Крестьянин, сын крестьянина

 - Батя, батя! Сергей вернулся! Мать просила тебя, хоть на часик, заскочить домой.
   Грузный, с отвисшими усами, измазанными в мазуте руками, мужчина, грустно ухмыльнулся и, прекратив ремонт комбайна, посмотрел на паренька.
   - Ну, что там стряслось? Невидаль, какая? Пришел. Теперяча бросай все, беги, встречай заблудшую овцу.
   Уже без прежнего восторга юноша прошептал:
   - Батя, Сергей вернулся.
   - Ну что ты заладил одно и тоже - вернулся, вернулся? Ты лучше скажи, что у него на душе? А…. То-то. Молчишь. Не знаешь. Вот и я не знаю. Помнишь, как три года назад бузотерил он тут по селу? Ага. Вот и добился своего. Украл этот мотоцикл по пьянке, своего ему было мало. Нас с матерью перед людьми опозорил, да еще и свою жизнь поковеркал. Ведь тюрьма, она того, озлобляет человека, ломает многих. Вот, что я думаю, сынок. Ну, как он там? Какой из себя?
   - Ну, бать, он же мой брат. Только худющий…. Пошел бы ты домой. Маманя уж больно просила. А то Серега сидит и все молчит. И я и мать к нему с расспросами, а он отмалчивается. Ты же знаешь, он балагур, а тут молчит. Ты понимаешь?
   - Делов много, сын. Вот и комбайн обломался ни ко времени. Ах! Ну, да ладно. Иди, мотоциклет мой заводи. Сейчас у механика на часик отпрошусь, посмотрим на сына свого.
 
