Её двоюродные мужья гл. 21

      Мужчины – это странное сочетание добра и зла.
                Джеки Кеннеди
      

                ГЛАВА 21.   ЕЁ «БАБЬЕ ЛЕТО»

     «Написана 8-я глава…Сейчас передо мной  встаёт трагедия Пшигодского. Боец, хороший  рубака, суровый человек с нежным сердцем  не находит счастья в своей личной жизни. Часто в боях, напряжённых походах он  вспоминает о своей нежной подруге, полногрудой  красавице Франциске, вспоминает её ласки, её  податливость и готовность всегда приласкать своего сурового муженька, и в сердце его врывается боль. Его не влечёт другая женщина.  Ещё свежи в памяти ласки Франциски, и     Пшигодский до боли кусает губы, зажимая  рукой эфес сабли. «Пампушенька моя, славная», -  шепчет он», - так рисовал образ одного из своих героев  писатель Николай Островский в письме своему секретарю А.П.Лазаревой 22 января 1936 г.

        Но в 8-й главе, как и в других, недописанного романа Николая Островского «Рождённые бурей» нет страдающего по  своей пампушеньке Пшигодского. Наоборот, когда он встретился с Франциской, то, приревновав её, первым делом посадил ей под глаза  огромные синяки.  «Пампушенька» заявила, что  жить дальше с ним она не хочет.
    Этот эпизод показывает, что в литературе, как и в жизни: любить (и дружить) на расстоянии легко. Трудно любить, когда мужчина и женщина постоянно рядом, связанные узами брака.
   
    Пришёл назначенный срок регистрации брака. Павел все эти месяцы был нежен, предупредителен, чуть ли не пылинки, как обещал, сдувал с Яси. А заодно – с её сыновей и Марии Сергеевны.
   «Езус Христус, - обращался он к Богу, хотя не верил в его существование, или верил, но скрывал, - одна надежда - на твою помощь. Не дай сорваться регистрации брака. Я возлагаю на этот брак с москвичкой большие надежды. Здесь, в Москве, я одинок, не к кому обратиться, некому голову положить на плечо. Сирота! А ты, Езус Христус, сирот не оставляешь без своего внимания».
     Крестился ли Павел, обращаясь к Богу? Яся ни разу не видела, чтобы он крестился.

    А что же Яся? Сомневалась? Переживала? Если её иногда и терзали сомнения (интуиция ведь никогда не дремлет, в отпуск не уходит), то она её прихлопнула, как прихлопывают назойливую мошку.
   У  Яси было «бабье лето». Она чувствовала себя здоровой телом и душой, постепенно затухала обида на Марка, ей нравилась Москва – оптимистично настроенный город… Все люди ей казались красивыми и добрыми; она ни в чём не видела зла.
    Невинно-наивная душа!
    И, как погода в «бабье лето» - солнечная, тёплая, такой видела Яся и свою дальнейшую жизнь с Павлом. Она была уверена, что их ждут, как говорили в старину, «мафусаиловы года», то есть они проживут вместе долго, до глубокой старости; пройдут по жизни, взявшись за руки, как ходили они теперь.
    Яся счастливо улыбалась, вспоминая, как Павел искал её руку даже в квартире – чтобы сжать в своей руке.

   Это событие они не афишировали. Конечно, знала Мария Сергеевна. И обещала праздничный обед. А сыновья Яси, хоть и всё понимали, но были в таком возрасте, когда их мнение не учитывалось.
    После загса Павел и Яся зашли в фотографию. Кто придумал им позу на фото, не известно. Скорее, сам Павел. Сняты они по пояс. Он прижал к себе  голову Яси таким образом, что её лицо оказалось в кольце его левой руки. А правой рукой он сжимает руку Яси; а сверху его руки – другая рука Яси. Вот такая композиция.
 
    Павел спокоен; на его лице едва заметная надменность, что бывает у многих мужчин. Может, не желая того, так они проявляют  чувство превосходства – «сильного» пола над «слабым». Или в выражении его лица было что-то затаённое, о чём не должны были знать другие. 
    Яся, как всегда, слегка улыбается. На её лице – ни тени сомнения, что она сделала правильный выбор.
    Счастливая пара! Потом эту фотографию поместили в рамку и повесили на стену.
    Возможно, она висит и до сих пор. Но уже без одного персонажа.

