Нина Боровая. Сны бродячей собаки

Глава первая. Страдания странника.
( Бедный странник, которого не ждет  родной очаг.  Тяжко ему.)

- Господи, как пахнет дерьмом, - думала  Динка.
Запах выгребных ям преследовал ее  все время, пока они долго и нудно спускались с одной горы, вползали на другую,  шли какими-то кривыми улицами, натыкаясь на заборы и чахлые деревья. Промозглый ноябрь выжег все краски жизни в этом городишке со странным, каким-то неприличным названием.
      Хорошо же начинается этот «новый период» жизни, про который долго нудила тощая, но, в общем-то незлая тетка в приемнике. Наверное, она тоже хотела добра. Все хотят Динке добра, но какого-то своего, и никто никогда не спросил, что она хочет.
       Динка привыкла к тому, что люди ее не замечали, не интересовались ее желаниями. В свои четырнадцать лет она пережила то, что другим и не снилось в самых кошмарных снах, но никогда и никто не поинтересовался, каково ей, ела она сегодня или нет, есть ли у нее угол для ночевки. Когда она, скорчившись под холодным дождем, голодная стояла у дверей гастронома,  мимо проходили женщины, мужчины, дети, и никто  не хотел ее заметить. Правда, в глаза ей никто не смотрел. Только один человек смог увидеть и понять Динку, но он ушел в далекий мир, возврата из которого нет.
     Динка вспомнила самого дорогого  для нее человека, сердце ее снова наполнилось болью.  Она тихо заплакала. Усталость, неуверенность в будущем, страх - все смешалась в душе Динки. Она не знала, что такое спецшкола, место, где ей предстояло теперь жить. Девчонки в приемнике-распределителе говорили разное, но она не верила людям и предпочитала все проверять сама.
      Дядька - сопровождающий, которого все почему-то называли эвакуатором, только молча указывал направление движения, как глухонемой, не назвав ее ни разу по имени.  К этому Динка тоже привыкла. Даже мать никогда не называла ее по имени.
 Эвакуатор. Как будто он вез ее от войны в глубокий тыл. Да, тыл очень глубокий, дна не видно. Вообще ничего не видно. Нет, вот блеснул свет.  Школа. Здание очень старое. Красивое.
- Неужели добрались?- обрадовалась Динка.
           Нет! Дядька молча указал на скамейку. Динка с трудом втиснулась на краешек  между толстой теткой и стеной и, борясь с дремотой, стала слушать разговор, начатый ее немым эвакуатором. Тетки приветливо называли дядьку Вовой, спрашивали о чем-то, но Динка уже спала. Многодневная усталость взяла свое, и девчушка провалилась в тяжелый, но такой нужный ей сон. Когда тетки зашевелились, Динка проснулась и со всеми вместе вышла в промозглую темноту, в которой окна автобуса светились призывно и уютно. В автобусе было тепло, и она снова заснула.
       Сон ее был ярким, но неприятным. Она открывала тяжелую, обитую дерюгой дверь. Крепкий запах перегара едва не сшибал с ног. На растерзанной засаленной кровати, поперек ее, на животе, раскинув тощие синие ноги, лежала мать. Подол грязной и рваной рубахи загнулся к голове, и голый дряблый зад представал во всей своей красе. Пьяный Витосик в несуразных больших трусах и, почему-то, в кепке, ухватив жидким  кулачонком растрепанные материны лохмы, тряс ее голову, напрасно пытаясь разбудить. Грязный мат, которым он щедро сыпал, указывал на то, что мать умудрилась заснуть во время любовных утех, а ему хотелось продолжать развлечение. Наконец, он отпустил грязные материны лохмы, скинул трусы и  забрался на глубоко спящую мамашу, чтобы утолить жажду любви. Динка захлопнула дверь.
      Чувство отвращения заставило ее проснуться. Автобус уже стоял. Теток не было. Эвакуатор  показал на дверь.
        Автобус упирался в большие закрытые ворота. Высокий забор, уходя куда-то в темноту, подпирал с двух сторон избушку- развалюшку. Вошли в дверь.
-Здрасьте, -сказал дядька в маленькое окошко в коридорчике, и они снова оказались на улице. Пошел дождь Дядька прибавил шагу.
       Казавшаяся бесконечной темная аллея пугала Динку. Она боялась темноты, не доверяла ей и не ждала от нее ничего хорошего. Постоянно спотыкаясь о разбитый асфальт, Динка стремилась не потерять из виду широкую равнодушную спину эвакуатора. Жалкий свет фонаря не освещал дорогу, а, скорее, подчеркивал кромешную темь.
      Темнота была частым спутником жизни Динки и не раз спасала ее от  неприятных и страшных встреч, но в ней же часто Динку подстерегали боль, тоска и страшное отчаяние, от которого хотелось выть. Просто поднять голову в темное небо и выть, выть, чтобы докричаться, хоть до кого – то.
      Темнота не была для Динки и чем – то мистическим.  Она, вообще, не принимала мистику, не понимала того, от чего приходили в ужас многие люди. Никакой потусторонний мир ее не пугал. Она знала, нет ничего страшнее живых людей, для которых чужая жизнь ничего не стоит.
       Наконец, аллея привела их к ярко освещенному двухэтажному дому. Динка засыпала на ходу. С нетерпением она вошла в небольшой коридорчик. Из освещенного кабинета навстречу им вышла симпатичная, приветливо улыбающаяся женщина.
-Здравствуй, деточка.
Быстро просмотрела документы и тихо сказала:
-Иди, Вова. Дальше мы сами. Правда, Дина?





      Глава вторая.  «Родовые муки»
(Человек звучит гордо, но живет часто так, что гордиться-то и нечем)


       Природа позаботилась о том, чтобы человек не помнил свое мучительное появление на свет. И только матери периодически эгоистично напоминают  о своих страданиях. Глупые! Они не понимают, как это противно. Правда, к  Динкиной матери это не относится. Она вообще забыла, кто такая Динка и называла ее подруга. «Подруга, сбегай в ларек. Попроси Таньку, мол, помирает Любка. Ну, ты знаешь. Деньги я отдам». «Подруга, а жрать нечего. Витосик все сожрал. Ну, да, много жрать вредно, подруга».
        Здесь, в незнакомом месте, на Динкину долю выпала нелегкая участь родиться заново. Стоя перед казенным холодным зеркалом, совершенно голая, лысая, с выбритыми подмышками и лобком, она ощущала физическую боль от стыда и отчаяния. Добрая, но решительная Нина Алексеевна, внимательно осмотрев нескладное сгорбленное и пристыженное тело Динки, мягким, но решительным голосом, отрицающим всякое возражение, сообщила, что лобковые вши заняли всю подходящую территорию Динкиного тела, даже брови. Динка заплакала от стыда и обиды и согласилась постоянно обрабатывать брови какой-то вонючей жидкостью. Только не сбривать!
      Динка не узнавала себя прежнюю в зеркале. Ей казалось, что здесь в этом холодном кабинете, где ее осматривали, заглядывая во все дырки и щелки, задавая стыдные вопросы, она с муками родилась.  Страшненький, однако, младенец! Не каждая мать обрадуется, увидев, что она произвела на свет.
      Нина Алексеевна, увидев Динку перед зеркалом, сразу поняла все ее чувства и ласково сказала: «Сейчас  придет тетя Лида и отведет тебя в баньку. Сразу станет легче».
    Застонала входная дверь и в кабинет почти протиснулось тяжелое рыхлое тело с большой головой и тремя подбородками, которые очень аккуратно располагались друг на друге, причем, нижний лежал на груди, а, соответственно, сама грудь удобно лежала в районе пупка. Не завершив процесс протискивания в кабинет, тетя Лида, со словами: «Пошли деушка», начала движение в обратном направлении.
     С чувством омерзения, Динка напялила кое-как свою грязную одежду и вышла вслед за тетей Лидой в промозглую темноту.
    Они долго шли по каким-то дорожкам, мимо темных сараев и неожиданно вышли к бане. Динка отметила про себя, что баня совсем новая, пахнет свежестью и чистотой. Тетя Лида, наклонившись к подвальному окну, крикнула
-Толькя! Поддай!
И они вошли в благословленное тепло.
-Господи! Как хорошо - подумала Динка, опуская руки в таз с горячей водой.
-Не стесняйся деушка! Воду лей, не жалей!- крикнула тетя Лида, поставив на лавку тазик с водой, который она с большим трудом вытащила из складок своего могучего бесформенного живота.
    Динке было неловко смотреть  на тетю Лиду. Она была  безобразна. На целую голову ниже Динки, она была просто огромных размеров в объеме и напоминала кусок теста, выхваченный из квашни. Жир не растекался по телу, а как - будто был прилеплен к нему отдельными и совершенно разными кусками. Короткие толстые ноги с удивительно маленькими аккуратными ступнями уверенно упирались в бетонный пол. Она бесстыдно в упор рассматривала Динку маленькими поросячьими глазками, при этом громко почесывала свой огромный живот. Наконец вердикт был вынесен.
 -Страшненькая ты. На мальчишку похожа.
Продолжая почесывания уже где-то под огромными отвислыми грудями одной рукой  и просвечивающий затылок со слипшимися волосами другой, изрекла
-Какая ни есть, мыться надо.
     Динка наслаждалась горячей водой. Ей казалось, что вода смоет  все перенесенные за последние месяцы унижения,  и она с остервенением терла свое опозоренное тело жидкой мочалкой и вонючим мылом, обильно поливала себя водой из тазика. Одна только мысль сверлила ее мозги: «Я чувствую весь этот стыд – значит, я еще не умерла. Да здравствует жизнь» И, как бы в подтверждение этого, тетя Лида выкрикнула: «Уф! Заново родилась!»

