Батюшка Дон кн. 2 гл. 9

У зимы нет другой краски, кроме белой, но с каким неподражаемым искусством она владеет волшебной кистью. Зима не просто заметает снегом осеннюю слякоть или безобразные следы прорвавшейся оттепели. Она мастерски использует игру светотеней, повсюду создавая живописные уголки зимнего пейзажа и придавая миру художественный облик.
- Неужели немец выдохся? - рассуждали оставшиеся в живых шахтёры.
После сдачи немцам города Сталино 383-я стрелковая дивизия отступала, отчаянно огрызаясь, в направлении на северо-восток. «Шахтёрская» дивизия заняла оборону у города Красный Луч и вгрызлась намертво в родную землю. Всю зиму шли оборонительные сражения, не приводящие к заметным изменениям линии фронта.
- Как же есть хочется! - думал Петя Шелехов почти всё время.
 Питание становилось всё хуже, снабженцы в тылу обнаглели и воровали в открытую. Обовшивевший, опухший, грязный дистрофик, он не мог, как следует служить, не имел ни бодрости, ни выправки. Горькая правда войны надломила его. Собратья по оружию, либо молча неодобрительно сопели и отворачивались от него, либо выражали чувства крепким матом:
- Вот навязался недоносок на нашу шею!
- Всё равно скоро погибнет…
Однажды высокое начальство застало его за занятием. Откопав в снегу дохлого мерина, он вырубал бифштексы из его мёрзлой ляжки. Делал взмах тяжёлым топором, но удар получался слабым.
- Ух! - выдыхал он с придыханием, потом следовала минута отдыха.
Рот у парня был открыт, глаза выпучены, изо рта и ноздрей валил пар. Петька поднял глаза, а на него с омерзением смотрел сытый, румяный, в белоснежном полушубке комиссар полка.
- Фамилия? - брезгливо спросил он.
- Рядовой Шелехов.
Он не снизошёл до разговора с доходягой, не ругался, не кричал, а вернувшись в штаб, по телефону взгрел командира солдата за бардак в подразделении и низкий морально-политический уровень.
- Наказать мерзавца, - сказал с негодованием комиссар и подумал об обеде, - позорит, понимаешь Красную Армию!
- Будет исполнено!
Командир Петьки сидел в километрах в двух от советских позиций. У него был метод воспитания подчинённых. Провинившихся он вызывал к себе и делал это ночью, чтобы те лучше прочувствовали вину. 
- Вставай, комбат вызывает, - потрепал Шелехова по плечу боец.
Петю разбудили часа в три утра и передали приказ отправиться за получением головомойки.
- А как туда идти? - спросил он, не совсем проснувшись.
- Метров триста вперёд, там берёза со сбитой макушкой, потом большая воронка, свернёшь налево, прямо и через полчаса увидишь холм.
- Это там, где наш дот?
- А лучше иди по телефонному проводу… Не заблудишься. Да смотри осторожней, не напорись на немцев!
- Откуда им здесь взяться?
Берёза оказалась значительно дальше, и ствол разделялся вверху не на два, а на три больших сука. Воронок было повсюду множество, а телефонный провод исчез. Петя заблудился и потерял все ориентиры. Решил идти вперёд в надежде наткнуться на дот.
- Хорошо хоть тропинку видно… - бормотал красноармеец, то и дело проваливавшийся в глубокие сугробы.
Ночь выдалась не тёмная, из-за туч выглядывала луна. Изредка бледным светом вспыхивали немецкие осветительные ракеты. Он шёл через редкие кустарники по целине, то проваливаясь в снег по пояс, то по голым полянам, где гулял ветер, качая торчавшие из сугробов высохшие стебельки травы.
- Назад вернусь по своим следам… - надеялся Шелехов.
Дорожка следов тянулась неровной тонкой нитью. Откуда-то периодически бил немецкий пулемёт, и разноцветные трассирующие пули летели, словно стайки мигрирующих птиц.