   У ворот Дмитрия Ильича встретила жена растерянная, с влажными от слез глазами. Увидев ее, он еще больше насупился.
   - Ладно, ладно, мать. Не раскисай раньше времени. Трудно нашему сыну пришлось, но, может, не сломался душевно, обиду на весь белый свет не держит. Так что, ты того, не причитай то прежде времени. Что у него засело в душе, опосля разберемся. Лучше скажи, что он зараз делает?
   - Ничего…. Поел, так, малость. Теперь, че? Вот лежит на диване, в потолок смотрит и молчит. Што он там, на потолке энтом, нашел, ума не приложу. Я раз, второй заглянула. Думаю, может, умаялся, спит. Ан нет. Глаза открыты, чтось там разглядеть норовит.
   - А ты то, что, говорила с ним?
   - Да я и с лаской к нему и так и сяк.
   - А он что?
   - Помалкивает…. О-хо-хо, Дима. Поглядела я на него, на Сережечку, на сыночка нашего. Чужой он какой-то. За эти годы в неволюшке, видать, чтой-то в душе у него надломилось. Не дай бог, это произошло, сын он нам. Тож и послала за тобой. Посмотри, поговори. А?
   - Некогда мне, мать, речи воспитательные говорить. Однако сам за него волнуюсь. Ты, того, не мешай только нам.
   Дмитрий Ильич решительно направился в дом. Но перед входом в комнату вдруг, словно оробев, замешкался. Снял засаленную фуражку, помял ее в узловатой руке, другой рукой провел по волосам, приглаживая жесткий, непослушный чуб. Потом кашлянул в кулак и решительно открыл дверь.
   Заслышав легкий скрип, открывающейся, двери, и увидев в дверном проеме грузную, сильную фигуру отца, Сергей вдруг резко вскочил с дивана. Вскочил с такой поспешностью, словно провинившийся солдат перед грозным командиром. Увидев это движение, Дмитрий Ильич почувствовал, как больно, очень больно что-то кольнуло в его могучей груди. И жалость, жалость, вот к этому худому, нескладному, но горячо любимому сыну, захлестнула, заполнила до краев его душу. Еле сдерживая, невесть откуда взявшиеся, слезы, он сделал один, второй шаг к сыну и крепко прижал его к своей груди.
   - Явился, значит. Это хорошо, сынок. Это очень хорошо. Мы тебя уж давно ждали. Волновались очень.
   Чувствуя предательскую слабость в ногах, Дмитрий Ильич отпустил, слегка вздрагивающие, плечи сына, и тяжело опустился на стул. Сергей же так и остался стоять, понуро опустив голову, и, глядя на свои босые ноги, молчал.
   - Работы у меня много сейчас, сын. Вот механик на час отпустил. Оно вот, что мучает меня – душа твоя. Нет ли там грязи? Я вот что тебе скажу. Все, что с тобой было, ты, то забудь. Выбрось из головы и позабудь навсегда. Понял, ты меня? Только это, гульбища, да дурь эту разную из головы выбрось. А то, неровен час, опять доведет тебя это до.… Ну, в общем, ты меня понял. Прошу, не позорь нас с матерью перед селянами. Или, что надумал, все начинать сызнова? Не позволю! Если так, вот бог, вот порог. Лучше не видать нам с матерью твоих энтих художеств. Ну, что ты молчишь, словно воды в рот набрал?
   Не дождавшись от сына ни слова, Дмитрий Ильич продолжил:
   - Совет тебе – зараз подумай над моими словами. Думаю, время, оно любые раны лечит. Поэтому надобно тебе идти к людям, браться за работу. В деле покажи себя. Трудом уважение заработай у односельчан. Помни, ты - внук и сын хлеборобов потомственных. Ты из крестьянского роду. Слышишь ли хоть меня? А? Чего молчишь то? Перво-наперво пойди мать успокой, поговори по-людски, не изводи ее молчанием, она ведь куда больше нас с тобой страдает. Материнское сердце, оно ранимое. Приласкай ее, успокой. Пусть видит, что сын, а не абы кто, пожаловал. Сегодня отдыхай, набирайся сил. К Надежде сходи. Она вон, сколько лет тебя, охламона, ждала. Смотри мне, девку не обижай. Думаю, что если люба она тебе по-прежнему, не тяни, распишитесь. Она девка хозяйственная, из семьи хорошей. Опять же любит, похоже, тебя, такого, как ты есть. Немаленький, понять это можешь. Ну, а завтра на поле. Работать надоть. Будешь в моем звене четвертым. Как раз нам сейчас не достает человека. Технику тебе доверю. Ты дело это знаешь. Ну, что молчишь? Или не по нраву тебе слова мои? Вором решил быть? Гулянки там, мулянки там разные? Ты это, не молчи. Завтра мы кончаем косить ячмень. А опосля сразу же возьмемся за пшеницу. Так что еще успеешь, как следует, поработать на косовице. Ты же - крестьянин. Может, не хочешь на комбайн? Так ты и водитель хороший. Хочешь, поговорю с управляющим, чтобы тебя посадил на грузовик? Только дай мне слово, что не подведешь. Мой тебе совет, однако, лучше все-таки первые дни побудь со мной на комбайне. Так что ты решил? А? Ну, что стоишь, как столб?! Неужто не по нутру мои слова тебе, сынок? Ну, ну.
   Не поднимая коротко остриженной головы, Сергей, шмыгая носом, молчал.
   - Не хочешь с отцом разговаривать, да? Ишь, понимаешь, разобиделся он на весь белый свет. Никого винить не надо, сам набедокурил, сам ответил. Ну что ж помолчи, помолчи, подумай. Хорошенько только думай. А мне вот некогда в доме засиживаться. Поле меня ждет. Да еще комбайн вот некстати забарахлил. Недосуг мне ноне рассиживаться, речи душеспасительные вести. Я - крестьянин. В страду мое место в поле, – с этими словами Дмитрий Ильич поднялся со стула и, слегка сутулясь, пошел к выходу. Уже у дверей, надев фуражку, полуобернувшись, продолжил:
   - Завтра тебя буду ждать. Ищи меня на ячменном клине. Понял?
   И не дождавшись от Сергея ни слова, Дмитрий Ильич покинул комнату, быстрым шагом вышел из дома.
 
   Во дворе его поджидала жена, и, с затаенной опаской, спросила:
   - Ну, что? Как сынок? Что сказал?
   - Молчит он, - Дмитрий Ильич тяжело вздохнул. – Но я сказал ему все, что думал….
   В этот момент резко распахнулись двери дома. На крыльце, запыхавшийся, раскрасневшийся, стоял Сергей.
   - Отец! Папа, можно прямо сейчас с тобой в поле? А? Помогу комбайн ремонтировать. Потом, если можно, хоть ненадолго, за штурвал комбайна пустишь. Так по работе, по нашей, по крестьянской, соскучился. Ведь я - крестьянин, сын крестьянина. Батя, можно с тобой в поле? Ведь поле меня ждет.



   P./S. Рисунок моей сестры Елизаветы Сыроватской.