Глава третья. «Тяжелые сны».
(Возможно, только во сне, мы видим свою жизнь такой, какая она есть на самом деле)
                Дни в карантине тянулись долго и принесли Динке много страданий. Безделье вынуждало ее много спать, и то, что она упорно старалась забыть, выкинуть из своей несчастной памяти, вернулось в тяжелых, оставляющих после себя чувство жгучего стыда, снах. Ей постоянно снился их неухоженный покосившийся дом с заколоченными фанерой и картоном окнами. Когда бы она ни пришла домой, там всегда шатался Витося в одних трусах, а на неубранной кровати валялась полураздетая пьяная мать. Кроме хлеба, почти всегда есть было нечего. Как-то  целую неделю не было  даже хлеба.
       Динка много думала о своей жизни. Неизвестность не страшила ее. Здесь хорошо кормили, выдали новую одежду. Чирьи, которые мучали девчушку целый месяц стали проходить.
         Приходили учителя и Динка с удовольствием занималась. Ей нравилось учиться.    Там, в той еще жизни, Динка с большим сожалением уходила из школы. После уроков она просиживала в библиотеке до самого закрытия. Библиотекарь, Любовь Ивановна, не гнала Динку, позволяла ей читать книги в уголке, за полками, поила ее сладким чаем с бутербродами.
       Динка читала все подряд. Молчаливая Любовь Ивановна не мешала ей, но совета дать не могла, т. к. сама ничего  не читала. Динка  пересказывала ей содержание прочитанных книг. Часто эти рассказы  переходили  в беседы о  реальной жизни, которая окружала их обеих. Любовь Ивановна давно жила одна. О реальной жизни она знала мало и смешила Динку своими рассуждениями. Но она была добрым человеком и принимала Динку  с ее странностями. Взамен благодарная читательница помогала  наводить порядок в библиотеке.
        Динка старалась держаться подальше от домашних. За тесовой перегородкой у них с сестренкой был свой уголок: старый диван, на котором они вместе спали и тумбочка, которую Динка считала своим письменным столом.
         Возможно, этот уголок до сих пор был бы уютным пристанищем двух сестренок, если бы, однажды, когда в школе отключили воду и всех распустили по домам, Динка не пошла бы домой, а осталась на улице с девчонками.
         Матери дома не было. Она мыла пол в магазине. Динка быстро прошла за перегородку и застыла на месте от увиденного. На ее любимом диване совершенно голый Витосик, раздвинув руками  ноги сестренки, лизал ее промежность. На раскрасневшейся мордашке сестры было написано удовольствие. С трудом сдержав тошноту, Динка выскочила на улицу. Ноги сами понесли ее к автобусной остановке.
          В последний момент она вскочила в отходящий автобус и, только очутившись на последнем сидении, Динка перевела дух. Боль, стыд, обида жгли ее изнутри. Она во всем винила себя. Она проглядела, не поняла. Ведь Витосик  к ней откровенно приставал, распускал руки.
         Однажды ночью Динка проснулась  и еле сдержалась от крика, боясь разбудить сестренку. Витосик стоял над ней, тряс своими причандалами и громко сопел. Ее одеяло было откинуто, рубашка задрана. Вдруг поток липкой жидкости хлынул ей на живот. От отвращения Динку чуть не вырвало. Она выскочила из дома и долго мылась у колонки, не замечая, что вода ледяная. Утром она сказала Витосику, что все расскажет бабушке. Витосик ничего не ответил и, видимо, переключился на сестру.
         Поразмыслив, Динка решила ничего не говорить старой и больной бабушке, которая  когда - то приглашала ее к себе жить, но она не хотела бросать сестренку. Обстоятельства изменились. Динка решила устраивать свою жизнь….

      Долгими вечерами в карантине Динка долго стояла у окна, за которым холодными слезами  плакал и плакал ноябрь и от этих слез, рассыпанных по стеклу, что –то начинало мучительно ныть внутри Динки. Это болела ее израненная душа, которую не вылечишь хорошим питанием
         Почему я? Этот известный вопрос не мучал Динку. Она понимала, что ее вины нет. Она просто ребенок, которого предали и продали самые близкие люди. Но боль в душе не проходила. Слишком глубока была рана.  Но, там же, в душе жила и надежда  на то , что она сможет забыть обо всем и начнет новую жизнь.
        С этим настроением Динка  без страха и стеснения вошла в комнату, где ей предстояло жить.
       

Глава четвертая. «Мать?»
(Некоторые матери едят своих детей для того, чтобы утолить жажду жизни)

      Наполненная страданиями Динкина жизнь была кинута ей как кость бродячей собаке непутевой спившейся женщиной, превратившей в ад не только свою жизнь, но и ее.
Иногда Динка пыталась вспомнить хоть какие-то светлые минуты, проведенные вместе с матерью, но не могла. Не было таких. Сколько она себя помнила, мать всегда была пьяной. В доме болтались, пили, ели, спали на полу, даже на крыльце, пьяные тетки и дядьки. Мать никогда не вспоминала о Динке, не кормила ее, на что ей часто пеняли даже собутыльники.
       Динка привыкла питаться объедками со стола. Иногда соседи  подкармливали ее.
Подрастая, Динка научилась есть то, что можно было найти дома, но часто не было ничего.
       Мать никогда не разговаривала с Динкой. Она вообще ее не замечала. Этим пользовались материны собутыльники, щедро раздавая  тычки и подзатыльники. Они же, правда, и кормили Динку, требуя за это развлечений. Динка пела, плясала, рассказывала сказки. Алкаши радовались, смеялись кривыми, все как один, беззубыми ртами.
       Когда Динке было пять лет у них целую зиму жил дядя Миша. Это был незлой тихий пьяница. Он никогда не кричал, не ругался с матерью, а только ныл, да, именно ныл, какие-то странные песни, состоящие из одних междометий. Его любимым местом была  широкая лавка за печкой. Привалившись к теплой стене жирным телом, широко расставив толстые как столбы ноги, склонив на бок голову, он исподлобья наблюдал за Динкой. Ничего не подозревая, Динка забиралась к нему на колени. Дядя Миша строил «козу», Динка смеялась, а он продолжал щекотать.  Руки веселого дяди опускались все ниже и ниже, забирались в трусы, и «коза» шарила между ног Динки. Ей было смешно, но как-то неудобно. Дядя Миша громко сопел, руки его двигались все быстрей и быстрей. Однажды Динке стало больно, она закричала. Дядя Миши грубо зашикал на нее. Мать делала вид, что она ничего не видит и не слышит. К счастью в это время пришли ее подруги с выпивкой, началась гулянка, и Динке удалось освободиться.
       К весне дядя Миша исчез, а на его место заявились сразу два парня. Они были совсем молодые, но какие-то потрепанные. Оба только что вышли из тюрьмы и познакомились с матерью, когда та мыла в магазине пол. Они быстро освоились в доме, т.к. них были какие-то деньги. Мать постоянно бегала за водкой и пила вместе с ними.
         Напившись, парни глумились над матерью, по очереди занимаясь с ней оральным сексом. Они хватали ее за волосы, ругали за плохую работу и грозились не давать водки. Присутствие Динки их не смущало. Парни ее вообще не замечали, чему Динка была очень рада. К счастью, как-то ночью обоих увезла милиция.
       