- Зачем немцы палят в пустоту? - в мозгу всплыл глупый вопрос.
Пули свистели рядом, с треском разрывались, вспыхивая, как бенгальские огни. Было красиво, но сердце сжималось от лютого страха. Петька шёл больше часа, сам не зная куда. 
- Где я? - запаниковал он.
Сплошной линии фронта не было, немцы сидели в опорных пунктах, а промежутки между ними контролировались подвижными патрулями.
- Пройду метров сто, - решил страдалец и затравленно оглянулся, - потом буду возвращаться!.. Пусть лучше накажут, чем попасть в плен…
На пути возникли густые кусты, продираться через них стало трудно, пришлось снять с плеча винтовку, чтобы не цеплялась за ветви. Держа её штыком вперёд, Петя вылез, наконец, на возвышенность, где оказалась протоптанная тропинка.
- Вид у меня со стороны чудовищный: прожжённая шинель, грязная ушанка, туго завязанная под подбородком, разнокалиберные валенки! - некстати подумал он. - Я похож на чучело, запорошенное снегом.
Вдруг при вспышке ракеты солдат обнаружил перед собою на тропинке другое чучело, ещё более диковинное. То был немец, перевязанный поверх каски бабьим шерстяным платком.
- Ни фига себе! - присвистнул русский.
За плечами у того висел термос, в руках он тащил мешок и несколько фляг. Автомат висел на шее, но, чтобы его снять, нужно было много времени.
- Откуда он здесь взялся? - удивился Шелехов.
Противники оцепенели от ужаса, оба вытаращили глаза и отшатнулись друг от друга. Больше всего Пете хотелось убежать, спрятаться и он крикнул:
- Только не стреляй!
Инстинктивно он выставил перед собою винтовку. Гитлеровец резко бросил на снег фляги и потянул руки вверх.
- Nicht schiesen! - губы его дёргались, он захныкал, и пар стал судорожно вырываться из его ноздрей сквозь замёрзшие, заиндевевшие сопли.
Красноармеец прижал палец к губам и показал немцу на свои следы в кустах:
- Иди туда!
- Gut! - немец поднял мешки и фляги и двинулся, хлюпая носом.
Растерявшись, Петька не отнял у него автомат.
- Как опять не заблудиться? - он вяло переставлял свинцовые ноги.
Часа полтора, отдуваясь и спотыкаясь, брели они по неровным следам, которые не замело, и на рассвете притащились в расположение части. 
- Наш малец нашёлся! - удивились сослуживцы Пети.
- Меня к комбату вызывали.
- А мы думали сдаваться пошёл…
Немца разоружили, сняли с него термос, а Шелехов тем временем пытался чистосердечно объяснить всё происшедшее старшине роты:
- Заблудился я!
- Отставить, - приказал старшина, окинув его острым взглядом. - В ходе обследования телефонных линий произошёл боевой контакт с противником.
Солдаты разлили по котелкам вкуснейший немецкий гороховый суп с салом, горячий и ароматный, поделили галеты и принялись за еду. Расчётливый старшина между тем докладывал начальству по телефону:
- Товарищ полковник!.. Наше подразделение вошло в контакт с противником. После перестрелки немцы отошли. Наш радист взял пленного… Так точно, пленного!
Полковник велел немедленно доставить «фрица» в штаб. Петя настоял, чтобы ему жалкому и вшивому, тоже дали полный котелок горячего супа.
- Но почему немец топал в одиночку? - спросил он старшину.
- Он тоже заблудился, - громко заржал старшина, - а ты забрёл на тропу, по которой подносили боеприпасы и пищу в большой немецкий дот.
- А почему не было патрулей?
- На тупые вопросы я не отвечаю, я их задаю…
Несколько дней командование безуспешно пыталось получить «языка». Совершали подвиги в тылу врага разведчики, гибли специальные отряды, а пленного добыть не удавалось. Вдруг заморыш разрешил тяжёлые проблемы.
- Герой! - комиссар полка хлопнул по плечу.
