Дворнику хорошо, а шпиону - лучше!

«…я бы в летчики пошел,
пусть меня научат».
«Кем быть» В.Маяковский

   Пожалуй, больше пенсионера Волозова весны ждал только жилец квартиры №16 Севрюгин. Оно и понятно, знатному тюльпановоду дома №66/6, что по улице им.Жертв Перестройки уж месяц, как прислали посылку из Голландии с луковицами новых сортов этих замечательных цветов. Севрюгину с той поры, что ни ночь, снилось, как он выходит во двор с крохотным совочком, грабельками, скребочком и прочей миниатюрной фигней, совершенно недоступной пониманию, скажем, бульдозериста или экскаваторщика. Присаживается на корточки, рыхлит, наконец оттаявшую землю, на заранее определенном расстоянии копает лунки и опускает в них заветные луковицы. Поливает и ждет, когда из черной земли проклюнутся зеленые ростки.

   Пенсионеру Волозову чаяния Севрюгина были не то, чтобы чужды, однако весны он ждал по иной причине. Большой любитель птичек за долгую зиму устал ежедневно лицезреть однообразно серые с коричневым фигурки, прыгающих у его ног воробышков. Даже пестро окрашенные голуби не приносили отдохновения глазу орнитолога-любителя.        Пенсионер Волозов размашистым жестом деревенского сеятеля бросил горсть пшена. Потревоженные птахи взлетели, но тут же опустились на землю, чтобы продолжить кормежку. Голубей пенсионер Волозов не то, чтобы не любил, скорее, относился к ним с пренебрежением, считая пустой птицей. Глупее голубя, утверждал он в разговоре, только пекинская утка. Весь из себя важный, надутый, а в головёнке — пусто. Не зря французы на своем языке их пижонами прозывают. Пижоны и есть. Господь Бог тоже еще тот фрукт был, коли принял облик голубя, решив посетить деву Марию.

   За спиной сидящего на скамейке птичьего кормильца слышалось мерное шорканье метлы. Звуки уборки вызвали в памяти анекдот о квартале публичных домов. «И чего Михеич метлой по снегу елозит? — подумалось ему. — Видать тоже по теплу соскучился». А тепло придет — птички разнообразные с юга прилетят, глаз разноцветным оперением радовать будет. Может и заветная мечта, наконец, исполнится: слетит с небес жаворонок прямо в ладошку пенсионеру, пшена поклевать. Метла прекратила скрести снежный наст, и за спиной раздалось смущенное покашливание.

   — Чего-то хотел, Михеич? — повернулся к дворнику пенсионер. Они уже виделись, и здороваться еще раз сидящий посчитал лишним.

   — Да тут, понимаешь, какое дело, Венедиктыч, — похоже, товарищ не знал с чего начать. Он прислонил метлу к столу для забивания «козла» и переступил с ноги на ногу. — Поговорить хотел… Пока тов.Бататова нет рядом.

   — И чем же наш председатель тебе не угодил?

   — Да вот, тем самым. Тема тут такая… Опасаюсь я тов.Бататова. Ну, не то, чтобы опасаюсь, а не доверяю до конца.

   — Это что же получается, Михеич? Вроде как дружим, он тебя на работу взял, с жильем определил — тебя же после зоны никто брать не хотел, — за столом одним сидим, из одной бутылки… Хлеб, что называется, один преломляем, а ты — не доверяешь ему. Нет, понятно, ты подчиненный, он — начальник. Но друзья все-таки.

   Михеич, сдвинув шапку на лоб, почесал затылок и, вздохнув, ответил:

   — Так, ёптить медь, то-то ж и оно, что начальник. Они же все, начальники, с червоточинкой. А тема такая… Короче, в тебя, Венедиктыч, верю, стучать не побегишь. Вот ты, как старожил в этом городе, расскажи, какие здесь заводы-фабрики есть?

   — Михеич, — пенсионер Волозов от удивления привстал со скамейки, на которой до этого сидел, — ты никак покинуть нас решил? Место себе новое приглядываешь?

   — Да какое там, ёптить медь, покинуть?! — отмахнулся от неожиданного обвинения дворник. — Тут другая программа у меня в голове назревает. Я потом тебе скажу.

   — Так а какие заводы? — задумался старожил. — Раньше много было. Подъезжаешь к Заднепроходску нашему, над городом — столбы разноцветного дыма, заводы работают. А потом, как и везде, в упадок все пришло. Что приватизировали, что по остаточной стоимости купили, да не потянули — силенок не хватило, что само в упадок пришло без заказов со стороны. Литейки нет, — начал загибать пальцы пенсионер Волозов, — цементный завод разрушили, вагоноремонтный завод работает, кондитерка тоже пряники с глазурью выпускает… завод по выпуску тяжелых полуосей стоит… мясокомбинат — заработал. А больше вроде и все. Так чего ты надумал в пролетарии податься?

   — А вот скажи, Венедиктыч, — любопытствующий друг проигнорировал вопрос, — на Промзоне есть огороженная территория без вывески. Там что делают?