      Появление сестренки было неожиданным не только для Динки, но и для матери. Просто как-то ночью мать закричала , скорчившись на полу.. Девятилетняя Динка, проснувшись, увидела, как на пол вывалился ребенок. Две пьяные тетки, спящие за столом, подняли головы и грязно выругались. Перепуганная до смерти, Динка бросилась к соседям.
       Следующая неделя была самой счастливой в жизни маленькой Динки. Ее взяла к себе бабушка. Динка спала на чистом диване, ее  кормили!
         Оказавшись снова дома, Динка испытала шок от грязи и вони. В старой железной ванне, стоящей на грязном полу, кричала сестренка. Мать сидела за столом, вывалив на него одну тощую грудь, держала в руке стакан с водкой.
Рядом в одних трусах сидел пьяный мужик, которого мать называла Витосик.
-Вот, батька ваш, новый,- указала на него мать. Тот улыбался слюнявым беззубым ртом.

     Глава пятая.  Шаг к свету.
(Когда долго ходишь в темноте, привыкаешь протягивать руки в поисках опоры и ощущаешь покой и счастье, если на нее наткнешься)

    Большая светлая комната не внушала страха. Пять железных кроватей, покрытых розовыми покрывалами, большой окно, стулья, шкаф – все казалось домашним, но так, как будто этот дом был нарисован на листе бумаги. Динка заволновалась - на эту картинку можно только смотреть, жить здесь сложно. Причину этого она поняла только потом. Все комнаты были абсолютно одинаковые, отличались только цветом покрывал. На голых, окрашенных масляной краской стенах на одном и том же месте висели правила поведения.
     Когда – то, в той еще жизни, Динка с классом была в театре. Пьесу она не запомнила, но декорации  были восхитительны. Они изображали комнату в городской квартире. Артисты ходили, разговаривали, ссорились, плакали, даже играли на пианино, но Динка видела  только комнату.  Она представляла, как сидит за этим круглым столом, пьет чай и смотрит телевизор. Затем с ногами забирается на уютный диван, обкладывает себя подушками и засыпает.
    Что ж –подумала Динка , здесь хоть кровать есть, тепло. Интересно, которая моя?
    Ее невеселые размышления прервала дежурный воспитатель.
- Сейчас девочки придут из школы, познакомишься, а вот и Маргарита Ивановна- твой воспитатель- и к той- Рита, я убежала. И, действительно, моментально исчезла.
 Маргарита Ивановна, высокая худая женщина, с невыразительным лицом, ласково обратилась к Динке.
-Тебя можно Диной называть? Как меня зовут, ты уже знаешь. Давай не стесняйся, чувствуй себя как дома.
 -«Господи», - при этом подумала Динка, но ничего не сказала.
«Здесь две свободные кровати, выбирай любую»- продолжала Маргарита Ивановна.
«Девочки все тебе расскажут».
     Кровать, приглянувшаяся Динке,  была придвинута к окну, за которым неторопливо покачивались стволы сосен. Макушек не было видно и эти золотые стволы создавали ощущение чего – то необыкновенного сказочного. Впечатление портил проглядывающий среди стволов высокий забор.
     В коридоре послышался шум, захлопали двери и в комнату одна за другой вбежали две хорошенькие девочки с длинными косами. Они с интересом посмотрели на Динку.
-Симпатичные, но одинаковые какие-то,- подумала Динка.
-Я Лена,- сказала девочка, вошедшая первой, а это Ира. Сейчас придет Ира большая. Ты зря выбрала кровать у окна, - продолжала она - дует.
-Кто – то плохо заклеил окно, - сказала Ира. И они обе засмеялись.
-Маргоша тебе все сказала? - спросила Ира.
-Она сказала – вы объясните.
-Ну, слушай!
      Девчонки подробно посвятили Динку во все местные житейские хитрости. Они говорили по очереди, постоянно, по - доброму, посмеиваясь друг над другом и Динка поняла, что они подружки.
      В комнату вбежала упитанная рослая девочка с очень смуглым лицом и жесткими кудрявыми волосами.
-Где новенькая? – спросила она и, не дожидаясь ответа:
-Привет! Ой, будем рядом спать! Смотри, не храпи! Убью!- просто сказала она, и все засмеялись, включая Динку.
-Ой! Забыла! Отряд строится на обед. Побежали.
   Так просто началась Динкина новая жизнь. Много раз, вспоминая эти первые минуты, Динка повторяла:
-Спасибо тебе, господи, за этих девочек.

Глава шестая. Обретенный покой.
(Покой освобождает нас от наслоений зла и несправедливости и дает нам возможность восстановить силы)

             Дни в школе были похожи один на другой, но Динке это нравилось. Грязь, холод, голод, которые совсем недавно были нормой жизни Динки, заставили ее ценить порядок и размеренность во всем. Подъем, зарядка, завтрак, обед, ужин, отбой очень быстро и легко вошли в ее жизнь. Она с радость ходила в строю, рядом с другими девочками, пела, дурачась, песни и, вообще, чувствовала себя счастливой.
           Самым светлым пятном в жизни Динки стала школа. Она с удовольствием училась, быстро нагнала своих подруг и четверть закончила отличницей.
     За месяц Динка привыкла к однообразной жизни в школе. Она устала от потрясений и постоянного страха перед той «свободной» жизнью за забором. Вспоминать о ней ей не хотелось. Девчата часто обижались на это, но Динка понимала из их детских рассказов о прошедшей жизни, - того, что пережила она, они не могут себе даже представить. Перед сном соседки часто и долго болтали о прошлом, о планах на будущее, рассказывали свои нехитрые секреты.
      Динка наслаждалась теплом, сытостью, удобной постелью и старалась не думать ни о прошлом, ни о будущем. Она отдыхала душой и набиралась сил, т. к. знала, что долго пробыть в школе она не сможет по возрасту. Она была счастлива и ценила каждую минуту этой жизни.
     Приближался новогодний праздник. Девчата репетировали спектакль для конкурса, вышивали подарки друг другу, украшали комнату. Динка наблюдала за подготовкой со стороны.  Она никогда не праздновала Новый год. Она боялась праздников, когда их, и так неуютный, захламленный и холодный дом, превращался в проходной двор для алкашей всей округи. Эти незваные «гости» наполняли дом  вонью, сквернословием, развратом. Часто пьяные парочки заваливались и на Динкин диван, а им с сестренкой приходилось спать на холодном полу.
         Соседки не сердились на нее. Они много болтали о празднике, показывали ей приготовленные для подруг подарки, обсуждали планы на зимние каникулы. Все эти хлопоты создавали ощущение приближающегося праздника и наполняли душу Динки  светлыми надеждами.
          