- Больно… - пискнул рядовой.
- Что такое? - озаботился политработник. - Иди-ка ты милок госпиталь, видать заболел…
Оказалось, что, шастая по сугробам, он обморозил обе ноги. Неутешительный диагноз, поставленный ему в медсанбате, оказался однозначным:
- «Обморожение пальцев ног - второй степени, левой пятки - третьей степени, правой пятки - от второй до третьей степени».
- Ты везунчик, - сказал хирург. - Днём позже я тебе бы отрезал ступни...

***
Командир 87-й стрелковой дивизии полковник Родимцев плохо выспался суматошной ночью.
- Немцы по нашим позициям разгуливают, как у себя дома, - ругал он адъютанта Горохова.
- Виноват, товарищ полковник! - вытянулся услужливый лейтенант.
В связи с постоянными перемещениями вверенной ему воинской части комдив прошлым вечером улёгся отдыхать в крайнем домике деревни, где размещалось оперативное отделение дивизии. Спал он не более часа и был внезапно разбужен громкими криками из смежной комнаты:
- Хенде хох! Руки вверх!
С пистолетом в руке боевой полковник в два прыжка очутился в соседнем помещении. У двери с поднятыми вверх руками стоял здоровенный краснолицый «фриц». Лейтенант Горохов направил на него винтовку и держал на «мушке». Два толстых писаря, теснясь в дверях и мешая друг другу, пытались обыскать растерянного гитлеровца.
- Сними с него планшетку! - приказал Родимцев. - Что тут происходит?
Адъютант начал торопливо докладывать:
- Сижу, работаю… Вдруг шум мотоцикла. Посмотрел в окно и вижу, как к дому подкатывает фашист на мотоцикле и прёт прямиком сюда…
- Заблудился что ли?
- Ну, я сразу смекнул, в чём дело. Вчера-то тут был штаб ихнего охранного батальона, вот он и припёрся...
- Он же не знал, что мы вечером их выперли!
Из трофейных документов немца штабисты узнали, что охранный батальон противника вошёл в подчинение полка «Гроссдойчланд». Пленный показал, что на завтра назначено наступление на Воронеж.
- Этого только не хватало, - раздумывал полковник, машинально застёгивая и расстёгивая кобуру пистолета. - Только приняли пополнение...
- Новобранцев толком обучить не успели, - согласился Горохов, - а завтра придётся бросать их в бой.
Утром появилась авиаразведка противника. Следом батальон вражеских солдат подошёл к переднему краю 96-го полка, и завязалась вялая предварительная перестрелка. Атаку на удивление легко отразили. Судя по всему, десантникам удалось ввести противника в заблуждение.
- Немцы впопыхах решили, что им противостоит полнокровная дивизия! - обрадовался жизнерадостный Родимцев. - Потянем время…
- Только как надолго? - высказал сомнение адъютант.
Через день после сильной артподготовки враг начал наступление силами до двух полков мотопехоты с танками и бронемашинами. Атакующих «гансов» встретили плотным огнём из всех видов оружия по заранее пристрелянным рубежам. Орудия прямой наводкой били по танкам.
- Подбили десяток танков и бронемашин! - докладывал командир полка.
Трое суток шли ожесточённые бои. Советские полки понесли крупные потери. Главные силы противник ввёл в бой 20 ноября. После сильной артподготовки мощным ударом он разрезал фронт дивизии. Дорога на Тим оказалась открытой, враг с ходу ворвался в город.
- Нужно отбить этот хренов городок! - приказал командующий армии генерал-лейтенант Подлас.
- Нельзя атаковать город в лоб, мы лишь потеряем множество людей и не добьёмся успеха.
- Подумаешь, люди! - отмахнулся генерал. - Люди - это пыль, вперёд! 
Город являлся крупным железнодорожным узлом, расположенный на самом высоком участке Средне-Русской возвышенности, от него открывался хороший обзор на большую глубину во всех направлениях.
