Прощеное воскресенье

      Из серии рассказов "Журавлевы"
      
   
     Дед Алексей проснулся в хорошем расположении духа. Сразу 
        вспомнил, как жена будила его рано утром, чтобы поехать
        в церковь в Нижних Словянах. Он то ли  удачно
        отбивался, то ли  сказал что-то крепкое к месту, но Анька
        оставила его в покое.
     И не то что дед был слабой веры. Со священником , можно сказать,
        даже дружил.
     Просто, со вчерашнего дня  вынашивал он в голове план...
        Пока все шло, как задумано.
     Анна ушла хлопнув дверью.  Значит вернется  без
        «хрустальной туфельки».  Руки в боки.  На это и был расчет.


     Дед перекрестился и начал готовиться  к возвращению жены,
        чтобы простить её как следует. Почему? Потому что сегодня
        было прощеное воскресенье.
     Ближе к обеду, он разложил на столе овощи, крупно нарезал
        хлеб и тонко-сало, отложенное запасливой супругой к своему
        дню рождения. Бутылку водки, спрятанную от него, по понятным         
        соображениям подальше, дед достал последней.
     В своей способности прощать он не сомневался, а вот
        Аньку захотелось испытать серьезно.
    
     Для чистоты эксперимента на закуску не налегал.
    
     Так что встретил он жену, если измерять по его  собственному
        метру счастья, где-то на 99-ом сантиметре.

     Войдя в избу, как учительница в класс, Анна слегка опешила.
        На розовом лице деда, наполняющего стопку, не было
        даже отдаленных следов испуга. Нахмурилась. От вида
        нарезанного сала, её лисьи ноздри в момент стали похожи
        на лошадиные, но неожиданно, она почти миролюбиво спросила:

    -Что это ты, с утра пораньше, Алексей ?
   
    -Да день сегодня такой...
 
    -Чем же это?
   
    -Это ты все больше с людьми, тебе  виднее...
   
    -Ты тоже, не дерьмом мазаный. Кто мешает?

    Дипломатии они явно учились за одной партой.
 
    -Прости меня, Аннушка. Прости. Если обидел или ...
     что когда ...не так...

    Баба Аня, не сводя глаз с уполовиненного куска сала
       ответила с хрипотцой:

    -Бог простит!

    -И за наливку выпитую...

    -Когда же ты успел...?

    -И за туфли,что должен был в город отвести на починку.
       Они до сих пор у Степки на огороде валяются.
   
     Теперь, баба Аня больше походила на вспотевшего
       краснолицего боксера. Тем не менее, выталкивая из себя
       непослушные как дети, убегающие с языка слова, она
       медленно произнесла:

    -И ты меня...прости.

    Дед Алексей, ждавший этого момента,  довольно махнул рукой:
 
    -Прощаю, чего там!  Присоединяйся! Пис-пис будем праздновать,
       как Машка Журавлева  говорит. "Мир", по ихнему.
       Не ошибся я в тебе! 
       Да и сам, как видишь, не злыдня. Даже то, что ты мои
       снасти в запалке... того ... утопила, забыть готов.
       И... ножик перочинный  любимый...

    Жена, не моргая смотрела на мужа, приглядываясь и как бы не
       узнавая. Дед Алексей принял это за раскаяние и продолжил:

    -Ни про почти новый пиджак, пущенный на тряпки, ни про
       сестру твою... Ведь что тут главное? Отпустить и не
       держать зла!  А то ведь...
.....................

    -Сколько ёжика не брей-колобком он не станет, -сказал
       убежденно дед Алексей, берясь за руку, протянутую
       прибежавшим на крики Степаном,  и вставая с пола.
       -Злопамятная ты, Анька. 

    -Зачем же ты его по голове ударила? -спросил еле
       удерживаясь от смеха Степан.

    -Да я хотела по доброму, по-человечески,- запричитала
       баба Аня. Только зря он, про сестру... Ну, прости,Алексей!

    Дед лишь сопел, молча потирая лоб. Он хотел что-то ответить,
       но тут Степан решительно возвестил:

    -Значит так! Пусть дед сегодня в сенях поспит.
       А то боюсь, продолжение этого сериала в больнице
       смотреть будем.

    Густой, дурманящий запах трав и сушеных грибов, в сочетании
       с хорошо прижившимся спиртным, неумолимо  клонил ко сну.
       Было слышно, как за стенкой ворочается и громко вздыхает
       баба Аня.  Дед Алексей подумал засыпая, что простит её
       завтра. Потому что, в конце концов, не один же только день
       для этого существует.
       Дело то житейское!