     Глава седьмая. Шаг в никуда.
(Каждому человеку господь  дает защиту и надежду, просто так трудно их встретить в нашем огромном и холодном мире. )

   В тот день, в конце мая, когда в школе отключили воду, Динка навсегда уезжала из дома. Ей казалось, что она способна изменить свою жизнь, забыть тот ужас и грязь, выносить которые, больше не было сил.
      За окнами автобуса стемнело, по стеклам застучал дождь. Фары встречных машин зловеще  шарили по салону, как - будто искали жертву. Динке стало тревожно.
- Как отнесется бабушка к ее решению?
   Их пригородный поселок остался где–то позади, впереди показались городские огни.
Едва дождавшись остановки, Динка бросилась искать телефон. Она долго слушала гудки, а в душе ее росла, заполняя все  продрогшее тело, тревога.
--Кто?- спросил сонный голос.
Динка молчала. Она уже услышала в этом голосе холод и безразличие.
- Это я, Динка. Бабушка. Я больше не могу там жить.
Динка говорила тихо и безнадежно. Она поняла – никому не нужна.
-Немедленно…,- кричала в трубку бабушка. Как ты посмела!
Динка бросила трубку, из которой кричал чужой голос.
 Она  не знала, сколько времени  стояла посреди автовокзала, широко раскрыв глаза.  Вокруг нее мельтешили люди, натыкались на нее, ворчали, но она ничего не слышала.
  Наконец уборщица уперлась в нее шваброй.
- Уйди с дороги!
- Господи, у всех есть дорога, даже у этой тетки со шваброй, - подумала Динка, выходя на улицу.
    После дождя стало прохладно. Только сейчас Динка вспомнила, что у нее нет ни одежды, ни денег. Ей хотелось есть, но Динку это не пугало. Она привыкла быть голодной и раздетой, но, даже у бездомной собаки есть укрытие от ночи и злых людей. Динке хуже. У нее не было ничего, даже надежды.
      К платформе подошел автобус. Окна его были освещены. Динке так захотелось туда, в это вонючее тепло. Она пристроилась к кучке  пассажиров, толпящихся у подножки, даже не подумав о билете. Водитель явно спешил, но билеты требовал.
- Не попаду. Выгонит, - думала Динка.
- Сзади подбежала запыхавшаяся старушка. Динка  замешкалась. Водитель уже протянул руку за билетом. И тут старушка сказала:
- Давай, внучка, шевелись. Что встала?
- И в этот момент завопил репродуктор:
- Сергеич! Опять опаздываешь! Чего стоишь? Двигай.
Водитель юркнул в кабину. Динка в автобус.
      В автобусе было душно, но тепло. Динка пригрелась и крепко уснула.
     Проснулась Динка от грубых толчков, которыми щедро осыпал ее шофер, подкрепляя все ругательствами, самое мягкое из которых «Прошмандовки!»
Вместо того, чтобы спасаться бегством, Динка подумала:
- О ком он? Я ведь здесь одна.
- На помощь пришла уже знакомая старушка.
- Ты что? Обалдел? Это ведь ребенок. Как только харе не стыдно?
Она протянула Динке руку:
-Пойдем, внучка.
Динка попыталась встать, и тут все поплыло у нее перед глазами, и пришла темнота и покой.

Глава восьмая. Часть первая.  Время покоя.
(Иногда надежда поманит нас и исчезнет далеко за горизонтом)
     С трудом поднимая ватные ноги, Динка пыталась бежать по странно петляющей дорожке. Там впереди ее ждало спасение, но ноги не слушались. Страшный топот позади приближался. Динка знала, что оглядываться нельзя, но повернула голову.
Витосик, одетый в рваную материну ночную рубаху, страшно топая резиновыми сапогами, догонял ее. Сквозь прорехи в рубахе выглядывало волосатое мосластое тело Витосика. Невероятно длинные руки тянулись к Динке, раззявленный беззубый рот криво ухмылялся. Еще секунда и он схватит ее.
-А-а-а-а,-закричала Динка.
-Тихо, тихо, внучка. Все хорошо, послышалось откуда-то издалека.
Динка открыла глаза и увидела старушку из автобуса.
-Ну, слава богу, жива. На,  молочка попей. Козье. Полезное.
Динка никогда не пила козьего молока, но сейчас, не думая ни о чем, осушила кружку.
-Молодец. Не вставай, отдохни. Я сбегаю за хлебом. Запру тебя.
Последние слова Динка уже не слышала. Она крепко спала.
   Когда Динка открыла глаза во второй раз, в комнате было темно. Через дверной проем из соседней комнаты пробивался тусклый свет, звенела посуда. Динка слезла с кровати и заглянула в соседнюю комнату. Уже знакомая старушка хлопотала у плиты. Вкусно пахло блинами, которые ровной стопкой  лежали на тарелке.
-А, поднялась. Умойся. Вон рукомойник. Давай к столу.
   Много месяцев спустя, вспоминая эти первые минуты в доме тети Нади, Динка задавала себе вопрос:
- Почему я тогда доверилась этой старушке? Почему не испугалась, оказавшись в незнакомом доме? И каждый раз в голову ей приходили разные объяснения, но одно всегда оставалось неизменным  – синие глаза тети Нади, всегда светившиеся добротой. Старушка постоянно ворчала, но при этом ее морщинистое лицо улыбалось.
- -Куда задевала ножницы? Места не знаешь?
- Не доела суп! Поправиться не хочешь?
  Из рук у нее всегда что – то падало. Она называла себя шатуном безруким.  Динке она рассказала, что по молодости отморозила пальцы.
-Танцы были в соседней деревне, а до нее 6 километров.  Мороз был, ох! Мне бы меховые рукавицы надеть, а я, дуреха, в перчатки вырядилась. Хорошо, что совсем не отвалились, только вот  держат плохо. И, как всегда, добавила:
-Царица небесная, матушка, спаси и помилуй нас грешных.
    Тетя Надя относилась к Динке как к больному ребенку. Кормила по режиму и ничего не давала делать. На все Динкины протесты отвечала:
-Наделаешься еще. Отдыхай.
   Динка много раз пыталась ей рассказать о себе, но тетя Надя прерывала ее, говоря
-Подожди, окрепни сначала.
  Но, однажды, когда они вдвоем, как всегда перед сном, сидели на крылечке, тетя Надя вдруг сказала:
-Давай, внучка, рассказывай.
    Комок подкатил к горлу, сердце сжалось, и Динка, неожиданно для себя, расплакалась.
Она громко всхлипывала, слезы ручьем катились по лицу, и с каждой слезинкой шло облегчение, как - будто прорвался нарыв и зеленый вонючий гной вытекал, очищая душу Динки.
     Тетя Надя молча сидела рядом с Динкой, положив руку ей на плечо. Они вошли в дом, и Динка стала рассказывать.
      Молча выслушав Динку, тетя Надя сказала:
-Ладно, внучка, мы потом все решим, пока поживи у меня, а там видно будет.
Царица небесная Матушка, спаси и помилуй нас грешных.
     Так началось самое счастливое время в жизни Динки за ее  неполных четырнадцать лет.
      