- Задача со многими неизвестными, - уточнил Самчук. - Нужен пленный.
Вызвали полковых разведчиков и всех бойцов, падких до наград. 
- «Язык» нужен до зарезу! - поставил им задачу Самчук. - Кто первый добудет, получит орден.
- Постараемся, - ответил лейтенант Кошевой. - Дело привычное.
Через пару дней ему удалось взять нужного «языка». Вместе с Самчуком комдив допросил его. Немец оказался удивительно покладистым. Получив заверение, что его не расстреляют, он показал, что против дивизии сосредоточены части 16-й моторизованной дивизии.
- Старые знакомые, - начальник штаба потирал потные ладони. - Мы с ними уже сталкивались на Украине.
25 ноября весь день валил мохнатый снег. Но каждый дом на окраине старинного русского городка отчётливо просматривался. У стереотрубы стоял статный, красивый молодой полковник и ругался на соседей:
- Что делают, гады!
- Да не волнуйтесь товарищ Родимцев… - сказал услужливый адъютант.
Свежевыбритый военный, румяный, пахнущий одеколоном, в отглаженной гимнастёрке он выглядел молодцевато. 
- Не надо лезть на пулемёты, зачем гробить людей! - стонал полковник.
Он окончил Академию, воевал в Испании. В 1942 году таких осталось мало, большинство погибло в сорок первом, на командных постах оказались случайно всплывшие на поверхность люди.
- Давай, Иван Аникеевич, - неожиданно предложил Родимцев, - выпьем.
- В боевой обстановке за это по головке не погладят…
- Ничто так не согревает душу, как холодная водка… 
Через день в атаку на Тим в первом эшелоне дивизии пошёл 96-й стрелковый полк. Оба батальона после переноса огня артиллерии в глубину выскочили из траншей и, часто стреляя на ходу, стали подниматься в гору.
- Что же там творится? - Родимцев ходил по комнате широкими шагами.
- Первую линию траншей прошли, - сообщил адъютант.
Было хорошо видно, как бойцы дружно забросали позиции гитлеровцев гранатами, а потом рванулись вперёд и скрылись из вида.
- Связь!.. Дайте связь! - приказал он.
- Провод перебило… - засуетился Горохов.
- Посылай связистов.
На наблюдательном пункте полка командиры старались по шуму боя определить положение дел. На левом фланге вели огонь вражеские танки, слышались разрывы противотанковых гранат. Над домиками поднялись столбы чёрного дыма. Самчук вызвал по рации командира батальона:
- Какое положение батальона?
- Немцы контратакуют, силами до батальона пехоты, рота танков и пять штурмовых орудий.
- Держитесь!
Нервный бой перемещался к окраине. Стали видны ломаные цепи отходящих батальонов красноармейцев. Их пытались обойти справа вражеские танки и пехота. Самчук доложил обстановку полковнику:
- Взять не сможем.
- Отводите людей! - приказал огорчённый комдив. - Пусть полк займёт оборону по северной окраине города.   
Без танков, с малым количеством противотанковой артиллерии, поредевшим ротам, трудно было добиться успеха в бою за упорный город.
- Немцы в тылу! - закричал ворвавшийся в комнату Горохов.
- Отставит панику и доложить по форме! - рявкнул комдив.
Фашисты часто использовали метод просачивания в тылы советских войск небольшими группами автоматчиков. В начале войны это приносило им успех. Огнём и сигнальными ракетами гитлеровцы создавали видимость окружения и помогали войскам, наступавшим с фронта.
- Товарищ полковник, - лейтенант успокоился и чётко доложил. - До взвода вражеских автоматчиков просочились к штабу. 
- Собери всех находящихся на командном пункте бойцов и командиров, - приказал Родимцев, внимательно всматриваясь в карту. - И уничтожьте их.
Стрельба в районе штаба полка постепенно затихла. Но связи не было. Из посланных на линию связистов никто не вернулся.
- Посылайте ещё! - велел он.
- Никого не осталось, - растерялся адъютант.
