне, распластавшись друг на друге бутербродом, об него и стукнулись. Лёгкий венский стул, получив подножку, сбросил Наташе на спину калькулятор, затем бумаги и накрыл их обоих сверху "домиком".

Секундой раньше ящик с вином, угрожавший разбить Антону голову, грохнулся с верхотуры всем весом о мраморный пол, увлекая за собой и парочку нижних. Бутылки разлетелись по сторонам осколками, вино потекло кровавыми дорожками из кляксы вишнёвого цвета, наполнив подсобку пряным терпким ароматом, и чудом не зацепили битые стёкла и винные брызги эту странную композицию из двух тел со стулом.

Боль и похоть смешались в волне, накатившей на Антона.

- Ведьма.. - прохрипел он из-под Наташи, ощутив, как саднит кончик прикушенного языка и изумляясь неотступившему желанию овладеть ею с одновременным страхом перед ней.

Наташа сердцем уловила скачущую толчками кровь в теле Антона, глянула в его побледневшее лицо и рассмеялась. Легко сбросила стул и вскочила на ноги, хохоча.
Антон, справляясь с собой, медленно поднялся и пробурчал опять:

- Точно, ведьма, - потянулся к пачке сигарет на маленькой полочке, торчащей из стены рядом с лампочкой.

Взял пачку и, всё ещё унимая дрожь, протянул её Наташе. Та одной рукой выхватила сигаретку, другой хватанула зажигалку с той же самой полки и весело прикурила. Затем предложила огонь и полностью пришедшему в себя Антону.
Закурили. Сели рядышком на пустые металлические ящики из-под тары, перевёрнутые кверху дном, оперлись спинами о стенку. Наташа подняла калькулятор и положила около. Стул и бумаги остались валяться на полу.

Они не были заядлыми курильщиками, а так, временами расслаблялись в перерывах между работой.
Сейчас пережитый общий стресс заставил их думать об одном и том же. Только Наташа думала об этом удовлетворённо, а Антон - безо всякого удовлетворения. Молчали. Медленно впускали и выпускали из себя дым. Кровь успокоилась и, получив свою порцию яда, словно устала и утекла от них куда-то подальше, унесла с собой горячие эмоции и припрятала их до времени. Мысли пришли в равновесие и Наташа первая прервала молчание:

- По правде говоря, я очень испугалась, когда увидела, как на тебя ящик валится. Он мог тебя убить!
- Меня теперь хозяин убъёт за разбитый товар. Лучше бы я всё здесь выпил, и от этого смерть была бы приятнее.
- Глупый ты. А он, пусть только попробует! Я сколько раз просила его, чтобы установил безопасные стеллажи. Сколько мы с ним ругались, помнишь? И при свидетелях. Жмот. Так что не боись. Не убъёт. Я на него такую проверку напущу, мало не покажется. Ну а ты, если так хочешь умереть, попробуй, тронь меня ещё раз, и стопроцентная смерть от моих каблуков станет ещё приятнее тех двух.

Антон чуть не поперхнулся дымом. Попробовал съязвить:

- Тогда в следующий раз вот так и встань перед ним, как передо мной только что, пусть он умрёт или от твоих каблуков, или от битых бутылок, или от взрыва спермы, или от всего вместе взятого, мне всё равно. Не будет никакой комиссии, и я избавлюсь от всех хлопот.
- Прежде всего ты избавишься от работы, - пыхнув облачком, отрезала Наташа. - Дурак. Давай, прибирайся теперь! Благодарить за спасение не надо. И вообще, у меня 8 Марта сегодня.

Встала, потушила сигарету в жестяной баночке, тут же на полке предоставленной вместо пепельницы, решительно развернулась и, строго стуча каблучками, вышла в торговый зал.
               
Света, слышавшая и вопль Антона, и хохот Наташи, и весь тот грохот, раздавшийся из подсобки, изнывая от беспокойства и любопытства, не могла оставить торговый зал без присмотра и, как только та пара супругов удовлетворилась, наконец, джином с тоником и покинула магазин, вняв ей, ловко по-простолюдински подобравшей ключик, что это «самое модное сейчас», и что «скоро все так пить будут», она бросилась к показавшейся в дверях Наташе и забросала её вопросами:

- Наташка, чё вы там? Бомба что-ли? Ой, у тебя причёска… ты в порядке? А Антон? Сколько побили? Ну, будет нам теперь!