  Глава восьмая. Часть вторая. Время покоя.
(состояние покоя позволяет человеку предаваться философским рассуждениям об окружающем мире)
      Волею судьбы, занесенная в этот дачный поселок, Динка открыла для себя новый мир – мир людей с зубами. В соседних домах жили успешные и ухоженные  люди.  Они приезжали и уезжали на красивых блестящих как заграничные игрушки машинах. Они улыбались Динке красивыми ртами, нарядно одетые женщины ласково разговаривали с тетей Надей. Соседи часто приглашали к себе на чай. Жена Константина Ивановича любила поговорить о жизни в свободную минутку. Динке нравилось бывать  их красивом чистом и уютном доме. Отстроен был только первый этаж, но стильная мебель, необычные цветы, да и сама Ирина Сергеевна, всегда нарядно одетая и ухоженная, создавали атмосферу комфорта и покоя.
       Нарядные  люди, живущие в красивых удобных домах, вызывали у Динки чувство  восхищения и, одновременно, обиды за свою неустроенную жизнь. Сколько Динка себя помнила, вокруг нее всегда крутились, валялись, дрались и мирились за бутылками с водкой беззубые люди. У некоторых во рту торчали, как головешки, один – два зуба. Другие, открывая свои кривые рты, показывали совершенно голые больные десны. В маленьких домиках по соседству жили беззубые старушки.
       Динка, в силу своего социального положения, не понимала, что это следствие   полного морального  разложения пьющих без меры людей. Они и на людей – то похожи не были. Многие из них, как казалось Динке, разучились говорить и выражали свои мысли либо грязным матом, либо невнятными междометиями. Динку очень удивляло, что эти люди понимали друг друга. Перед ее глазами постоянно мелькали неумытые и не причесанные женщины, одетые в грязные, драные  обноски. В приливе хорошего настроения, подогретого алкоголем, они хватали и тискали Динку, слюнявили ее своими беззубыми, вонючими  ртами, вызывая отвращение. От одежды женщин и рыхлых немытых тел тошнотворно пахло, нечесаные сальные неопределенного цвета  волосы стояли дыбом.
    Но, к удивлению Динки, эти люди часто говорили о любви, дрались в порыве ревности и целовались, громко чмокая слюнявыми беззубыми ртами. Огрызки человеческих чувств  тлели еще в их потрепанных душах, но все чаще, наблюдая за ними, Динка отмечала отсутствие человеческого выражения на том, что с большой натяжкой, можно было назвать лицом. Белесые сумашедшие глаза не выражали никаких мыслей. Только злоба искажала их лица по -  разному и тогда нужно было прятаться, спасаться от их безумных зверских драк….
    

- Кузя! Кузя!, голос из другого мира.
- Кузя!- уже ближе, прямо в ухо. Динка закипает, не успев проснуться. Так сладко спалось!
- Кузя! У-жи-нать!.
- Сколько можно жрать! Целый день, то завтрак, то кофе, то чай, -подумала Динка.
Малинник за забором затрещал, застонали доски настила перед сортиром. Кузя, то есть Константин Иванович  протискивал свой толстый зад и необъятное пузо сквозь кусты.
-Опять ягоды кушал. Целый день жрет, прости господи, как не лопнет.
        Вообще то , он не плохой дядька. Умный добрый. Даже внимательный. Никогда не пойдет в сортир, если Динка сидит у окна. Бедный!
  Крошечный домик тети Нади коттеджи зажали, как в кулак. Маленькая щелка-калитка выходила прямо в лес. Динке очень нравилось, а тетя Надя ворчала:
- Весь поселок извели новые хозяева, холера их забери. Такая улица была- изба к избе, а теперь одни заборы, да сральники торчат, холера. Царица небесная, матушка, спаси нас и помилуй.
Ну, это она зря. Все коттеджи с удобствами. Только соседи еще строятся. У них удобства на улице, прямо под Динкиным окном, так, что их желудочно – кишечная жизнь у нее на виду.
    После того тяжелого разговора, тетя Надя больше ни о чем не спрашивала Динку. Она отвела ей маленькую светелку с крошечным окном. Кровать. Стол у окна. Между ними едва хватает места для тапочек, но им пришлось спрятаться под кровать и уступить свое место Гансу.
    В тот первый вечер, когда Динка пила чай с блинами в тесной кухне тети Нади, в дверь кто-то поскребся.
-Явился, гулёна,- радостно вскрикнула та. Я, уж думала, пропал. В заботливо открытую дверь вбежал мокрый монстр. Динка застыла от неожиданности и страха.
-Не бойся, внучка, он добрый, только грязный.
 С трудом верилось, что этот громадный бородатый и лохматый пес добрый, но тетя Надя обнимала и гладила его, нежно приговаривая:
-Блины учуял? Любишь блины, поросенок.
 Пес подбежал к Динке, встряхнул скатанной в комки и висящей до земли, шерстью, окропив  ее грязной водой с головы до ног.
-Вот, пришел и живет. С год уже. Не бойся. Ты с ним подружишься.
     В этом тетя Надя оказалась права. Уже через неделю они всегда были вместе. Ганс (так было написано на ошейнике, в котором он пришел к тете Наде) окончательно переселился в Динкину светелку. Динка влюбилась в это чудовище. Она всегда хотела иметь собаку.
-Сами как собаки, - отвечала мать на просьбы маленькой Динки.
   Но Динка надеялась, что когда-нибудь ее мечта исполнится. Она перечитала все книги и журналы в школьной библиотеке и поэтому сразу определила породу. Ризеншнауцер. Она помнила, что эту собаку нужно стричь, нашла большие ножницы в швейной машинке тети Нади и подстригла Ганса, стараясь сделать как на картинке.
-Молодец, внучка,- похвалила тетя Надя. Теперь ему не  жарко будет.
     Тетя Надя не нагружала Динку домашними делами, поэтому она с Гансом постоянно гуляли в лесу. Впервые в своей испоганенной жизни Динка почувствовала себя человеком. Рядом с ней была тетя Надя, чужая, но такая близкая женщина. Она дала Динке не только кров, который был ей так нужен, но  и то, чего у Динки не было никогда – ощущение защищенности.
        Тетя Надя не была одинокой. У нее были дети и внуки, но все они жили в других городах. Один сын жил в Москве и занимал какую – то важную должность. Старушка редко упоминала о них.
-Не забывают, деньги шлют,  и слава богу,- часто говаривала она. Они богатые ученые. Некогда им со мной возиться.
     Действительно, в деньгах тетя Надя не нуждалась и тратила их без сожаления, приговаривая;
-Не велели себе ни в чем отказывать. Вот я и не отказываю.
   Два кота, Котя  и Мотя, каждый день получали рыбу. Ганс ел мясную похлебку, да и Динка не голодала.
    Толстые наглые и ленивые коты появились в доме давно.
-Сами пришли  объяснила тетя Надя.- Так и живут.
      Вот так же, как бездомная собака и эти коты, сама пришла к ней и Динка. Она не знала как выразить свою благодарность. Никто не учил ее это делать, но сердце подсказывало, что это важно и для самой тети Нади. Однажды вечером за чаем она тихо спросила:
-Что же мне дальше делать?
-Живи пока, сейчас лето. Потом решим. Никто тебя не ищет, а я сыну в Москву напишу, может  поможет. Вот и будем жить вдвоем.
-Тетя Надя, почему вы такая добрая?
- Человек я, Дина. Им и хочу остаться, а человек человеку помочь всегда должен. Вот ты, разве не помогла бы мне? Помогла. И я тогда в городе сразу поняла, что пропадаешь ты. Разве можно было мимо пройти? Ничего, Дина, все будет хорошо. Ступайте спать, гулены. Весь день в лесу болтались.
       Июнь отсчитывал последние деньки, каждый из которых был подарком. Солнце прогрело сосновый лес до последней иголочки. Динка часто бегала по лесным тропинкам босиком, не боясь наткнуться на стекло. Городские любители пикников сюда не добрались, жители коттеджей были люди занятые и  развлекались за своими бетонными заборами. Целый день Динка с Гансом проводили на берегу крошечной речки, которую так и называли Река. Лежа на горячем песке и глядя в голубое прозрачное небо, Динка  мечтала о своей будущей жизни.  Жизнь обыкновенных людей она знала мало, поэтому ей мерещились какие-то картины из книг, в огромном количестве прочитанных ею когда-то в школьной библиотеке. Ее переполняла радость. Ей казалось, что весь мир прекрасен. Да, она забыла, что там за лесом ничего не изменилось, и человеческая злоба и подлость живут и требуют постоянно пищи для своего прогнившего мерзкого нутра.

