9. Мама, конечно, против

Воскресенье. Сегодня будет долгий-долгий, прекрасный день, посвященный мне самой, я ведь уже отвыкла от одиночества - за какую-то неделю.
Я могу не раздергивать штор. Я не буду раздергивать их. Не буду открывать окон, чтоб показать, что дома. Не буду наводить порядок - "вдруг кто придет", и не подниму брошенную посреди пола подушку. У меня не будет задачи, как привести себя в приличный вид к вечеру, если встала утром с синевой под ногтями и пустотой в сердце.
Я не буду мучить волосы шпильками, а просто возьму старую заколку и плевать, что пряди разбегаются во все стороны. И не буду помнить, что вчера ты положил голову мне на колени. Возьму тяжелую отцовскую кофту и укроюсь ей, заберусь с ногами на диван, съем апельсин и не буду думать ни о будущем ни о прошлом, ни о дожде, что шумит по карнизу.
Я обгрызла вчера все ногти. Как ребенок.
Волосы пахнут вчерашним дымом, и давно высоко солнце, а шторы закрыты. День без тебя.

В шесть утра меня  разбудила мать. Как всегда, суматоха разбора сумок, все раскидано, соберу потом, торопливый обмен новостями. Я соскучилась по ней так, что, когда она зала зит под душ, я втаскиваю табурет в ванную, сажусь и продолжаю расспрашивать.
- Дагестан? Ничего; когда туда ехала, под Кизляром была канонада, настоящая, со мной ехал афганец, его всего протрясло, я говорю: "Не бойтесь, доедем, впереди всегда товарняк пускают - не взорвут."
-Тю, норма жизни.
- А сюда поехала, отправление на час задержали, потом уже кто-то сказал - заминировано...Море - во! Все говорят, 21-го на Дагестан будет нападение, в Махачкале, знаешь, почем квартиры? Все бегут. Полотенце подай. Ты как? Бледная вроде.
- Да уж, как сами загорят, так другие все бледнолицые.
- А что со мной не поехала? Такая же была бы. Вообще не представляю, как ты тут выдержала...Молодец. Со мной ты бы все равно ничего не запродала. Документы подготовила? Все, завтра сходишь, пригласишь. Сегодня я отдыхать буду, уф. Не скучала? Ночевать не страшно?
- Да вроде мне тут развлекали по мере сил. любезные соседи.
- Стас, что ли?
- Нет, из того подъезда. Ты его видела. Помнишь, мы...
Я объясняю, мать не слушает: - Ладно, все это было без меня, а там посмотрим.
- Посмотрим, - соглашаюсь я, - просто предупредила, все равно тебе донесут.
- Кто? пошли они все в задницу! Я голодная. У тебя есть что поесть? И деньги даже есть?
  Я ухмыляюсь и рассказываю в картинках, что было позавчера. Мать меня полностью одобряет. Однако вечер, я как на иголках, наконец решаюсь и начинаю одеваться.
- Ты куда?
- В соседний подъезд.
- Нечего делать. Я лояльно отнеслась к тому, что было, при мне, пожалуйста, по чужим квартирам не бегай.
- Но мама!
- Не будешь слушаться, завтра же уеду, продавай квартиру сама. Или папочку пришлю с тобой разговаривать.
- А я ничего не сделала, чтоб папочкой угрожать.
- Ну и все. Что за счастье с пьянчужками по лавочкам ошиваться, старух дразнить. Настя ты, что ли?
- При чем тут Настя?
- А так при всем при том. Сказано - не позорь меня. А то уеду. Покупай себе однокомнатную квартиру, и резвитесь там.
- На фиг мне твоя квартира! На мою душу сразу знаешь сколько желающих будет!
- Тем более сиди дома.
Глухо.
Я легла, накрылась подушкой, отвернулась к стене. Не так уж и стремлюсь к Олегу, обида еще не ушла, а с другой стороны, на что обижаться, он сказал правду. Просто - противно.
Так - долго, молча и неподвижно - я не лежала с четырнадцати лет, когда заявилась домой только под утро. Ну хорошо, в четырнадцать дома не ночевать, может, и слишком, но и тогда я преступления не совершила, и сейчас - в чем я виновата?
Я встала и пошла на кухню - чем там мать звякает? Ни один парень не стоит того, чтоб ссориться с ней.