    Дома их ждал праздничный обед, нарядно одетые дети и няня.
     - Поздравляю, поздравляю, - говорила Мария Сергеевна, и на правах уже давно своего человека в семье Яси, расцеловала молодожёнов в щёки.
    Дети стояли молча. Но младший сын Алёша, улыбчивый, подвижный мальчик, маменькин сынок, не мог долго удержаться  на одном месте. Он подбежал к матери, обхватил её руками. Потом покрутился вокруг неё, потянул носом:
    - Как хорошо пахнет. Это духи? Да, мама? 
      А на Павла – ноль внимания.
    - Розы так хорошо пахнут. Папа подарил мне их, - обнимая сыновей, сказала Яся.
    Дети переглянулись. Яся это увидела. Переглянулись, когда услышали от неё слово «папа». С того момента Яся чаще говорила, обращаясь к мужу, «папа», чем Павел. А для её сыновей он навсегда останется Павлом Ивановичем.

     Почувствовав напряжённость, как перед грозой, Мария Сергеевна засуетилась:
      - Надо соблюсти ритуал. Сейчас я обсыплю вас рисом. Надо бы и хмелем, да в Москве не знают что это такое, не смогла достать. Можно и лепестками розы…Я букет твой, Павел Иванович, обобрала, когда он засыхать стал. Чувствовала, что пригодится.
     Мария Сергеевна обсыпала молодожёнов рисом и лепестками белых роз, и приговаривала:
    - Это на счастье. Чтобы вы жили в понимании и благополучии. В сердце вы моё вошли, как дети, - няня вытерла глаза концом фартука. -  А теперь прошу к столу.

    Ещё накануне этого семейного торжества Яся и Мария Сергеевна обсудили меню праздничного обеда. Павел вызвался приготовить холодец. В общем, они парили и жарили, а потому на столе было разное мясо, рыба, отварная картошка (по желанию детей), сдобренная жареным луком, и много ещё того вкусного, что не готовится каждый день.
    Неожиданно для себя Яся увидела в центре стола большое блюдо с маленькими пирожками. Они напомнили ей жизнь с Марком. Яся расплакалась. Никто не знал,  почему она плачет. Дети отвлеклись от картошки и раскрыли рты, глядя на мать. Алёша тоже готов был расплакаться, потому что умел сопереживать. А старший сын Семён лишь нахмурил брови.

    Мария Сергеевна  поняла свою оплошность.
    - Невесты всегда плачут, привычка у них такая - пошутила она.
    А Павел обнял Ясю и тихонько шепнул:
   - Моя ненаглядная, ты меня осчастливила. Я люблю тебя. Не дождусь, когда мы окажемся в спальне. Сегодня будет у нас первая брачная ночь.

    Павел открыл бутылку шампанского. Пробка вылетела, не прихватив с собой ни капли вина. На правах хозяина дома он налил вино в три бокала, а детям – лимонад. Встал, поднял бокал.
   - Я хочу выпить…
   Но договорить ему не дала соловьиная трель – кто-то звонил в дверь.
   - Ах ты, Боже мой, гость стучится к нам, - запричитала Мария Сергеевна, и пошла открывать, - гости к свадебному столу – это хорошая примета.

   Дети навострили уши. Как только открылась входная дверь, и они услышали «Здравствуйте, Мария Сергеевна», тут же вихрем понеслись в коридор. Они узнали голос отца. В прихожей началась возня, послышался смех,  зашуршали пакеты…
   - А мама дома? – спросил Марк.
   - Дома, дома… Проходи… хозяин дорогой. Как раз поспел к обеду.

   Потом Мария Сергеевна  призналась, что, увидев Марка, повела себя, как мешком из-за угла прибитая: не знала, что сказать, как себя вести.
    Впрочем, в таком же состоянии – как из-за угла мешком прибитая – была и Яся.
    Один Павел сохранял олимпийское спокойствие. Уже поняв, кто пришёл, он  вспомнил начало старинной латинской песни студентов: «Гаудэамус!», что означало «Будем веселиться!».

    И вот на пороге гостиной появляется Марк. Он в светлом костюме, та же подтянутая фигура, а загар тёмный, не здешний. Весь вид его, если можно так выразиться, отточенный, как бывает отточенным с головы до пяток кадровый офицер, любящий свою службу и умеющий носить мундир.
   Яся рванулась к Марку. Ей надо было обогнуть стол. Не отдавая себе отчёта в том, что делает, она хочет бежать, но со всей силы бьётся бедром об острый угол стола. На столе звенит посуда. Павел едва успевает подхватить падающую бутылку с шампанским. Мария Сергеевна зажимает руками рот, чтобы от испуга не закричать.