     Глава восьмая. Часть третья.

(Есть выражение «зло притаилось». Это неправда. Зло всегда шатается с открытым лицом и не скрывает своих людоедских намерений. Просто, мы делаем вид, что не замечаем его.)

         Этот  день начинался как обычно, не считая того, что к соседям  накануне вечером приехали гости. Это были студенты Константина Ивановича. Громкая музыка долго не давала Динке уснуть. Утром она с трудом поднялась и  выгуляла Ганса. После завтрака тетя Надя прилегла. Уснула в своей светелке и Динка. Так вяло прошел день и только к вечеру Динка с Гансом пошли в лес.
   У соседей было тихо. Динка решила, что гости уехали и можно спокойно прогуляться.  Каково же было ее удивление и разочарование, когда всю компанию она увидела на берегу речки. Видимо они были здесь давно.  Берег был замусорен. Кругом валялись пивные бутылки, пробки, какие-то обертки. Две пьяные парочки, не стесняясь,  занимались любовью прямо на песке. В воде плескались, стараясь не упасть, три парня.
Динка хотела незаметно повернуть назад, но Ганс звучно залаял, начал бегать по берегу, не желая лишаться купания. Парочки не обратили на них внимания, зато парни в воде как-то грязно захихикали и выбежали из воды.
-Хватай ее. Тащи в воду1
Динка бросилась бежать по тропинке, стараясь выбежать  из леса на открытое пространство перед домами. Парни отстали,  Ганс был рядом и Динка успокоилась. Она решила выгулять собаку рядом с забором крайнего коттеджа, не предполагая, что  трое подонков в пьяном угаре подкрадываются к ней. На соседнем участке шумела стройка и Динка не слышала их шагов. Ганс бегал между деревьями и не увидел как уроды схватили Динку. Они даже не пытались затащить ее в кусты, скрыться,  уверенные в своей безнаказанности. Два пьяных, воняющих луком зверя, растянули Динку на земле. Третий, прыщавый отморозок, пытался стянуть с нее трусики. Динка выгибала тело, не поддаваясь уроду. С гряными ругательствами тот разорвал  трусики. В этот момент черная молния набросилась на насильника. Ганс вцепился ему в плечо. Парень заорал, пытаясь сбросить с себя собаку, отпустил Динку. И в этот момент в руках одного подонка блеснул нож. Ганс вскрикнул и обмяк. От дома с криками бежала тетя Надя. Парни бросились в кусты.
   Не давая страшной мысли даже прокрасться в голову, Динка зажмурилась. Она лежала, не шевелясь, как будто это могло что-то изменить. Тетя Надя пыталась поднять Динку,  гладила ее по голове. Динка вырвалась, кинулась к тому, кто несколько минут назад был ее другом, чьи чудные коричневые глаза светились такой любовью и преданность. Положив себе на колени огромную лохматую голову , она гладила ее, не замечая, что вся испачкалась в крови.
  Динка не помнила, как  Константин Иванович унес ее на руках домой.
   Она проснулась от шепота.
-Как она?-голос Константина Ивановича.
-Спит.-ответ тети Нади.
 Динка открыла глаза и спокойным голосом спросила:
--Где Ганс?
-Да вот, Константин Иванович хочет похоронить его, да не знает где. Пойдешь с ним?.
-Нет,-сказала Динка. Она не хотела хоронить своего друга, не хотела знать, где его могила, ведь это означало, что Динка  приняла его смерть. Пусть Ганс будет где-то в лесу. Динка будет звать его, гуляя по знакомым тропинкам, и однажды он прибежит, слижет все ее слезы. Она поцелует его в огромный кожаный нос, и они снова будут  вместе.
    Так закончился июнь. Подходило к концу и Динкино счастье.  Она чувствовала это. Душа ее трепетала от необъяснимого страха. Она перестала есть и потеряла интерес к жизни. Дождливая погода только усугубляла состояние.
     Целый день и ночь без сна Динка думала о своей жизни. Ей все чаще приходила в голову мысль, о том, что она лишняя,  Что ее время родиться еще не наступило. Кто-то там в небесной канцелярии перепутал и появился лишний человек, Динка. Поэтому в ее жизни так все напутано. В эти минуты иногда приходила жуткая мысль: покончить со всем сразу, оборвать эту никому не нужную жизнь.
     В одну из таких тяжелых минут через открытое окно в комнату запрыгнул Котя. Он терся мордочкой о Динкину руку,  громко мяукал, как будто звал Динку. Она встревожилась, вышла из комнаты. Тетя Надя спала на диване.
-Странно,-подумала Динка. В это время она всегда в постели, -но беспокоить ее не стала.
        Спала Динка плохо.  Какое-то беспокойство, как червяк грызло изнутри, и снова пришли страшные сны.
     Зима. Глухая ночь. В нетопленном доме две сестрёнки, прижавшись друг к другу, дрожа от холода под тощим одеялом, пытаются заснуть. Обе голодны.
     Мать и Витося давно орут друг на друга. Они спорят из-за бутылки водки, которую Витося не донес до дома, а распил с кем-то у магазина. Грязные ругательства перерастают в драку.  Загремело ведро, упал стул. Все это были давно знакомые звуки. Но вдруг Мать страшно закричала, затем крик перешел в хрипы..
     Динка как стрела вылетела из-за перегородки. Витосик, положив колено на шею матери, глаза которой вылезли из орбит, почти задушил ее.  Не помня себя, Динка толкнула Витосика в спину. Тот как-то странно кувырнулся и растянулся на полу. Мать, еле дыша, достала из - под печки топор и со всех сил ударила Витосика по голове. Тот страшно заорал. Огромная лужа крови моментально растеклась по грязному полу. Мать замахнулась во второй раз. Динка кинулась к матери, пытаясь вырвать топор.
-Все равно убью суку,- орала мать. Напрягая последние силы, Динка вырвала топор, который упал прямо ей на правую руку, отрубив два пальца.
  В дом вбежали  милиционеры, которых вызвали соседи.  Динку и Витосика увезла скорая..
   Где лечился Витосик, Динка не знала, но мать не пришла к ней ни разу за месяц.
Динка ничего не знала о жизни дома, но надеялась, что мать успокоится, перестанет пить и выгонит Витосика. Соседка, навещавшая своего мужа, заглянула и к Динке.
    -Алкаш-то ваш писать на мать заявление не стал,- и, оставив Динке большой пакет с гостинцами, уехала домой.
   Через месяц, открывая обшарпанную драную дверь в избу, Динка увидела мать и Витосика, сидящих в обнимку на кровати. Оба были сильно пьяны. Витосик, как всегда, был в трусах. Мать же, наоборот, была в пальто и валенках.  Не замечая Динку, они целовались слюнявыми беззубыми ртами, и эта сцена была настолько отвратительна, что Динка, ничего не сказав, прошла к себе за перегородку.
    С трудом выходя из этого страшного сна, Динка  открыла дверь в комнату тети Нади. Та,  неторопясь, застилала кровать.
-Теть Надь, как вы?- спросила Динка.
-Ничего, внучка, ничего.
-Полежали бы сегодня.
--Не бойся, Дина, не помру. Давай завтракать.
    День прошел тихо.  Дождь лил не переставая. Вечером тетя Надя рано ушла спать. Динка последовала ее примеру.
    Среди ночи Динка проснулась от кошачьего крика и испугалась, что он разбудит тетю Надю. Чувство сильного беспокойства заставило ее встать и пройти в комнату. Мертвая тишина насторожила. Рука тети Нади висела как плеть. Она была холодна и безжизненна.
Не выпуская эту холодную мертвую, но такую родную руку, Динка закричала:
-Господи, за что? Господи!
      Ужас от потери дорогого человека был так велик, что Динка потеряла сознание. Она не видела, как прибежали соседи, приезжали скорая и милиция. Благословенная тьма сохранила ее от потери разума.
       Динка проснулась через сутки. На диване сидел Константин  Иванович и читал книгу.
-Ну, слава богу,- сказал он. Очнулась.  Пойдем к нам. Тебе надо поесть.

