Проблемный ребенок

Утро. Рут.

 - Джейсон! Братик, пора вставать. Джейсон...
Малыш улыбнулся во сне, пробормотав что-то и подогнув коленки к животу. Я прошла к окну, подняла жалюзи, отчего комнату заполнил яркий и теплый свет, включила телевизор и вернулась к кровати. Погладила его по щекам, убрала прядь волос со лба, пощекотала под подбородком.
 - Джейсон...
Он все еще не до конца проснулся, но улыбка на его лице стала шире, а потом Джейсон хихикнул и открыл глаза.
 - Привет, Рут! - и потянулся ко мне, привстав с подушки. Я обняла его и расцеловала в обе щеки; он ответил тем же.
 - С добрым утром, братик. Как спалось?
 - Хорошо. А знаешь, что мне снилось? Парк аттракционов. Как мы катаемся на каруселях и горках, и обзорное колесо, и...
 - Потерпи еще пару часов и увидишь, как твой сон сбудется, - рассмеялась я, подавая его комбинезон.
Джейсон - чудо. У него нежная, покрытая легким загаром кожа, темно-золотистые, цвета меда, волосы и огромные голубые глаза. Он очень живой и веселый ребенок, послушный и ласковый. Впрочем, у нас все дети такие. Все, кроме...
Я еще с минуту наблюдала за тем, как Джейсон одевается, стоя посреди просторной, светлой комнаты, а потом пошла будить Оуэна.
Оуэн - головная боль всей школы. Мятежник, бунтарь, белая ворона. Ему ничего не стоит обругать другого брата или сестру (иногда даже старших), отнять у малыша игрушку или десерт в столовой - по ему одному известным причинам, ведь каждый может брать столько, сколько захочет -  а однажды он даже... я при этом не присутствовала, но мне рассказывал брат директор, однажды он ударил какую-то девочку. Ударил до крови, разбив ей губы. Все были в шоке. Оуэна немедленно поместили в комнату игр, где стены обиты мягкой тканью, предварительно убрав оттуда все, чем он мог бы повредить себе, и вызвали психолога. Психолог вынес вердикт, что Оуэн абсолютно здоров. А ту девочку пришлось выхаживать - она заболела от потрясения. Брат директор тогда хотел наказать смутьяна, но его отговорили. Мы ведь любим Оуэна, каким плохим бы он ни был. Старшие братья и сестры уделяют ему даже больше времени, чем остальным, пытаются расшевелить его, пробудить к жизни его светлое начало, но пока безуспешно. Даже визиты его родителей (кстати, абсолютно нормальные люди, спокойные и доброжелательные) не радуют Оуэна. На занятиях он сидит с отчужденным видом, не открывая книги и не записывая ничего из того, что диктует старший брат или сестра, а когда его вызывают к доске, не понимает, чего от него хотят (из-за его плохой успеваемости Оуэн до сих пор живет в крыле первокалашек). А когда звучит гонг и урок завершается - отыскивает себе какой-нибудь уголок, усаживается там и достает свое величайшее сокровище - губную гармошку. Малышам нравятся грустные мелодии, которые он играет, но подходить близко они боятся - Оуэн этого не любит. Исключение делается только для Джейсона. Оуэн почему-то привязан к Джейсону, хотя тот на четыре года младше - ему семь - никогда не обижает и с удовольствие играет для него на гармошке. Вернее, играл, пока ее не отобрали вчера - Оуэна поймали, когда он стоял у дверей комнаты Джейсона с непристойным журнало столетней давности. Брат директор так расстроился, что даже не стал вызывать его к себе на беседу, а просто велел отобрать у Оуэна губную гармошку, а журнал сжечь в огромном мусоросжигателе во внутреннем дворе школы.
 - Что же выйдет из этого ребенка? - вопрошал он, обхватив голову. - Если он сейчас такой, а ему только одинадцать... Он же.. он какой-то... какой то древний!
 - Какой? - вскинул брови брат-учитель физкультуры.
 - Древний! Ну, как те варвары из двадцать первого века... Вы знаете, что было распостранено в их среде? Сексуальное насилие и даже... - его голом пресекся от ужаса - даже убийство!
В комнате повисло подавленное молчание.
 - Неужели его все-таки придется наказать?
Слова, произнесенный сестрой-учительницей математики, заставили нас вздрогнуть.
 - Нет, покачал головой брат-учитель физкультуры. - Решительно возражаю. Это негуманно...
 - Мне, право, очень жаль, но нельзя же позволить Оуэну и впреть так себя вести. Сегодня - журнал, завтра - эти... как их... сигареты, а потом? - это брат-учитель географии.
 - Но прибегать к таким радикальным мерам? - брат-учитель истории. - Ведь, насколько я знаю, если его наказать, последствия будут непоправимыми. И, кроме того, что скажут его родители?
 - Мне больно говорить это, но, похоже, выхода нет. - снова высказалась сестра-учительница математики.
А потом все посмотрели на меня. Я самая младшая из старших,  мне всего двадцать три, но мой предмет самый важный. Любовь.
 - Я не знаю, о каком наказании вы говорите, - сказала я, - Но я уверена, что оно не пойдет Оуэну на пользу. Злом невозможно победить зло, так написано в Мудрой книге. Пожалуйста, дайте ему еще один шанс. Оуэн - хороший мальчик, я знаю. Пожалуйста.
 - Спасибо, сестра Рут, - Директор обвел нас слезящимися глазами. - Вы, конечно, не можете знать ничего о наказании - последний раз его применял мой предшественник, и я надеюсь, что мне не придется прибегать к этому. В любом случае, голоса разделились двое против троих. Так что Оуэн прощен. До следующего проступка.
Оказывается, Оуэн уже проснулся. Когда я вошла, он стоял у зеркала, нанося на непослушные вихры джель.
 - С добрым утром, - улыбнулась я ему. - Ты уже встал, молодец.
Оуэн скосил глаза и смерил меня взглядом.
 - Когда мне отдадут мою гармошку?
 - Вот она, - я достала гармошку из кармана балахона и протянула ему. Недоверчиво взглянув на меня, Оуэн взял ее, и поднеся к губам, издал трель - будто боялся, что в чужих руках она могла сломаться.
 - Спасибо, - буркнул он и отвернулся к зеркалу.
 - Брат директор простил тебя, - сказала я. - И даже позволил тебе пойти сегодня со всеми в парк аттракционов. Но Оуэн, если ты не будешь вести себя как надо, тебя накажут. Вчера тебя еле оправдали. И это последнее предупреждение.
 - Подумаешь, испугали. - презрительно фыркнул мальчик. Его карие глаза превратились в щелочки, лицо исказила ухмылка.
Я положила руку ему на плечо.
 - Мы не хотим тебя наказывать, Оуэн, но ты своими выходками не оставляешь нам выбора. Пожалуйста, будь осторожен. Следи за собой. Хотя бы ради меня. Я очень расстроюсь, если...
 - Уйди, Рут.
 - Я очень расстроюсь. И Джейсон тоже.
 - Рут! Вали отсюда, я сказал!
Стараясь скрыть огорчение, я поцеловала его в щеку и вышла, прикрыв за собой дверь.
Нужно еще разбудить остальных.