     Удар, как предупреждение, как знак: «Остановись!». Боль в ноге привела Ясю в чувство. Стараясь не хромать, она подошла к Марку, поцеловала его в щёку:
   - Ах, какая я неловкая! Хотела посмотреть, что делают дети. Вот и  торопилась…
   - Дорогая, - обратился Павел к Ясе, - я принесу лёд. Иначе на ноге будет кровоподтёк.

     У Марка при слове «дорогая» брови превратились в две «птички».
     Павел спокойно подошёл к Марку, подал ему руку и сказал:
    - Давайте знакомиться. Я – Павел Иванович или Павел, называйте меня, как вам будет угодно. Проходите, милости просим. Свидетельствую вам своё почтение.
     Марк, в свою очередь, протянул руку. 
   Павел  на какой-то миг всё же потерял контроль над своим спокойствием, а потому крепче, чем следовало бы, сжал руку Марка. Скорее, стиснул, а не сжал. Да не на того он напал! Марк ответил с такой же силой.  Получилось: схватились два «Каменных гостя».
   Мужчины поняли друг друга. В ситуации участвовали два самца и одна самка, значит, было соревнование. Биологические законы, как и юридические, всегда бдят.

     - Садитесь за стол, -  получив свою руку обратно, Павел потёр ладонями, показывая тем самым, что признаёт силу  бывшего мужа Яси. Спокойно улыбнулся.-   Я принесу лёд. Не хочу, чтобы у нашей… принцессы завтра расцвёл огромный синяк.
    - Рад знакомству. А я  - Марк Николаевич, или Марк.   
   - Наслышан, наслышан… - Павел  не хотел пропустить ни слова в гостиной, поэтому ему потребовалась минута, чтобы принести из кухни лёд. Но он так и остался невостребованным.

    - Да здесь приём! – Марк  одёрнул пиджак и поправил галстук. – Значит, я с корабля  на бал? Как Пушкинский Евгений Онегин?
      И Марк, немного рисуясь, возможно, от смущения, прочёл стихи:
           И путешествия ему
           Как всё на свете, надоели,
           Он возвратился и попал,
           Как Чацкий, с корабля на бал.

     Павел, как  довольный зритель, захлопал.
    -Только вчера вернулся из длительной командировки, - церемонно поклонившись Павлу, сказал Марк. - Соскучился… Давно сыновей не видел. Так, по какому поводу пьёте шампанское? Чей-то день рождения?

     Яся уже пришла в себя и поняла трагичность ситуации, которую чуть не создала. Она подошла к Павлу, взяла его под руку и сказала, обращаясь к Марку:
    - Знакомься…
    - Да мы уже познакомились.
    - Знакомься, это мой муж.
    - Муж? Что ж, дело хорошее. Значит, я с корабля не на бал, а на свадьбу? За мной подарок.

    Было видно, что Марк смущён, а, может, недоволен. Но он быстро взял себя в руки.
    Дипломат – тот же актёр. Если ты на сцене, и вдруг начинает падать крыша тебе на голову, ты обязан доиграть свою роль.
    - Берегите Ясю… Викторовну, - сказал он Павлу. – Женщин надо беречь! «На женщинах держится половина неба», - это слова Мао Цзэдуна, китайского лидера.
    Видно было, что и Павел испытывал смущение. Он ничего не ответил Марку. Посмотрел на Ясю влюблённым взглядом и поцеловал руку.
 
   Так это трио  встретилось. И был разложен пасьянс.
    Никакого смысла нет описывать, что было дальше. Потом они шутили, пили шампанское, ели и хвалили холодец, приготовленный Павлом. Дети притащили часть пакетов с подарками отца – все их рассматривали, оценивали и восхищались. О прошлой жизни – ни слова.
    Хотя, выпив, кроме шампанского, ещё и коньяку, Марк взял в руку маленький пирожок, и многозначительно глядя на Ясю, сказал:
    - Интересно, с чем этот пирожочек Марии Сергеевны? Небось, с капустой? Как в былые времена.
   - Нет, не с капустой, - сурово, не одобряя шутки Марка, ответила Мария Сергеевна. – С печёнкой, с яблоками… Разные.