- Значит, иди сам!
Гитлеровцы активно обороняли Тим. Контратаками они стремились не только выбить русских солдат, но и перейти в наступление. Дома и улицы по нескольку раз переходили из рук в руки.
- Нельзя отходить, - кричал в трубку штабного телефона Родимцев. - Приказываю держаться из последних сил. 
День спустя передовой батальон отразил две атаки гитлеровцев. Главную роль сыграли пулемётчики лейтенанта Кошевого. В развалинах домов он поставил два «максима» так, что они стали неуязвимы для танков, а расчёты могли вести кинжальный огонь по идущей за машинами пехоте.
- Что не нравится? - закричал распаренный Михаил.
В руках командира взвода станковый пулемёт становился грозным оружием и часто решал успех боя. Вдруг раздался необычный воющий грохот. Бойцы впервые увидели светящиеся трассы мин, и вслед за этим прогремели мощные взрывы на позициях врага, вызвав радостные крики:
- Так вот что такое «Катюша»! Душевно поёт...
Декабрь выдался морозным, часто бушевали вьюги. Одетые в летнее обмундирование, немцы ожесточённо дрались за каждое село и дом, где они жили в тепле, а уходя, сжигали всё, оставляя за собой заснеженную пустыню.
- Боится «фриц» русских морозов, - смеялись опытные солдаты. - Даже исподнее не снимает, когда ходит «по большому» … 
Гитлеровцы понимали невыгодность позиций, несколько ночей выгоняли на работу местное население и создали вокруг города сплошной ледяной вал, прикрыв его проволочным забором и минными полями.
- Наблюдение сразу ухудшилось, - сетовал не выспавшийся начальник штаба. - Остались видны только верхушки крыш и деревья.
В тылу по приказу комдива насыпали такой вал с проволочным заграждением, учебными минами и на нём проводили тренировки двух батальонов, которым предстояло участвовать в захвате Тима.
- Тяжело в учении, легко в бою! - повторял Кошевой слова Суворова.
- Легко в постели, - засмеялся Павел.
Важная роль отводилась сапёрам. Им предстояло сделать проходы в минных полях, проволочных заграждениях и провести через них бойцов.
- Наступило время действовать! - напутствовал бойцов исхудавший командир дивизии. - Сегодня нам нужно взять Тим, чего бы это ни стоило!
В полночь ушёл сапёрный взвод, а в три часа, соблюдая тщательную маскировку, вышли в исходное положение оба батальона. 
- Чисто, - командир саперов Паршин доложил о готовности проходов, и комбаты повели бойцов в атаку. - Мои сработали сноровисто и бесшумно.
В белых халатах с капюшонами бойцы поднялись и быстро пошли по твёрдому снегу. Красноармейцы миновали проходы, по городу ударила полковая батарея, батальонные миномёты. С криком «ура» бросились к валу, опираясь на лунки, выбитые ударами прикладов, преодолели его.
- Вперёд! - Родимцев наблюдал атаку в бинокль. - Не останавливаться.
Из-за домов выполз десяток немецких танков. Зачастили взрывы снарядов, выпущенные из их орудий. Цепи наступавших залегли, потом попятились на свои позиции. Вскоре повалил густой снег, и полковник решил повторить атаку, надеясь, что враг не ждёт так быстро нового удара.
- Может, проскочим? - предложил он начштаба.
Немцы заметили подошедших вплотную красноармейцев, когда те появились из летящей пелены снега и открыли уничтожающую стрельбу. Кругом всё горело, рвались снаряды на складе боеприпасов. Комбаты доложили, что город захвачен. Около ста вражеских солдат сдались в плен.
- Взяли! - выдохнул облегчённо Родимцев. - Всё-таки мы его взяли…
- Дай, Бог, не последний! - сказал Самчук и перекрестился. - Хотя коммунистам и нельзя, но как, не поверишь, в чудо?