   — А, Табакерка… Брысь!!! — это уже рыжей кошке, которая подбиралась к стайке увлеченных пшеном воробьев. И пояснил, — Еще до Октябрьской революции там заводик был небольшой. «Алавердов и сыновья». Производили табакерки для нюхательного табака и пасхальные яйца, не хуже чем у Фаберже. На продукции Алавердов всегда писал: «Поставщик ко двору ея Императорского Величества». Не могу сказать, так ли. Может и врал ради рекламы. После того, как всю промышленность национализировали, заводик переименовали в «Красный портсигар», стали выпускать соответствующую продукцию. Что-то с производством не заладилось, может махорка, да самосад в ходу были, и нужда в кисетах оказалась большей, не знаю. В общем, после НЭПа завод перешел в ведение Наркомата путей сообщения, сменил название на «Красная вагонетка» и стал выпускать чайные подстаканники для нужд железной дороги. По всему огромному Союзу катались наши подстаканники в поездах дальнего следования. Да не абы какие, а все с художественной чеканкой. Целый отдел при заводе был, сюжеты для приборов придумывали. У меня в кухне на полке до сих пор один такой хранится. На боку в овальном медальоне в окружении дубовых листьев изображены двое мужчин, сидящих в саду за столом. На столе самовар. А по нижнему ободку подстаканника надпись выпуклая по кругу идет: «Чаепитие в Горках. Товарищ Сталин угощает чаем товарища Мао». Да… Потом чего-то еще позже выпускали. А в девяностые все забросили, травой территория стала зарастать. Сейчас, слышал, потомки того самого Алавердова вроде как объявились. Из Армении приехали. Снова производство запустили, только вот чего — не скажу. Не знаю. Вывески нет, в город их продукция не поступает. Да зачем тебе?

   — Да, ёптить медь, понимаешь, Венедиктыч, шпионом я решил стать.

   — Ты сдурел, Михеич?! В изменники Родины потянуло?

   — Да в какие изменники?! Я Родину люблю. Да я за Родину кому хошь в глотку зубами вцеплюсь! Я в промышленные шпионы надумал податься, чтобы материальное положение укрепить. А то вечно сижу с вами за столом, как приглашенный.

   — Михеич, ты думай, что говоришь. Ну, какой в нашем городишке промышленный шпионаж может быть? Это тебе в Москву надо, там большие секреты крутятся.

   — А вот не скажи, — не согласился потенциальный агент, — городишко, конечно, маленький, да только в одном нашем доме самое малое два шпиона живет.

   — Это кто же? — удивился пенсионер Волозов, который всех жильцов знал хорошо.

   — А вот хотя бы Фраерман. Скажешь, не засекреченный шпион Моссада?

   — Да с чего ты взял? Будь он разведчиком другого государства, его бы глубоко законспирировали. Уж, по крайней мере, прозывался каким-нибудь Никитиным или Петровым. А он — обычный советский, тьфу!, наш российский еврей.

   — Не знаю, не знаю, — с сомнением покачал головой дворник. — А вдруг, ёптить медь, хитрый ход такой: специально родную фамилию оставил, чтобы не попасть под подозрение? Ну, Фраерман — ладно. А вот Двубортникова, точно шпионит в пользу Швеции.
 
   — Да ты совсем сдурел! Где Швеция и где наша Двубортникова. Придумаешь тоже. Ну, какие у нее секреты? Только протоколы ведения собраний нашего дома, поскольку бессменный секретарь она при тов.Бататове.

   — Ты думаешь, если я — Петрович, так ничего не соображаю? Я почаще вас во дворе бываю, уборкой занимаюсь. И вижу, как ейный пацаненок в открытую форточку к ней в квартиру влетает. То ранним утром, то вечером, как смеркаться начинает. *

   — А, Кирюшка. Да мы знаем, что он к мамке в гости прилетает время от времени. Скучает.

   — Скучает... Между прочим, из самой Швеции, ёптить медь,  летает, как швецкий подданный. И границу пересекает минуя пограничников и таможню. Это он здесь Кирюша, а там, в королевстве ихнем, Карлсонсоном зовется. Сюда мамке валюту в кармане привезет, а отсюда — микропленку с секретами. Точно тебе говорю.

   — Ох, и фантазия у тебя, Михеич! — восхитился пенсионер Волозов. — Во-первых, у Кирюши двойное гражданство, шведское и российское. А во-вторых, ну сам подумай, какие-такие секреты нашего Заднепроходска могут интересовать королевство Швецию? Состав глазури на пряниках?

   — Не скажи, Венедиктович, — не согласился проницательный дворник. — Вполне могет быть, что их любые наши секреты интересуют. Они же, шведы эти, с самой Полтавы на нас зуб точат. Все поражение свое забыть не могут.

   — Ну, ладно, Михеич. Допустим, ты стал промышленным шпионом. А что с деньгами делать станешь? Как объяснишь, откуда у дворника такие деньжищи? У шпионов зарплата высокая.

   — Так, а я попрошу, чтобы сюда понемногу присылали, а остальное в банковскую ячейку в Швейцарии. Накопиться сумма — уеду, где вечное лето. Вот недавно по телевизору показывали остров один в теплых морях. Доминиканская республика называется. Раз республика, значит, строй к нашему близкий, привыкать не придется. Опять же на теплую одёжу не надо тратиться. Шорты, майка, шлепанцы и — готово, Мистер-Твистер. Да и наших туристов там теперь много. Куплю домик на пляже, устроюсь там дворником, буду ходить по пляжу, мусор собирать.

   — Михеич, да какой же там мусор? Там пляжи чистые, из кораллового песка белоснежного. Хоть ешь с этого пляжа.

   — Венедиктыч, я на тебя удивляюсь. Сказал же, там наших туристов полно. А где наши — там мусор завсегда есть.

________________
* Если возникнет желание узнать историю рождения сына Двубортниковой, это можно сделать по ссылке
http://www.proza.ru/2011/01/31/61