   - А попробуйте холодец. -  Павел не понял интриги с пирожками. Он взял на лопаточку большой треугольник холодца и положил на тарелку Марка. – Не побрезгуйте…
   Марк лишь для приличия съел кусочек. Аккуратно сложил на тарелке, как положено по этикету, вилку и нож, что означает «больше есть не буду». Встал, сдвинул стул, потом опять вернул его на место – ближе к столу. Застегнул пиджак.
    - Благодарю за угощение.
 
    Хмыкнул про себя: «Как высокопарно выражается этот Павел Иванович! Царские вельможи позавидовали бы его фразе  «свидетельствую вам своё почтение». Хорош гусь. Но и мы не из люмпен-пролетариата. Получайте, Павел Иванович, и  бывшая «мечта моя» Яся Викторовна,   от меня  порцию таких же выражений».
   -  Пора и честь знать. У вас торжество, не хочу мешать. Вам уже давно пора изгнать меня из своего храма. Льщу себя надеждой, что видимся не  в последний раз.
   - Тьфу-тьфу-тьфу, - поплевала через левое плечо Мария Сергеевна, - зачем так говорить! Я ещё постучу по столу, то есть по дереву, три раза, чтоб не сглазить.
   - Вам,  любезнейшая Мария Сергеевна, повезло, что здесь стол деревянный, - рассмеялся, но не особенно весело, Марк. – Сейчас столы всё больше стеклянные.
 
    Марк спохватился, вспомнил, что дипломат в любой ситуации не имеет права на колкости, намёки, личные эмоции. Он должен всегда помнить о декоруме – внешнем приличии, нравится ему окружающая декорация или нет.
     Он понял, что не может быстро разобраться с чувствами, которые появились у него у этого свадебного стола, а значит, ему лучше уйти.
   - Простите, друзья. Мне пора идти. Хочу ещё немного пообщаться с сыновьями. Скоро опять уеду. Позвольте тост. Яся Викторовна и Павел Иванович, поздравляю вас с законным браком. Совет да любовь! Давайте дружить. Не хочу, чтобы между нами возникло разногласие, как говорится, контроверса.
   С тех пор, как я начал изучать дипломатические законы, понял, что народы могут жить без войн, если научатся, прежде всего, ценить жизнь. Лучше созидать и строить, чем разрушать. Истина! Но пока не до всех доходит.
   А пока  она не до всех доходит, нужны дипломаты. Мы поставлены, чтобы смягчать отношения. Того и вам желаю. Прощайте. Труба зовёт меня в путь.

   Марк поцеловал Ясю в щёку, трижды расцеловался с Марией Сергеевной, хотя раньше Яся не замечала у Марка такой ласковости к няне – он всегда держался от неё на расстоянии; пожал руку Павлу.
   Уже у порога сказал:
   - Признаюсь, я до сих пор удивлён, что оказался на вашей свадьбе. Жаль, что я не древнеримский поэт Марциал – он сочинял застольные эпиграммы.
 
     Марк заметил протестующий жест Яси.
   - Нет, нет, я бы сочинил эпиграмму в первоначальном её значении:  желать что-то хорошее. Без всякой сатиры.
    И всё же, при такой торжественной ситуации, когда соединяются два сердца, больше подошли бы сочинения древнегреческого поэта Пиндара. Он был лириком.
    Помнишь, Яся… Яся Викторовна, как мы вместе читали где-то тобой раздобытые его хоровые песнопения, культовые гимны?
   - Да, - отозвалась Яся, старательно отворачивая лицо в сторону, чтобы никто не видел, как на её глазах закипают слёзы, - помню. Мы смеялись над словом «эпиникии».

   - Однако, друзья мои, - продолжал Марк свою речь, выдержанную в дипломатическом тоне, -  вам его эпиникии не подойдут. Пиндар сочинял эти похвальные песни, чтобы славить победителей Олимпийских игр и разных других спортивных соревнований, до которых греки были охочи.
   У вас свадьба. Попробую вспомнить несколько строк из сибирской обрядовой песни, как раз по такому случаю.
   Марк вернулся к столу, одёрнул  пиджак, поправил галстук и, не пропел, а протяжно проговорил:
    Не сокол залетает,
    Не крылом заметает,
    Свет Павел (Марк кивнул в сторону Павла) заезжает,
    Свет Иванович (снова кивнул в сторону Павла) заезжает,
    Ясю (кивнул в сторону Яси) забирает,
    Она плачет, рыдает,
    Ко столу припадает…
   