  Зазвонил колокольчик и какая-то женщина, нелепо впрыгнув в магазин, тормознула и как-то обречённо побрела к витрине с пятидесятиграммовыми образцами.
Та самая женщина, Анна.
Света вернулась к прилавку. Наташа осталась на месте, повернулась к зеркальной стене и стала поправлять волосы.
Светлана быстро обслужила молчаливую и неприхотливую клиентку, немало дивясь при этом выбору той и столь нехарактерному поведению состоятельной с виду дамы в праздничный вечер.
Ни приветствия, ни улыбки, ни радости, ни снисхождения – ничего живого не выражало её лицо. Типичная зомби, которая, к тому же, и денег не считает. Такую легко раскрутить. Ну где там Антошка?

А Наташу, справедливо допускавшую для каждого свободу выбора и в предпочтениях вкуса и в проведении досуга, лёгкое недоумение по поводу странной посетительницы тут же оставило, через мгновение она осилила непослушные локоны и уложила их в причёску в точности по моде, как оно и было задумано с самого утра. И даже со вчерашнего вечера. Или нет, ещё раньше… Может, она всё-таки не зря соорудила это чудо, может, всё ещё пригодится... а оно мне надо? ... хотя... вот сейчас возьму и сама позвоню!
И здесь же, чуть не сбитая с ног взявшей с места спринтерский старт и унёсшейся в подсобку навстречу хмурому Антону Светланой, Наташа бросила ей вдогонку вмиг пришедшие на ум слова:

- Света, заканчивайте тут с Антоном и закрывайтесь, а я сбегаю позвонить. Завтра же скажу нашему козлу, чтобы телефон в магазине установил в конце концов. Вдруг пожар, не дай бог, и неоткуда сообщить. Я скоро, без меня не подписывайтесь. –  Наташа подскочила к вешалке, ловко сбросила на себя пальто, виртуозно при этом попав в рукава, скинула в угол туфельки, впрыгнула в сапожки и, не запахиваясь, выпорхнула из магазина.

   Антон тем временем поднялся с ящика в подсобке, со вздохом потушил сигарету и побрёл в угол за щёткой, ведром и тряпкой, в душе проклиная на чём свет стоит свой природный мужской инстинкт, а ещё больше свою непонятную перед Наташей трусость. Обычно женщины вешались ему на шею, и он внутренне очень гордился этим. А тут...
Мрачный, не дойдя до угла, на ходу выхватил из железной ячейки и откупорил поллитровку “Столичной”, чего уж там, и тут же, в подсобке, из горлышка, опорожнил. Хмеля не почувствовал. Пошёл из подсобки вон. На него уже летела Света и лопотала что-то непонятное.

  “Тётка… какая ещё тётка, какие приколы? Да ну их, баб, одна головная боль! – злобный взгляд вслед Наташе – Зря только «мурашки» по телу!... пошло оно всё!” – Антон глянул на Светлану как-то отрешённо, не слушая, и отметил, как двигаются её розовые губы, как нежным румянцем горят её щёки, как правдиво светятся небесно-голубым светом выразительные, честные, но мастерски подведённые тушью глаза, как прихотливо изогнулась русая прядочка на её высоком беленьком лбу, и как преданно и доверчиво расположилась к нему вся её точёная фигурка.
А почему бы нет?
И в самом деле, магазин уже давно пора было закрывать.
                ______               
   
   Анна провела в “Дарье” меньше десяти минут, а потом вышла из магазина, остановилась на крыльце, машинально рассовала бутылочки по карманам, сошла со ступенек, сделала ещё пару шагов и запнулась, переполненная вдруг неизвестно откуда нахлынувшим, не к месту и без всяких оснований взявшимся, но очень светлым и радостным чувством. Голова сразу же очистилась и прояснилась, соображение стало чётким, и веселье мелкими разбегающимися пузырьками буквально распирало её.