На другое утро я поехала в соседний Агрыз в поисках подходящего жилья. Начало августа, в Туркмении еще пекло, в Дагестане назревает заварушка, а куда-то выселяться из этой квартиры надо.
Но дома в Агрызе продавались или выморочные, или вовсе непригодные для жилья. Стоило ли ездить в Татарию, чтоб изучать по вывескам разницу между туркменским и татарским? Вернулась, отчиталась.
- Вывод: хорошего и там не продают. Ладно, мам, схожу я на Элеконд, скажу, что ты приехала.
- А не устала?
- Нет, не очень.
Конечно, я полдня месила агрызскую грязь, но и сидеть в квартире, как в камере, и думать, что моя свобода (даже свобода быть с алкашами) кончилась. Скорее бы развязаться и уехать в Туркмению. Ничего подходящего мать здесь не найдет, чтобы купить.
До Элеконда, другого заводского поселка, 20 минут ходьбы по лесопарку. На входе я обращаю внимание на колечко из пряжи под ногами - коричневый, зеленый, красный цвета, сочетание как на амулетах.
Старик, который покупает у нас квартиру, сидит на лавочке.
- Хорошо, мы завтра с утра придем.
Итак, я сделала все, что могла. Возвращаюсь, опять смотрю под ноги - и уже на элекондовском входе в лес натыкаюсь на отрезанную собачью лапу. Вспоминаю колечко. Значит, оно брошено не случайно, кто-то колдует на кого-то. А в самом лесу ничего нет, боятся. Странные вещи. Проклятый город.
И невмоготу идти по улицам одной.
Но я вышла из-за гаражей во двор и стала. Скамейка. Голубая куртка Олега, черная рубашка Андрея, жилетка Вовы. Как я не хочу. И никак до подъезда не дойдешь, по-любому увидят. Как не хочется проходить мимо них. И все-таки иду. Андрей первый обернулся на звук каблуков и сказал Олегу, тот даже не шевельнулся. Я прошла, обернулась:" Здрасьте".
- Привет.- Андрей.
И все? Я чуть задержалась.
- Как настроение ? - он же.
- Во!
- Деньги, что ли, получила?
- Нет! Мама приехала.
Олег и Вова молчат и смотрят. Я б им язык показала, да некогда.

- Мама, глянь, вот они, лапочки, вот они, кисочки, слева Олег сидит.
- Такая шалава?!
Метко.
- Я не виновата, что мои вкусы расходятся с твоими. Пошла я.
- Куда? К ним? Ни за что.
- А что, в четырех стенах киснуть? Ты в Дагестан сбежала, а я что должна была делать? Со скуки сдыхать? И сейчас тут сидеть тебя караулить? Уж и свежим воздухом подышать нельзя, у-у-у...
- Нет, а какие перспективы всего этого? Я лично никаких не вижу.
  Я тоже не вижу, но от этого еще тошнее.
- А их и нет. Уедем, и все.
- А какой смысл-то?
- И что теперь, в монастырь идти? Почему мне все нельзя, у-у-у...
Я села на пол и заплакала от жалости к себе.
- Если мне с ними интересно, что теперь, казнить меня? Я ничего плохого не делаю, веду себя прилично, он ведет себя прилично.
- Да знаю я.
- У-у-у...
- О боже, иди, только не вой, не устраивай соседям спектакли.
Я поскакала переодеваться.
- Да подожди, куда ты с красными-то   глазами.
- Сама довела.
- Сами рады довестись. Да поди умойся, куда торопиться.
- Так уйдет.
- Туда и дорога.
- У-у-у-у...
- Да что ты себя перед этими придурками унижать будешь, зареванная.Остынь полчаса.
Смиренно сижу, поглядывая в окно. Но ждать, когда пройдут пятна на щеках, бесполезно, и я срываюсь так. Андрей уже ушел, между Олегом и Вовой пустое пространство. Олег, чуть улыбаясь, смотрит, как я подхожу к ним.
- Садись.
- Двинься сам.
-Да не бойся, он сегодня трезвый.
- Подвинься.
Олег встает, я сажусь на его место.
- Что мать делает?
- Ревнует.
- Что-то щеки румяные.
- Да так. Жарко было.
Вова и впрямь сидит, на меня ноль внимания. Даже обидно. Прошедшее не вспоминается. Потом Вова ушел, мы посидели еще полчаса и разошлись. Слезы - достойная ли цена? Да, если мне - спокойно.