Герой Советского Союза Александр Ильич Родимцев сделал вид, что не заметил промашки начальника штаба. Он отвернулся к окну и улыбнулся.
- Победителей не судят, - подумал полковник, - а мы сегодня победили.
 
***
Рота обеспечения, в которой служил Иоганн Майер, потеряла во время ночного авиационного налёта советских бомбардировщиков девятнадцать человек убитыми и ещё больше тяжелоранеными.
- Наши потери больше, чем были за всю войну в Европе! - Капитан Кребс в последующие дни казался совершенно подавленным.
Он хотел продолжать отдавать распоряжения в привычной отрывисто-грубой манере, но мог выдавливать лишь нервное лязганье зубов.
- Создалось впечатление, что наш командир пал духом, - поделился с друзьями Ковач. - У меня тоже тяжело на душе, но Кребс настолько морально разбит, что один его вид избавил меня от такого настроения.
- Точно, - согласился злопамятный Вилли. - Каким-то магическим образом, вымученный тон капитана придаёт мне уверенности в себе. 
Проклятая жизнь, которую вели солдаты тылового подразделения Вермахта, начала всем надоедать. Иоганн вскоре предложил товарищам:
- Я хочу попроситься в боевые части. Вы со мной?
- Вряд ли на фронте будет хуже, - согласился Пилле и махнул рукой. - Там, по крайней мере, можно давать отпор.
- Когда убиваешь других, возможно, притупляется боязнь того, что убьют тебя, - глубокомысленно изрёк Франц. - Хотя шансы погибнуть выше.
- Храни нас, Господь!
- Он защищает всех, но срок хранения у людей разный.
… На следующий день они всем отделением дружно написали рапорта с просьбой о переводе в действующую армию. Однако пока натужно крутились винтики военной машины, им предстояло решать более приземлённые задачи.
- Опять осмотр! - в роте по-прежнему регулярно проводились проверки одежды и обмундирования.
Все солдаты специального соединения должны были еженедельно выстраиваться шеренгой и предъявлять нижнее белье. Капитан Кребс проводил инспекцию лично, но придирок стало меньше. У всех появились вши, и их число увеличивалось с фантастической быстротой.
- Скорость, с которой размножаются эти паразиты, должно быть, является биологическим феноменом, - признался озабоченный Вилли. - Каждый вечер я устраиваюсь перед масляной лампой и охочусь за незваными маленькими гостями, но их становится только больше...
- Я тоже.
Солдаты внимательно просматривали каждый сантиметр одежды, от нательных рубах до шинелей, и беспощадно давили тварей ногтем большого пальца, пока не раздавался щелчок, или стряхивали их в пылающую печь. Старшина роты на постоянные просьбы чаще менять нижнее бельё отреагировал слабо:
- Не положено.
- Вши заели...
- Положено раз в неделю солдату мыться и менять исподнее, значит, так надо, - поучал он надоедливых просителей. - Где я вам изыщу дополнительное обмундирование?
- Но можно же хотя бы два раза в неделю сдавать вещи в стирку?
- Нет, - категорически отрезал бывший булочник из Верхней Силезии. - Ищите прачку среди местных…
Посоветовавшись, друзья командировали на поиски прачки Вилли, как самого красноречивого и немного понимающего русский язык. Солдаты собрали всё грязное бельё, и одна из соседских женщин согласилась его постирать. Через несколько дней нужно было забрать его обратно.
- Кто пойдет за бельём? - спросил товарищей Ковач. - Вилли сегодня в наряде, нужен доброволец.
- Давайте разыграем, - предложил Шольц.
Быстро бросили жребий, проиграл невезучий Иоганн. 
- Как всегда не везёт, - ворчал он, собираясь в неизвестную дорогу.
Он вышел за дверь временной казармы и остановился, как вкопанный. Неожиданно выпал снег, и на дворе возник сказочно-чудесный мир.
- Столько пленительной красоты, - подумал потрясённый солдат, - открылось в уличных бульварах, скверах и парках чужого города.