    Павел слушал бывших супругов и думал: «Упражняются в знании истории. Неприлично себя ведут. Словно меня тут нет. Ладно, ладно… А с меня – как с гуся вода».
    Возможно, Марк понял, что его слишком много за чужим свадебным столом.
   - Но у вас всё хорошо. Никто не рыдает и к столу не припадает. Это  старинная песня. Мне приходится многое иметь про запас – песни, анекдоты, разные истории. Без них дипломату – никак. Иногда что-то требуется, чтобы разрядить обстановку.   
   Простите, я разговорился. Забыл правило дипломатов: меньше говори - больше слушай; больше молчишь – меньше проблем.
   У Козьмы Пруткова есть хороший совет: «Если у тебя есть фонтан, заткни его: дай отдохнуть и фонтану».

   Марк произнёс эту речь, церемонно всем поклонился  и пошёл из гостиной. Но уже за порогом повернулся, посмотрел на Ясю и спросил:
   - Хорошим я был учеником, госпожа учительница?
   - Доцендо дисцимус, - ответила замученная создавшейся ситуацией Яся, - что значит: уча, мы сами учимся.
   - Выпьем, как говорят, на посошок, - наконец-то, решился заговорить Павел, - чтобы у вас  были удачные дороги, куда бы вас не заносила жизнь. Разделяю ваше мнение: лучше дружить, чем враждовать. – Павел обнял Ясю за плечи. –  Заходите к нам в будни и праздники. Надеюсь, что мы обойдёмся  без всяких китайских церемоний. Всегда рады вас видеть. Да, душенька?
   Брови у Марка ещё раз превратились в две «птички».

       После ухода Марка Яся, чтобы перевести дух, пошла в гостиную. Павел – за ней.
    - Бывает же такая констелляция, - сказала в раздумье Яся.
    - Что это, душенька? – спросил Павел.
    -  В переводе с латинского языка, констелляция – «положение звёзд»; а в переносном, фигуральном значении, это слово обозначает «стечение обстоятельств», - разъяснила Яся, пребывая всё ещё в состоянии, как мешком из-за угла прибитая.
     Но ей никак не хотелось, чтобы  Павел увидел, что она не осталась равнодушной при встрече с Марком. Поэтому она и держала такую длинную речь, которая в данной ситуации была - ни к селу ни к городу.

    Яся остановилась возле зеркала и принялась поправлять причёску. Женщина всегда найдёт способ, чтобы, как говорят, выиграть время. Она боялась расспросов, а потому – говорила, говорила…
    - Наш педагог по истории в институте учил нас разнообразить свою речь, пользоваться и теми словами, которые редко упоминаются или вовсе не упоминаются.
    Мнение нашего педагога:  разговорная речь у нас консервативная, мало развивается. И всё от лености людей.
   Например, он считал, что по стихам Ивана Бунина можно учить русский язык, потому что у этого писателя, как выражаются, яркая палитра при описании природы. Одно из любимых стихотворений нашего педагога «Северное море» Бунина. Я не помню всё, только несколько строчек. На море шторм, кричат чайки, а ветер:
   Потяжелее выбирает вал,
   Напрягши грудь, на нём взметает пену
   И бьёт его о каменную стену
   Прибрежных мрачных скал.
   
    -Прости, Павел, стихи не к месту. Марк заставил меня вспомнить студенческие годы.
    - О, моя душенька, сегодня тебе всё можно. Читай стихи, пой, танцуй… Я буду только радоваться. А Марк мне понравился. Солидный человек.
    «Матка боска, - подумал не в первый раз Павел, - придётся приспосабливаться. Эта  женщина отличается от тех, с которыми я до сих пор общался. Не дрейфь, Павел! В медицине столько терминов, что истории не угнаться. Начни пользоваться, пусть и она  спрашивает, удивляется. Так и будем соревноваться. А куда это выведет, посмотрим».

    Когда Марк ушёл, Павел про себя усмехнулся:
    «Вы, господин  дипломат, можете подпускать мне шпильки.  Ничего страшного, у меня кожа дубовая. Меня можно гладить как по шерсти, так и против шерсти.
    Наверное, золотухой внутри покрылись, когда узнали, что ваша бывшая жёнушка стала моей супругой? Я вам не понравился. Видел, видел… Ревнуете, значит, Ясю Викторовну ко мне?
   И элоквенция, что в переводе с латинского языка, означает  «красноречие», не помогла вам спрятать ревность. Тьфу! И я туда же. Но тут уже ничего не попишешь, господин дипломат. Теперь я главный у вашей бывшей жёнушки. 
   Как говорят французы, се ля ви. Такова жизнь. Катитесь колбаской! Буду сердечно рад, если не увижу вас больше в… моих апартаментах. Были вашими – стали нашими».

