Грициед аинский

Честно говоря, Лазуритта Бетоновна никогда лошадьми не торговала впрок. А тут Сафроновна(лошадь) в Палатенск навострилась. Уши сбатонила, чехарднулась и по-заправски хвостом чавкнула, седлом вильнув.

"Прадавай, - мол, - хазяйка".

Та и села, как стояла, мимо кадки подле рва.
Кто?
Да я! Сафроновна!

Собралась, значит Лазуритта Бетоновна, как по нужде, начесавшись, с подкрутками и тесемками убористыми.
И ведет лошадь, значит. Ну, не значит, прям, что ведет. Едет-с.
Своялыко и придойно.
Как в хлев. По ржи родимой. Аж, заусеницы на копытах остаются.

И рынок-рынок.

Чё там делается?! Хреном вот водишь по чьей-нибудь морде, и чтоб хоть раз наколбасило кого. Ни в жисть.

Стала Лазуритта Батоновна возле стоба городового. Вхолаживать лошадь. Точно кому придется. И ожидает.

Губы навяливает ботвиньей обрезкой, щечки малюет востреньким перчиком и сочится, как сыч, вот одно в одно. Сычуха и всё.

А вокруг пироги с капустой шевелятся. Хвать кусок один и жрешь. Нет, не кушаешь, ни наедаешься, а во истину жрешь. По нормальному так. И Сафроновна тоже, она же лошадь, к монетам не приучена. Хвать -мять кусок пирогу и хлоп-тюп ресницами.

А продавец горький на вид. Тертый мулик. Его так и звали - Мулик.

И Лазуритте Батоновне осыпает: ща за бульки,.. плати барабульку…

А та в позу «андеграунда» холопского стала и хоть ба нос зачесался: не знаю кто и подоите корову сами.

А Сафроновна уже весь пирог захапала, пока этот Мулик под разборками за кусок поддался.

Живого места нет на подносе. Чист. Белен и явен в сиянии.

Дал тогда сговорясь на хрясь - тот Мулик горсть не горбясь.

Жабок золотых залепил и унеслось.

И лошадка в припёке, с пирогом на отжёге, и Лазуритта Бетоновна в красных пуделях вся. Продала ж лошадку? И этот Мулик тоже с лошадью сам.

А вечером, когда бубликАМИ зевала во дворе, Сафроновна та и приперлась. Пожрала, - говорит всё, -и пришла.
Входи конечно!

А шила ей там делать?

Золотые ж здесь!