День. Оуэн.

Утром явилась Рут и стала нудеть что-то про то, что меня накажут, если не буду вести себя хорошо. Подумаешь! Ничего они мне не сделают, только языком зря болтают. Рут, правда, лучше, чем остальные старшие, но когда она стала действовать мне на нервы, пришлось ее прогнать. А настроение все равно испорчено на весь день. Гадство! Вернули мне гармошку и позволили пойти на эти их качели-карусели, специально для того, чтобы чувствовал себя в долгу перед ними. Ну ладно, сегодня постараюсь вести себя хорошо. Но уж конечно не из-за того, что мне грозит наказание. ОпятЬ, наверное, запрут в игровой, а потом явится тот лысый, как его... психолог, и начнет грузить мозги. Ха! Не боюсь я их наказаний.
После завтрака у нас был урок - Рут целых полчаса болтала о том ,что все люди на Земле братья, и как это прекрасно - жить в мире, где все любят друг друга, и как плохо было древним, которые убивали друг-друга по любому поводу - из-за денег (что это такое, я так и не понял), из-за религии (этого я тем более не пойму, и старшие, по-моему, сами толком не знают ,что это такое), из-за земли, и тому подобное. Потом занялись медитацией - у меня как всегда ничего не получилось - , а напоследок Рут прочла длиннющую главу из Мудрой книги. Я уже вовсю зевал, но тут набежали старшие братья-сестры, приказали нам построиться в пары во дворе - как маленьким прямо! - и вывели в город. Малышня возбужденно галдела и такглазела по сторонам, что того и гляди глаза выскочат. Ну еще бы - раз в кои-то веки выбрались за стены этой дурацкой школы. Там они кроме белых стен (в школе все белое) ни фига не видят. А в городе столько интересного - разноцветные дома-спирали, и небоскребы из стекла, и всякие машины, и люди, одетые по последней моде - одежда светится и при ходьбе массирует тело, я сам читал. Мне даже обидно стало - нас-то все время наряжают в эти белые комбинезоны.
В парке я, конечно, ни на каких качелях-каруселях кататься не стал (что я, маленький?), а уселся в стороне и стал ждать, когда Рут поведет свою группу малышни в бассейн. Тогда я к ним присоединюсь.
Плавать я очень люблю, а кроме того...
И вот, когда она загнала своих в воду и сама стала снимать свой балахон с капюшоном, появился Джейсон и попросил покататься с ним на  обзорном колесе. Любого другого молокососа я бы послал подальше, но Джейсон классный пацан. Поэтому я только скорчил гримасу:
 - Джей, ты что, сам не можешь, что ли?
 - Но тебе же, наверное, скучно просто так сидеть одному? А сам я боюсь. Мне страшно. - Джейсон взглянул на меня щенячьими глазами и я сдался.
 - Ладно, фиг с тобой, пошли. - и взъерошил ему волосы. Джейсон просиял, и мы побежали к огромному колесу..
Мы поднимались все выше и выше, внизу расстилался разноцветный, блестящий, переливающийся город. Далеко на горизонте небо сливалось с океаном - оба такие синие, что не поймешь, где кончается одно и начинается другое. Я взглянул в другую сторону и увидел Рут, стоящую на бортике бассейна прямо под нами. На ней был купальник, но не белый, а темно-голубой. Красивая... Вдруг я разозлился на Джейсона - ведь я мог бы быть там внизу, в бассейне, а не торчать здесь в дурацкой кабинке на верхотуре. А потом я вспомнил журнал, который с таким трудом раздобыл, выбравшись ночью из школы, и разозлился еще больше.
 - Смотри, сейчас столкну! - развернувшись к Джейсону и скорчив страшную рожу пригрозил я и легонько толкнул его в плечо.
И тут он полетел вниз!