Глава девятая.  Снова на улице.
(  Плохие поступки люди оправдывают жизненными обстоятельствами, но, даже, и не пытаются эти обстоятельства изменить, а стараются все поскорее забыть)

        Несколько следующих дней прошли как во сне. Динка все время проводила в светелке, стараясь не показываться на глаза родственникам тети Нади. Занятые похоронами взрослые люди  избегали разговоров о ее будущем. Динка понимала  их и не торопила события.
        После тихих похорон на заброшенном печальном кладбище семья собралась на веранде. Динку попросили остаться. Чувствуя неловкость, она села на скамеечку около дверей, сложив руки на коленях. Все внутри ее застыло, как будто умерло. Она пыталась оторвать взгляд от пола, но не могла. Слезы ручьем текли по лицу, падали на руки. Динка пыталась зачем-то скрыть их. Она инстинктивно чувствовала, что безразлична этим сытым холеным людям, что она просто дополнительная проблема, которую нужно решить как можно скорее.  Динка была готовы принять любое их решение, но ей так хотелось человеческих слов, утешения в горе, ставшим для нее жизненной катастрофой. Динка сгорбилась, вся съежилась и была похожа на побитую бродячую собаку.
          Почему-то все долго молчали. Наконец старший сын тети Нади начал говорить. Он сообщил Динке решение семьи. Они решили отвезти Динку домой. Он сам вызвался сделать это завтра и просил ее собрать к утру вещи. Дом продан, и Дина не может больше здесь оставаться.
         Динка знала, что так и будет. Она промолчала и ушла в светелку. Нет, она не проклинала этих людей, понимая, что для них она чужая девчонка. Их ждет дом, работа, дела. Они хотят поскорее решить свои проблемы и забыть о Динке. Таких людей много проходило мимо нее, когда она голодала неделями, когда ее пытались насиловать  пьяные материны приятели. Всем было наплевать, и все делали вид, что не видят этого.
         Динка очень устала.  Она была просто измучена.  Решение она давно приняла, поэтому забравшись в постель,  крепко уснула.
          Яркое солнце заливало берег реки. Динка с тетей Надей сидят на берегу. Ганс  плещется в воде. Он очень любит купаться. В воде он как огромная лохматая рыба, то ищет на дне камешки, собирает их и выносит на песчаный берег, то плавает от берега к берегу, то вдруг начинает носиться по кромке воды. Брызги летят во все стороны. Динка и тетя Надя смеются. Вдруг началась гроза. Как-то сразу полил дождь. Мокрый Ганс бросился бежать домой. Он очень боялся грозы. А дождь лил все сильнее….
         Динка открыла глаза. В доме было тихо. Не включая лампу, она взяла собранную еще утром сумку, оделась и тихонько вылезла в окно на участок соседей. Их калитка выходила прямо на дорогу.  Стараясь не шуметь, Динка прошла мимо темных окон, открыла калитку и сразу оказалась около дороги. Стараясь не оглядываться, она пошла по шоссе в сторону города, не думая о том, что ждет ее впереди.

Глава десятая. Часть первая. На грани безумия.
         Ночь была темная. Динка не видела ничего, кроме своих ног. Она старалась не сходить с дороги, боясь заблудиться. Прошагав километров пять, не оборачиваясь, чтобы не впасть в отчаяние, Динка остановилась отдохнуть. Она просто села прямо на траву у обочины, вытянула уставшие ноги, положила руки под голову и, незаметно для себя, крепко уснула.
     Ей снова приснился «родной» дом. Все окна были заколочены фанерой. На дверях висел огромный замок, но крыши не было. На стене дома верхом сидел Витосик в кепке и трусах и громко ругался. Холодный резкий ветер сорвал с его головы кепку. Она упала на землю и зашипела, как змея, подбираясь к Динкиным ногам. Ужас охватил Динку и она  закричала.
     Проснувшись, Динка долго смотрела на звезды, стараясь успокоиться. Сон  всколыхнул в ее душе  тяжелые мысли о доме. Она решила побывать там. Деньги у нее были. Жена старшего тети Надиного сына после семейного совета  украдкой в коридоре сунула Динке в руку деньги - десять пятисотрублевых купюр. Динка не стала отказываться и не вникала в причины этого поступка. Ей было все равно.
     Послышался шум мотора. Динка насторожилась. Она не знала, как поступить. Хорошо бы доехать до города на машине, но кто там за рулем. Динка боялась людей, не доверяла им. Огромный грузовик приближался. В последний момент Динка решила спрятаться в канаве, но водитель заметил ее и остановил машину. Не вылезая из кабины, пожилой мужчина спросил, не нужна ли ей помощь и предложил довезти до города. Сама не зная почему, Динка забралась в кабину и уселась на мягкое сиденье. Обозвав ее растрепой, водитель соскочил на землю и сунул в руки Динке ее сумку. Машина  продолжила движение к городу.
     Долго ехали молча. Вероятно водитель не решался спросить у девчонки , что она делает на дороге посреди ночи. Динка сама начала разговор. Она придумала целую историю о девочке, которая, возвращаясь домой в город от бабушки, заболталась с подружкой и опоздала на автобус. А чтобы бабушка не ругалась, она пошла пешком.
        Пожилой человек промолчал, прослушав Динкину историю, но посмотрел на нее очень выразительно. Динка  уставилась в темное окно, давая понять, что не хочет продолжать разговор. Она  очень устала и не расположена была продолжать разговор, да и что она могла сказать этому пожилому дядьке с усталым лицом. У него, наверное, своих проблем не разгребешь, зачем ему еще Динкины, да и чем он может ей помочь. Спасибо, что подвез. Никому до нее нет дела. Судьба подарила Динке два волшебных месяца жизни у тети Нади. Больше таких подарков не будет. Что ждет ее  в том старом доме в поселке, как сложится дальше ее жизнь. При этой мысли сердце Динки сжалось, к горлу подступил комок. Она с трудом сдержала рыдания. Динка не хотела беспокоить этого доброго дядьку. Свои проблемы она решит сама.
       Знакомый автовокзал приветливо светился огнями. Через несколько минут автобус вез Динку домой, где ее, конечно, никто не ждал, но это было место, называемое чудесным словом Дом.

