Нужен, не нужен. гл. из а. б. пов. Кружение лет

            

    - Сан Саныч, забирай мужиков и в пятую. – зычный голос Сандлера заставил нас зашевелиться, выравнивая нотные листы  произведений в папках. После распевки, мы, мужики, тенора и басовая группа, отделяясь от женского состава, должны идти  заниматься с нашим хормейстером Александром Александровичем в пятую аудиторию. Разучивание нового произведения всегда так начиналось. Мужской состав уходил в другое помещение, Сан-Саныч, как все мы коротко звали его, садился за рояль,   проигрывал мелодическую строчку  первых теноров и мы, глядя в нотный листок, называя ноты,  начинали сольфеджировать.
     Пропев два-три раза эти несколько тактов, хормейстер заставлял    пропевать их каждого из нас по очереди, слегка поддерживая на рояле, если интервал оказывался сложным для исполняющего. При повторении музыкального отрезка семь-восемь раз, а таково было количество  первых теноров, причём обладающих хорошей музыкальной памятью и слухом, мы заучивали мелодию быстро и чисто.
     За нами это действие повторяли вторые тенора, затем баритоны и басы. Пока тенора заучивали свои партии, остальные, не теряя времени даром, потихоньку листали журналы или читали книги, кто-то играл в шахматы. Сан Саныч им не мешал, лишь бы не шумели.
     Сорок минут занятий проходили  в черновой работе разучивания, после чего весь состав уходил на двадцати минутный перерыв. Таких перерывов было три, причём третий продолжался тридцать минут и мы успевали сбегать в буфет и пообедать.
     На втором часе  пропевали мелодию уже с текстом, впевая его.  Третий час подчищали огрехи, работали над нюансировкой, чистотой звучания всем мужским составом. И только на последнем часе происходило соединение женской группы с мужской и Сандлер, который занимался с женщинами тем же чем занимались мы, мог делать выводы о проведённой  нами работе. Иногда оставался доволен, большей же частью, находя ошибки в нашем звучаньи, долго и упорно искоренял их, пока не оставался удовлетворён совокупным звучанием всего хора.
     Работа наша всегда начиналась в десять утра, а без двадцати два, мы были уже свободны. Кто-то спешил домой, к семьям, а кто-то на вторую работу, если сумел устроиться куда-либо. Мужики приспосабливались работать и полотёрами и стекломоями, кондукторами и  контролёрами, а то и просто грузчиками на несколько часов где нибудь в магазине, если здоровье позволяло. Но всё это было весьма сложно для исполнения; разрешения, справки,  допуски. Очень многие  из артистов хора, втихаря, пели в церковных хорах, что преследовалось и было весьма чревато для последствий. Спокойно можно было вылететь из хора. Но жить-то надо.
     Выступления на публику были не очень часты. В основном  хор открывал или закрывал концерт какой-нибудь патриотической песней  в Октябрьском зале или Юбилейном  ледовом дворце. Участие в нём приносило в наш бюджет пять рублей, а это, ого, два с половиной кило мяса или бутылка водки с полукилограммом колбасы. Поэтому мы всегда радовались, когда  участвовали в живых концертах.  Но большей частью пели на радио или  на телевидении. Изредка давали полные концерты в капелле или филармонии.
     Иногда, что было   не часто, писались  в капелле на пластинку. За минуту звучания записи, мы обогащались аж на два рубля, и чувствовали себя богачами, если запись была минут на тридцать-сорок. Но это была очень тяжёлая, многочасовая, изнурительная для голоса работа. Иной раз писались по нескольку дней. В обшем достатка не было, а так, сводили концы с концами, но любовь к музыке и пенью была фанатична.
Запомнилось одно из занятий Сан Саныча с мужским составом. Разучивали и чистили для записи на пластинку произведение Клода Дебюсси – Ночь, спокойную и созерцательную песню. Сдержанное и строгое восхищение красотой. Композитор гениально использовал в музыке тонкое понимание полифонического письма той далёкой эпохи, красочное своеобразие гармонических ходов.
     Как обычно,  разделившись  составами, отправились в свою пятую. Долго добивались нужной  чистоты звучания. Саныч измотал нас всех своими придирками.И вдруг:
- Эдуард,  помолчите, пожалуйста, не пойте пока.
     Обиженно замолкаю. Это что же такое, я выходит виновник  неважного звучания ? Ужасно неудобно и противно. Как же так, я ведь чувствую произведение, оно мне ужасно нравится, я наслаждаюсь им, и пою я совершенно чисто. Я знаю, я уверен. Обида сжала сердце. Ах ты, чёрт как неприятно… Хор поёт без меня и раз и два, и три. Хм. Как друзья вы не садитесь… Вот нету той, нужной прозрачности звука. Замолкают.
- А вот теперь, – голос Сан Саныча, - включайтесь,  Эдуард, пойте.
Начинаю петь со всеми, очень  прилежно и  старательно, стараясь выдержать   колорит, дать нужный образ. Отпели.
     -Ну, что я могу сказать – почесал подбородок Саныч, - хор зазвучал иначе, значительно лучше, ярче, звонче.   А вы молодец. Но всё же я не удовлетворён. Пусть Григорий  Моисеевич разбирается.
     У меня отлегло. Оказывается я даже молодец. Нужен я, нужен! Как приятно…
Сандлер же, со свойственной ему энергией и темпераментом быстро расставил все точки и через пару занятий добился превосходной слаженности  звучания, выразительности фразировки и чистоты  интонации. В один из февральских дней 2012 года Григорию Моисеевичу исполнилось бы сто лет.
    Я пропел в хоре до 1977 года и вынужден был уйти из-за голосовой травмы. Весной 1976года хору пришлось вынести очень большую нагрузку, дав шестнадцать концертов в Юбилейном. У многих артистов хора начались весенние обострения гриппа и они не принимали участия в концертах. Оставшимся пришлось нести  усиленную нагрузку. Я, чувствуя себя тоже не совсем хорошо, но продолжал петь и пел до конца, пока хрипы и сипы не вынудили меня идти в фониатрический  кабинет института ,,уха, горла, и носа” на Бронницкой. Там наблюдались и лечились все профессиональные певцы города.
     Профессор Райкин Ральф Исакович (кстати брат Аркадия Райкина) определил у меня несмыкание связок и два узелочка на них. После соответствующего лечения один узел исчез, а второй, более крупный, профессору пришлось убирать оперативным путём. Месяц молчания и лечения   после этого вмешательства  голосу ничего не дал.  Он потерял качество звучания, пропали блеск и звонкость, голос рвался, часто киксовал, верхний регистр был затруднён. В общем я стал изрядно мучиться, постоянно чувствовуя свою неполноценность.
     Работая в хоре, ещё два года назад я начал заниматься в народном институте искуств при ДК им. Кирова, на факультете фотокорреспондентов,         и теперь, найдя    дополнительную работу  в виде фотографа завода, стал задумываться о смене профессии. В общем по зрелому размышлению, я решил расстаться с хором и целиком посвятить себя новой работе в качестве фотографа. Написав заявление об уходе я, со слезами на глазах, расстался со своим любимым коллективом, к которому  очень привязался за эти годы.
     В моей жизни начался новый этап.