    А что Яся? Приход Марка именно в тот день, когда она стала женой другого, казалось, должен был выбить её из колеи, потому что остались ещё чувства к нему. Но, поразмыслив, она решила, что его приход в такой знаменательный для неё день, должен, наконец, удовлетворить её обиду на него.
    И случился стопроцентный оргазм души! А теперь она, Яся, будет другом для первого мужа. Так она решила.

     В этом была вся Яся – женщина с романтическим флёром, ещё одна Ассоль двадцатого века.
   Такую особу уже описал в своей  феерии «Алые паруса» Александр Грин:
   «Ассоль проникла в высокую, брызгающую росой луговую траву; держа руку ладонью вниз  над её метёлками, она шла, улыбаясь струящемуся прикосновению. Засматривая в особенные лица цветов, в путаницу стеблей, она различала там почти человеческие намёки – позы, усилия, движения, черты и взгляды; её не удивила бы теперь процессия полевых мышей, бал сусликов или грубое веселье ежа, пугающего спящего гнома своим фуканьем…».

   А как себя чувствовал господин дипломат? В своей записной книжке, названной им «Мой ковчег», Марк записал:
    «Как она посмела выйти замуж? Да, я женился. Но я же мужчина! Мужчинам больше разрешается. И хотя бы для приличия потерпела лет пять, придержалась бы «траура». Нет же, и года не прошло, а она уже замуж снова выскочила. И мужика себе отхватила приличного. Во всяком случае, внешне он очень приличный.
     Интересно,  а они уже спали? Ничего не знаю об их знакомстве. Конечно, спали. Многое бы я отдал, чтобы узнать, кто из нас для неё лучше в постели? Бывшая «мечта моя», наверное, сравнивает нас: этого Павла и меня. А в чью пользу счёт я, возможно, никогда и не узнаю.

     А она, оказывается, красивая, эта городская девочка, которую я сделал женщиной! Я уже достаточно поднаторел на дипломатическом поприще, знаком со  всеми  восхваляющими эпитетами. Но сейчас не нахожу слов, чтобы точно описать впечатление от моей бывшей жены. Она поправилась. Но на талию женщины я обращал внимания лишь в юном возрасте, когда ещё  не знал, что есть у неё что-то и послаще.
   Есть в женщине со странным именем Яся  внутренняя красота. Она, увидев меня, могла бы злиться, не разговаривать со мной, говорить грубости… Нет, она вела себя очень благородно. Но без всякого напряжения. Если женщина лукавит, это всегда видно.
   В таких странах, где я работаю, Яся могла бы быть самой почитаемой женщиной в семье – она умная, рассудительная, начитанная. И самое главное, чего я не терплю в бабах, - в ней нет пошлости.  Её тонкую натуру я разглядел только теперь.
    Только благодаря ей, я в своё время столько  прочитал всяких книг. И как мне это помогло и помогает! Она научила меня также логически рассуждать. Я не перестаю благодарить небеса за то, что они послали мне её в молодости. Без неё я, может, наделал бы много глупостей. Когда играла кровь, подцепил бы какую-нибудь смазливую, сексапильную деревенскую бабёнку, построил дом, завёл гусей и поросят… Бр-р-р… Меня в дрожь бросило от таких мыслей.
    Но, кажется, я всё же сделал большую глупость. Седина уже появляется, а дурак дураком».

    Небольшое отступление:
   
    Есть такое выражение: «Мы все - живые люди». Конечно, люди живые. Но смысл здесь иной, он скрывает чувства. Другими словами: хоть ты дипломат, хоть министр, хоть литератор- классик, хоть  пахарь, хоть пекарь, но вас могут объединять одинаковые чувства.
   Марк записал в своём дневнике: «Многое бы я отдал, чтобы узнать, кто из нас для неё  лучше в постели? Бывшая «мечта моя», наверное, сравнивает нас: этого Павла и меня. А в чью пользу счёт я, возможно, никогда и не узнаю».
    Этот вопрос задаёт себе мужчина, названный земляками «быком» за буйный любовный темперамент в молодости, и всегда уверенный в том, что лучше его, как любовника, на всём белом свете нет.