Вечер. Джейсон.

 - Я не нарочно! Честно, я не хотел... У него, наверное, ремень расстегнулся! Я не хотел навредить ему! Клянусь! Клянуууу... - рыдающего Оуэна куда-то утащили, а я лежал в траве под обзорным колесом и мне было больно. Я даже плакать не мог. Закричал я только тогда, когда кто-то попытался взять меня за руку. Все тело пронзила такая невыносимая боль, что я стал куда-то проваливаться...
Я проснулся в школьной больнице (нас сюда водили в прошлом году на прививки, и я это место на всю жизнь запомнил) и не мог пошевелиться. Руки и ноги были в каких-то твердых повязках или футлярах. Потом пришедший старший брат-доктор сказал, что это называется гипс. Еще он сказал, что мне здорово повезло - я каким-то чудом приземлился на руки и колени, как кот, иначе бы разбился насмерть.А так я отделался переломами и целый день был без сознания, то есть с вчерашнего утра до полудня сегодняшнего дня. Столик у моей кровати был завален цветами, открытками, игрушками и комиксами - значит, мама с папой приходили, ведь комиксы я оставил дома. А еще я увидел губную гармошку Оуэна. Он, наверное, хотел извиниться за то, что столкнул меня с колеса. Я на него не сержусь. Но к чему мне гармошка и остальные подарки, если я не могу пошевелить ни рукой, ни ногой?
Потом пришла Рут и принесла обед. Рут - моя любимая старшая сестра. У нее длинные темные волосы и красивые зеленые глаза, и вообще она очень хорошая и больше других любит играть и возиться с нами. Она сказала, что когда я немножко поправлюсь, мне разрешат месяц пожить дома, и еще что сегодня все едут на пляж и привезут мне раковины. Я обрадовался и спросил, едет ли с ними Оуэн. А Рут почему-то расстроилась (она старалась этого не показывать, но я догадался), надвинула на лицо капюшон и ушла.
Я заснул, а проснулся часов в семь, когда уже темнело. Минут через десять зашла старшая сестра милосердия, но вела она себя как-то странно - улыбнулась мне, опустила жалюзи на окне, выходящем на внутренний двор, включила телевизор почти на полную громкость и убежала, как будто ее ветром сдуло.
А вскоре со двора донеслись голоса - слов я не разобрал из-за того, что телевизор работал очень громко, но мне показалось ,что это Оуэн, старший брат-директор и старший брат-учитель физкультуры. Сначала они просто говорили, а потом Оуэн стал кричать. Он умолял не наказывать его, не наказывать, только не так, он обещал, клялся вести себя хорошо и больше никогда не употреблять плохие слова, и никого не обижать, и быть хорошим, только не надо, не надо, не... Тут он заверещал так, что заглушил телевизор, и я перепугался по-настоящему. Прошли минуты две, а он не умолкал. Тогда я не выдержал и тоже закричал и расплакался, потому что у меня руки были в гипсе и я не мог заткнуть уши. В комнату вбежала Рут, она была страшно белой, белее своего балахона. Она встала у изголовья кровати, положив руки мне на уши, но я все равно слышал, как Оуэн визжит и воет, а ее слезы падали мне на лицо. Наконец он умолк, и Рут выбежала из комнаты, продолжая плакать.
Я долго не решался посмотреть, что же старшие братья сделали с Оуэном, но потом набрался смелости, вытянул шею и выглянул в щелку между жалюзи.
Двор был пуст, а из трубы мусоросжигателя валил густой черный дым, растворяясь в темно-синем звездном небе.