Что это? Сознание попыталось зафиксировать причину перемены настроения, но тут же отбросило всякие попытки, попутно отметив, что такой взрыв веселья вызван, уж точно, не содержимым оттопыренных модных карманов, а чем-то неуловимым, вмиг согревшим сердце и тут же улетевшим, оставив в нём искорку надежды. Бьющая через край радость придала силы, от счастья хотелось петь, и она рванула от магазина прочь в непроницаемую тьму, шагнув с аккуратно расчищенной дороги в расхлябанный сугроб. В темноте на сереющем фоне снега проступали её чёрные следы, на дне которых хлюпала вода, когда она, стараясь чётко в них попадать, пошла через пустырь назад домой послушными вдруг ногами.

Дышалось легко, в спину любезно подгонял ветерок, почти бриз, из груди рвалась безголосая песня:

- Ой, цвитёт к-хали-на в по-оле у-ух-хручьяа.. . Парня маладо-ва па-алюбила яаа.. парня.. хх..сухк..а, сухо... , да есть же!

Из кармана мигом извлеклась одна из звякавших друг об друга всю дорогу бутылочек, но Анна, упоённая своим непонятным счастьем, не слышала их звона и вспомнила о них лишь сейчас. Легко скрутив жестяную пробочку, она приставила к губам узенькое горлышко и отправила в себя что-то из "абсолютно-смирново-финляндского" совсем не потому, что ей хотелось выпить, ей просто очень хотелось пить.

... До дома оставалось ещё километра три идти по целинному рыхлому снегу напрямик, темень вокруг кромешная да только свист ветра нарушал тишину, песня уже спета до хрипоты, и одна за другой улетели пустые бутылочки в дальние сугробы. Через полкилометра ветер усилился, наддал со спины и завьюжил, и вздымил снежную равнину. Закрутились, завертелись, заметались белые осы, всем роем жалили ей лицо, умирали, таяли и стекали по нему чёрными струйками, смешиваясь со слезами.

Она не видела себя со стороны. Она видела себя изнутри. А там ощущение непонятного счастья постепенно истощилось, по мере наполнения внутренностей водкой, и с последним выброшенным пузырём словно исчезло в снегу и веселье. Теперь уже слёзы пошли потоком - алкоголь дал обратный ход - больно заныло в груди и опять стало невыносимо жалко себя.
Конечно, она знала, что этот поход не облегчит её состояния. Так оно и случилось. Под тяжёлыми сапогами усталости прахом накрылись бесплодные женские мытарства, но не хотелось думать о них, вообще ничего не хотелось.
Да. Хватит. Надо идти домой. Спать. Только бы не чувствовать этой боли. Совсем ничего не чувствовать.

Почти без сил, понуря голову, понукаемая уже шквальным ветром, охмелевшая Аннушка добрела до своего массивного двухэтажного коттеджа. Низ длинного пальто отяжелел от влаги впитавшегося мартовского снега, в промокшей насквозь обуви чавкало, и ей стало больших усилий подниматься по лестнице на второй этаж. На лестничной клетке, упрятанной в узкий фронтон, царила кромешная тьма. Свет над дверью опять не горел.   
Тупо ища носком сапога ступеньки и болезненно морщась от каждой встретившейся, она кое-как преодолела первый пролёт. Занесла ногу на первую ступеньку второго пролёта, но внезапно раздавшееся глухое рычание заставило её резко вскинуть глаза и крепче ухватиться за перила.

- Рей!! Ты?! Кто там?

Рык разразился злобой, и откуда-то сверху по невидимым бетонным стенам засочилась угроза, поплыла по ним сырыми потёками вниз. Анна испугалась. Замерла. Ей почудились огромные белые клыки в плывущей тьме. От страха так и не успела удивиться чувству, будто её мокрые ступни врастают в ступеньку сквозь разбухшие подошвы, затем отчаянно усилила в голосе мольбу и хрипло просипела:

- Рей... хх! Рей, ну что ты? Ну что с тобой? Хх-хихх! Не узнаёшь? Миленький, ххето же - я...

Тишина.

                Отредактировано 08.03.2017, заголовок изменён
                Продолжение, возможно, последует...