Его непреодолимо потянуло обнять молочно-белый купол неба, и мириады сыплющихся с выси игривых снежинок, и вновь ожившие деревья, и дома, и всю преображённую природу.
- Как же хочется просто жить! - Майер долго бродил по притихшим улочкам Сталино и, с трудом найдя нужный дом, постучал в массивную деревянную дверь.
Ответа не последовало. Он подождал немного и постучал снова, на этот раз значительно громче.
- Кто там? - услышал посланник завоевателей сонный вопрос и следом недовольный скрип железной кровати.
- Я пришёл насчёт стирки, - громко, но с ужасным акцентом сказал Иоганн, - меня послали забрать бельё.
- Одну минуту… - послышался звук шаркающих босых ног, затем кто-то стал зажигать керосиновую лампу.
Лязгнул внутренний запор, и дверь медленно приоткрылась. Солдат увидел стоявшую за ней красивую женщину, завернувшуюся в ватное одеяло, её светлые волосы свободно ниспадали на покатые плечи.
- Здравствуйте! - произнёс он энергично. - Можно забрать стирку?
- Конечно, - ответила хозяйка и открыла шире дверь. - Всё готово. 
Она кивнула, показывая, что понимает его чудовищную речь и жестом пригласила войти. На столе горела зажжённая лампа, пастельное бельё на железной кровати смялось. На самодельный стул легко запрыгнул большой дымчатый кот. Он выгнул спину и уставился на пришельца сверкающими зелёными глазами.
- Вот посмотрите, - женщина показала результаты работы. - Я всё постирала и даже выгладила.
- Gut.
Она одной рукой связывала бельё в узел, придерживая другой одеяло, а Иоганн положил на стол принесённую с собой буханку хлеба и добавил к ней несколько марок. Одна из купюр соскользнула и упала на пол. Он   наклонился, чтобы поднять деньги - то же сделала женщина, и они неловко столкнулись головами.
- Ой! - испуганно вскрикнула она.
Молодой мужчина засмеялся, и она тоже искренне рассмеялась. Смех застрял у него в горле, потому что, когда женщина резко выпрямилась, то забыла перехватить одеяло, которое упало вниз.
- Мой Бог! - прошептал по-немецки Иоганн. - Я никогда не видел подобной красоты.
Он ошарашено смотрел на голые плечи, пышную грудь и крепкие бёдра славянской красавицы. Острый запах чистых волос буквально сводил его с ума. Майер схватил её за руки, когда она их опустила, чтобы поднять одеяло, и сжал кисти так сильно, что она вскрикнула:
- Больно!
- Не закрывайся, - попросил он на своём родном языке. - Я хочу смотреть на тебя… Очень.
- Пусти! - сказала она, по-женски понимая его желание. - Я тебя боюсь.
- Не бойся.
Большие голубые глаза женщины смотрели на него умоляюще, полные пугливых слёз. У неё было узкое лицо с высоко посаженными скулами и    правильными чертами. 
- Ты напоминаешь мою девушку, - признался Иоганн, а затем почти прокричал. - Пойдём!
- Подожди.
Она смущённо улыбнулась, и страх в её пленительных глазах почти пропал. Женщина вдруг согласно кивнула и, все ещё улыбаясь, повторила заветное слово:
- Пойдём!
- Тебя как зовут? - спросил возбуждённый приятной перспективой солдат. - Меня Иоганн.
- Антонина, - ответила хозяйка и настойчиво взяла его за руку. - Иди ко мне… 
Глубокой ночью, когда Майер нёс злополучное бельё обратно в расположение воинской части, он чувствовал себя, как после трёхдневного кутежа.
- Никогда такого подъёма в жизни раньше не испытывал! - радовался он после близости с красавицей.
Тело звенело от дурманящей звонкой пустоты и ему почему-то хотелось петь. Всю зиму до отправки на фронт Иоганн регулярно ходил в гости к красивой русской прачке.


 
продолжение  http://proza.ru/2012/04/27/1745