   Никогда не встречала статистики на тему: сколько мужчин и женщин сравнивают  своих бывших жён (мужей), любовниц (любовников) с новыми сексуальными партнёрами. Вполне возможно: практически все. Даже те, кто и не хотел бы сравнивать. Это получается само собой, подспудно.
  Значительно позже описываемых в романе событий автор случайно по телевидению посмотрела спектакль Московского Театра Антона Чехова «Смешанные чувства». Пьесу написал американец Ричард Баэр. Драматург смачнее выписал образ героя-мужчины, что и понятно: он, мужчина, лучше знает мир своих собратьев по полу.

   Вспомнила этот спектакль, поскольку там те же вопросы, что задавал и Марк. Коротко суть пьесы. В ней два главных героя: он и она. Он  - три года вдовец. Она только недавно похоронила мужа. Раньше они дружили семьями. У них есть дети и внуки. Она собирается переехать в другой штат, а он этого не хочет и приводит различные аргументы, почему ей следует остаться.
   В пьесе остроумнейший текст. Например, герой говорил своей жене в спальне:
   - Что, куколка, ты готова к визиту Большого Билла?
   Под «Большим Биллом» подразумевался половой член.
    Напрасно разъяснила?

   Слово за словом, герои пьесы сходили в ресторан, а затем случилось у них ТО. Оба смущены, а потому соревнуются в остроумии.
   Герой не выдерживает и спрашивает:
   - Ну, и как ты оцениваешь наш интимный опыт?
   На что героиня отвечает примерно так:
   - Была немного разочарована… Вместо Большого Билла меня встретил его младший брат. Тихоня.
    Потом они спорят, сколько баллов заработал этот «младший брат».
   И, конечно, героиня задаёт свой сакраментальный вопрос, который мучает, возможно, в подобных ситуациях всех  женщин планеты Земля: сколько у него было женщин за те  три года, что он овдовел?
   Получается та же картина, что и с представителями сильного пола: и женщины – живые люди. Их волнуют одни и те же чувства. Хоть сударыня - министр, хоть космонавт, хоть певица, хоть доярка, хоть полевод…
    
    Ясю можно назвать исключением из этого правила: она никогда не спрашивала ни своих двоюродных мужей, ни  позже - любовников, сколько у них было женщин.
   После той – в день её свадьбы с Павлом - необычной встречи с Марком, Яся почувствовала облегчение. Может быть, она внутренним взором увидела некое сожаление, испытанное Марком, когда он узнал, что она вышла замуж. И это не было его ревностью. Скорее – сожалением, что она теперь не свободна. Так ей показалось.
    Ей стало жаль своего первого мужа, хоть он и был для неё двоюродным мужем. Яся не могла долго испытывать зло и неприязнь к людям. Ей всегда хотелось их оправдать, и на том успокоиться.

   Яся и Марк не виделись после развода.  Она  увиливала от встреч с ним (так ей было тяжело его видеть!). И тогда Марка принимала Мария Сергеевна.
    Он был заботливым отцом. Кроме алиментов, выплачиваемых без задержки, Марк привозил детям из-за рубежа то, что невозможно было в то время купить даже в Москве. Так в комнате сыновей появились цветной телевизор с большим экраном, а потом – магнитофон.
   У них были заграничные ранцы с разными кармашками, всякие канцелярские мелочи. Они щеголяли в джинсах и кроссовках – предметах зависти мальчишек и девчонок. А футболки, майки, куртки – этого отец привозил  каждый раз большой мешок.  В мешочек поменьше отец набирал для сыновей жевательную резинку, кока-колу, шоколадные батончики…

   Ясе он ничего не дарил. Он давал ей валюту, боны:
   - Это для детей и для тебя. Сама знаешь, где их можно отоварить.
   Яся знала: в магазинах «Берёзка». Соблазнов в «Берёзках» было много. Но она спокойно относилась к полкам, заваленным непривычными  для глаз «простых» советских людей,  товарами. Иногда в «Берёзке» на улице Ферсмана  покупала косметику, платочки, а потом  дарила своим подружкам. Могла и боны подарить без всякого сожаления.

