Я живу на той стороне. Фрагменты

      Смотритель.


      Я привык вставать рано. Люблю застать утро нового дня, каждый раз волнующее и вызывающее улыбку в своём отчаянном уходе. Мой распорядок дня начинается с улыбки. Потому что таким образом я здороваюсь с окружающим миром. Если я скажу просто «Привет», то это будет выглядеть глупо в моём понимании. Пусть даже этого никто не увидит. Разговаривать вслух, когда никто не услышит – это первый признак начинающегося безумия. Иногда улыбка кажется самым важным пунктом, не смотря на кажущуюся, на первый взгляд бесполезность. По мне как раз всё остальное, чем я занимаюсь на острове, имеет меньшее значение.
 
      Но я должен это делать - так записано в моём контракте. Это моя работа. Я – смотритель маяка. В мои обязанности входит каждую ночь триста шестьдесят пять дней в году зажигать маяк на утесе. На самом деле он сам включается – запрограммированный компьютер подаёт сигнал в точно заданное время. Мне нужно следить, чтобы мощная светодиодная лампа посылала вдаль яркий пучок света; питающие её солнечные батареи и резервный радиоизотопный термоэлектрический генератор были в исправном состоянии, а на направляющих линзах отсутствовала грязь.

      По правилам я должен был совершать обход оборудования каждые три дня и записывать результаты, а также возникшие неполадки и проведенные работы по техническому обслуживанию в специальный журнал. Под самой башней находилась небольшая коморка, в которой всегда была приятная прохлада и полумрак. Журнал хранился в небольшом одностворчатом шкафчике. Тут же на столе стоял компьютер с ЭЛТ монитором. Системный блок размеренно гудел, его единственной задачей было включение и выключение лампы маяка. Еще в шкафу лежала стопка исписанных за многие годы пыльных журналов, пропитанных безвременьем и мешок с ветошью для обтирки, который по необходимости мною пополнялся.

      Маяк примыкал прямо к двухэтажному дому, поэтому, когда погода особенно бушевала, я мог совершенно спокойно проверить, что творится на маяке, лишь миновав небольшой коридор, соединяющий строения. Даже дождевик одевать не приходилось. И каждый раз я мысленно благодарил строителей за тщательность и внимание к постройке.

      Здесь вообще всё было сделано с душой. Небольшой двухэтажный дом и маяк, нежно прижимаясь друг к другу, аккуратно ютились на скалистом утесе, заросшим кустарником и травой. От главной двери вели две дорожки. Одна извилисто спускалась к подножью утеса, буквально к самой воде, а вторая пересекала небольшой лесок, и заканчивалась на песочном пляже в пятистах метрах. Если я выходил на балкон, то мог отчетливо разглядеть пляж. Там же виднелось скрытое наполовину среди зелени одинокое бунгало, обшитое листами рифленого металла и деревянный причал. Иногда я ходил купаться на пляж и нырял с причала, благо глубина там была достаточная.

      В противоположной от маяка стороне у дома располагался сарай. Внутри хранилась разная всячина для хозяйства, инструменты, и была установлена стационарная дизельная электростанция, энергией которой питалось все электрические приборы и оборудование в доме. Топливо сюда подавалось по трубопроводу из ёмкости, закреплённой на бетонных опорах. Ёмкость была высотой в три человеческих роста и вмешала в себя триста семьдесят кубических метров топлива, которое по трубам гнал маленький насос. Этого запаса хватит на всю мою жизнь. По крайней мере, пока я нахожусь на дежурстве. Почему-то я никак не мог вспомнить, как давно живу на острове и слежу за маяком.

      Казалось, что я здесь уже так долго, что это давно уже не имеет значения. На острове время вообще течёт по особым законам. Даже не верится, что где-то там, за всепоглощающей синей гладью, существует материк, откуда я однажды приплыл сюда на небольшом катере. Катер запомнился весьма смутно, а материк совсем не вызывал никаких воспоминаний. Иногда на горизонте появлялись проплывающие мимо корабли с серебристыми бортами, приветливо  мигая габаритными огнями. В ответ я улыбался и посылал мысленный привет.

      Часто брал старый потёртый военный бинокль и подолгу рассматривал горизонт в поисках чего-нибудь интересного. Иногда облака принимали такие формы, что я не переставал удивляться увиденной картине. Начинал игру по угадыванию, на что похоже то или иное медленно ползущее по небу облако.

      В любом случае я всегда мог найти себе занятие, кроме регулярных обходов и осмотров. Если бы я занимался исключительно работой, то не смог бы долго здесь находиться. А так я каждый день тратил на что-нибудь, и в мои привычки не входила тоска по материку и людям. Ещё более я был уверен в том, что материк и люди, живущие на нём, не вспоминают про меня вовсе. Для них я, скорее всего, уже не существую. Конечно, мне привозили изредка провиант, топливо и еще что-нибудь, но это не в счёт. По большому счёту я не имел никакой значимости для них. Маяк, может быть, и имел, но вот я точно нет.
Если разобраться, маяк был дороже мне всех, вместе взятых. Он многое значил для меня в сложившейся ситуации. И, кажется, единственный, кто меня понимал. Я чувствовал, что он прислушивается к каждой моей мысли. Защищал и поддерживал, когда это было особенно необходимо. Видимо поэтому я относился к своей работе с особенной внимательностью, ощущая себя избранным. Думаю, я бы не смог заниматься другим делом. Или делал бы всё через силу со спущенными рукавами и без желания. А так, по-моему, нельзя. Лучше совсем никак, чем вот так.

      Тем не менее, если судить по приятному ветерку и чистому небу, залитому голубизной, денёк обещал быть приятным. Я принял душ, посетил кухню и принял лёгкий завтрак. В качестве десерта у меня была прогулка по пляжу, куда я и незамедлительно направился.

      Распорядок дня напоминал коллекцию странных ритуалов, каждый из которых необходимо проводить с особой тщательностью. Как-то так сложилось со временем незаметно для меня самого. Уверен, кто-нибудь готов прямо сейчас назвать меня занудой и педантом. А я люблю ритуалы и всё, связанное с ними. Наша жизнь является главным ритуалом, возведённым в абсолютное состояние. Мы проводим этот ритуал, принося в жертву наши надежды и мечты, а после учим своих детей делать то же самое.