     Она знала, что Павел всеми доступными ему путями хотел узнать о судьбе матери, отца, брата и сестры. Но ему возвращали все его запросы. Нередко он вздыхал и говорил, что, возможно, никого из его родных уже нет в живых. Война катком прошлась и по его стране.
    Яся решила ему помочь. Марк был ещё в Москве, и Яся ему позвонила.
   - Здравствуй, дорогой, - сказала она бывшему мужу.
     А как она могла ещё обратиться к нему? По имени-отчеству? Просто «Марк»? Теперь она чувствовала полное раскрепощение, так как была женой другого мужчины, и могла называть своего бывшего супруга, как хотела.
   - Здравствуй, здравствуй,  такая же дорогая, - ответил Марк, сразу же узнав Ясю. – Ты мне редко звонишь. Что случилось? Как наши сыновья?
   - Не волнуйся, они здоровы. С трудом уговариваем их с Марией Сергеевной снимать джинсы и кроссовки вечером. Они готовы в них  спать. Алёша прячет джинсы под подушку, шутит: «Чтобы наш домовой их не унёс в лес».

   Марк довольно хохотнул.
   - Дорогой, помоги Павлу, Павлу Ивановичу.
   - В чём же нуждается твой ха…
   - Муж, дорогой,  мой  муж, - парировала Яся язвительность Марка. – И больше - никак. Во время войны он потерял свою семью. И что  случилось  с его родными, где они теперь, он никак не может узнать. Ты ближе к этой сфере. Помоги.
   - Заниматься делами твоего… мужа, - ответил Марк после молчания, - я не хочу. Но ради тебя я попрошу одного хорошего человека что-нибудь выяснить. Диктуй: страна, фамилии и прочее, что известно. Подробнее.

   После того, как Марк всё записал, Яся сказала:
   - Спасибо, Марк. Ты настоящий друг.
   - Друг?
   - Как-то у меня вырвалось это слово, - рассмеялась Яся. – Почему бы нам и не дружить? Я на тебя зла не держу, а ты?
   - Нет у меня на тебя никакого зла. И не было.
   - А как ты поживёшь? Понимаешь, о чём я говорю?
    Этот вопрос Яся хотела задать уже давно, но не решалась. Чтобы не подумал, что она ему навязывается. Осмелела, став вновь замужней женщиной.
    Ответ Марка её ошеломил:
   - С тобой было веселее.
   
    Марк даже себе с трудом признавался в том, что сожалеет о своём втором браке. Да, с Ясей он жить не хотел. Но после развода с ней мог бы и не жениться так скоропалительно. Пришлось сделать это ради карьеры – без жены его бы не выпустили за границу, оставили бы работать в каком-нибудь министерстве. Это в лучшем случае.
   В бессонные ночи он думал:
   «Почему у меня не хватило ума сделать всё по-другому? Не надо было разводиться с Ясей.  Мог бы уйти, снять квартиру, пожить отдельно. Потом мы бы поехали с ней и сыновьями в страну, где бы я работал дипломатом. Поменяли бы обстановку, глядишь, и моя неприязнь к ней сгладилась.
    Что я не знаю, какие отношения в семьях  моих товарищей по дипломатическому корпусу? Внешне всё хорошо. А на самом деле, муж и жена могут не разговаривать неделями,  спать в разных комнатах, о сексе даже не заикаются.
   Но они отлично знают, что рядом «шпионы». Они строчат каждый день «в центр» свои донесения – кто как себя ведёт. И мы все, зная это, ведём себя, как отличники. Иначе карьера – тю-тю.
 
   А я ещё молод, у меня много сил для работы. Именно этой стези, как выразилась бы Яся, я хотел. Среди дипломатов много интересных людей, я просто купаюсь в этом мире. У меня появились отличные друзья. Они меня ценят, и я их ценю.
   Но для этого мира больше бы подошла моя первая жена. Родная жена и родные дети. А теперь я вынужден  растить чужого ребёнка – дочь жены. Отношения у нас не складываются. Яся никогда не опустошала магазины, не наталкивала в шкафы столько одежды, что они не закрываются. Меня раздражают постоянно открытые дверцы шкафов - как челюсти акулы. И вкус на одежду у Яси есть.
   Когда с супругой  даже дипломат  не находит общих тем для задушевных разговоров – трагедия. Но, Марк, ты можешь упрекать только себя. Модус вивенди! То есть, чтобы не свернулась твоя карьера, соблюдай условия мирных отношений с женой. А там будет видно».