        С трудом проснувшись, Динка вышла на своей остановке. Поселок еще спал. Динка шла по пустынной грязной улице к дому, в котором выросла. Она не надеялась на чудо и была готова ко всему, но то, что она увидела, привело ее в ужас. Дома не было. Среди пожарища, как памятник прошлой жизни, торчала печная труба. Первая мысль была о сестренке. Судьба матери Динку не интересовала. Оглядевшись, Динка заметила свет в соседском окошке. Она постучала. У выглянувшей в окно соседки брови медленно поползли вверх. Впуская Динку в дом, соседка не переставала причитать.
  -Дина, да мы тебя уже похоронили. Чего только не говорили. Думали, что Витосик тебя убил. Мать-то твою он зарезал и дом поджег. Сестренку еле успели вытащить из огня, а дом сгорел. Где ты теперь жить будешь, ума не приложу.
      Продолжая причитать, соседка усадила Динку за стол, собрала поесть.
  -Сестренка твоя в детском доме в городе. Бабушка ваша взять ее отказалась, сослалась на инвалидность. Помнишь Михаловну? Она  навещала ее, сказала, что сестренка твоя всем довольна, поправилась и одета хорошо. А Витосика-то посадили надолго. На прошлой неделе был суд.
        Динка машинально что-то ела, кивала головой, но не слушала соседку. В голове ее крутилась одна только мысль о том, куда деваться, где жить. Только сейчас  Динка поняла, что  сгоревший дом был ее надеждой, единственным пристанищем в этом мире, где у нее был свой угол. Куда идти? Скоро зима. Решение подсказали причитания соседки, в которых та несколько раз поминала бабушку. Да, только к бабушке, в город.
        Поблагодарив соседку, Динка выскочила из-за стола и стала собираться.  Та молча сидела за столом, наблюдая за ее сборами. Увидев, что Динка надевает теплую вязаную кофту, соседка встала и сняла с вешалки теплую куртку.
      -Вот возьми, Дина, внучкина. Она ей все равно мала, а ты раздета. Подожди, я из кладовки ботинки принесу. Они тебе подойдут.
     Приодетая и удивленная Динка тепло попрощалась с соседкой и  вышла в утренний холод для того, чтобы навсегда покинуть этот чужой поселок, где ей нет места. Поселок продолжал свой странный сон. Улицы были пустынны, окна темны. Динка поймала себя на том, что завидует обитателям этих домишек, которые в данный момент нежатся под теплыми одеялами, досматривая свои сладкие сны. Их окружает вонючее, но родное тепло, ждет скромный, но горячий завтрак, и, куда бы они сегодня с утра не отправились, вечером их будет ждать родной  теплый дом.
     Автобус в город отходил через три минуты. Динка едва успела купить билет и вскочить в полупустой холодный автобус. Заняв место у окна, она задремала, помянув добрым словом соседку, давшую ей куртку и ботинки. Не ожидала она от этого человека таких подарков. Соседка всегда казалась ей злой безразличной, но вот отдала же ей внучкину куртку. Как мало мы знаем людей, как часто мы ожидаем плохое и не надеемся на хорошее. Как здорово, иногда ошибаться!
      За темными окнами мелькали призрачные очертания деревьев. Днем этот участок дороги был очень живописным, но, сейчас, ночью, он был таинственным и жутким. Казалось, что там, за деревьями поджидают плотоядные чудовища, готовые любого, случайно попавшего в эту глухую темь, проглотить целиком. Динка удивилась странному ходу своих мыслей. Она – то не боялась никаких призрачных чудовищ. Она знала, эти  чудовища живут рядом, ходят на двух ногах и называют себя людьми. И никто никогда не догадается об их чудовищной сущности, пока, случайно, не увидит их настоящее лицо
     В теплой куртке и ботинках Динка пригрелась и уснула. Ей снился берег реки, покрытый мелкими камнями. На большом круглом камне, заботливо прикрытом одеяльцем, сидит маленькая Динка. Ноги ее в воде. Она болтает ими и взвизгивает от восторга. Вдруг одеяльце вместе с Динкой соскальзывает в воду. Динка не успевает испугаться. Сильные руки выхватывают ее из воды и поднимают вверх. Динка видит лицо человека. Это ее папа. Он вытирает Динку  пушистым полотенцем, приговаривая «Куколка, моя. Испугалась?». Динка заливисто смеется и… просыпается. Почти физическая боль в сердце давит, жмет. Динка не может сдержать громкие рыдания.  Папу сбила насмерть машина, когда она была совсем маленькая.  Воспоминания о нем были смутные путаные.
    Громкий Динкин плач привлек внимание пассажиров. Она заелозили на своих местах. Динка замолчала. Тишина восстановилась. Пассажиры продолжили свой сон.






Глава десятая. Часть вторая. Зверье.
(Часто под обличием человека прячутся страшные хищные звери, для которых терзать людей не жизненная необходимость, а желание получить садистское удовольствие.)

      Подходя к дому бабушки, Динка старалась не думать о предстоящей встрече, о том, что будет говорить ей, как объяснит свое долгое отсутствие. Она надеялась на помощь родного человека. Эта помощь была необходима ей как никогда. Обе они одиноки. Вместе им будет легче. Вот такие мысли бродили в голове Динки, когда она нажимала на звонок.
     Дверь долго не открывали. Динка уже совсем отчаялась, когда заскрипел замок. Бабушка молча пропустила ее в квартиру и провела на кухню, сверкающую чистотой.
-На что же ты надеялась, когда ехала ко мне - спросила бабушка каким – холодным чужим голосом
     Динка промолчала. Она поняла, что соседка позвонила бабушке и предупредила о появлении внучки.
- Что молчишь?- продолжала свой допрос бабушка. Наворотила дел. Завтра пойдем в исполком. Пусть определяют тебя в детский дом. Мне такая шалава не нужна.
     Динка была готова к серьезному разговору, к крикам, упрекам и, даже, к угрозам. Она представляла себе, как бабушка ругает ее, была готова к тычкам и затрещинам, к слезам. То, что она услышала, главное, холодный безразличный тон бабушки, сразу убили все ее надежды. Динка как будто оглохла и ослепла. Бабушка продолжала что – то говорить, но она ничего не слышала и не понимала. Головы раскалывалась от голода и усталости. Хотелось лечь под теплое одеяло, крепко – крепко заснуть и никогда не просыпаться.
Как жить дальше, для чего. Она никому не нужна. Ее как паршивую собачонку гонят, унижают. Ей нет места среди людей, которых она считала родными.  Как во сне, она встала, взяла сумку и пошла к входной двери. Где то там, глубоко в душе, теплилась надежда, что бабушка остановит ее, обнимет. Они обе расплачутся….
     Улица встретила Динку темнотой, ветром и безнадежностью. Куда идти, где спрятаться от этой промозглой ночи. Ноги сами понесли ее на вокзал.
      Устроившись на жесткой скамье в полупустом зале, Динка вытянула ноги и попыталась уснуть, но спасительный сон не приходил. Тяжелые, как камни, мысли шевелились в ее голове. Еще день тому назад она была полна надеждами. Теперь все рухнуло. Как жить дальше? Это был уже не вопрос, а крик души. Динка была в отчаянии. Она вдруг почувствовала себя беззащитным брошенным ребенком, кем она, собственно говоря, и была.  С тех пор, как Динка себя помнила, она была одна и выживала как могла.
Эта тихая незаметная девочка крепко держалась за жизнь. Она привыкла сама о себе заботиться. Природа наградила ее за страдания хорошим здоровьем. Она никогда не простужалась, привыкла к голоду, научилась находить укромное местечко, чтобы не попадаться на глаза всякой пьяни. Ее травмированная психика научилась отключать сознание, когда терпеть и видеть окружающую мразь было невмоготу.
   Наконец пришла дремота и Динка ненадолго забылась.

    Первая мысль, пришедшая в голову Динке была о том, что у нее входит в привычку просыпаться от тычков. Толстая тетка в сером халате и зелено – серым искаженным лицом тыкала ее в бок здоровенными кулачищами, сгоняя со скамейки. Во рту у тетки торчал один зуб, но это не мешало ей выдавать отборные грязные ругательства. Рядом стоял плюгавого вида мужичонка в огромных толстых очках и воодушевлял тетку, указывая на Динку кривым черным пальцем. Молча Динка поднялась и, взяв сумку, вышла на привокзальную площадь.
    Вокзал находился на вершине холма. Справой стороны, не смотря на ранний час, разноцветными огнями сиял город.  Зрелище было таким завораживающим, что Динка невольно залюбовалась. Но это был не ее город. Ей нужно было  налево от вокзала, в ту вязкую темноту, где ей предстояло затеряться среди таких же как она одиноких и брошенных. Динка никогда не была на этом пустыре, но часто, ожидая посадки на автобус, наблюдала с привокзальной площади за странной жизнью его обитателей. 
Это был какой – то особый , не совсем понятный ей мир, страна беззубых людей, которые, смирившись со своим положением,  заняли свою норку и доживали отведенное богом время как могли.
       Если бы Динка знала что ждет ее там внизу в темноте, то, скорее, бросилась бы под машину. Но она, ничего не зная о жизни в этой яме,  сделала свой первый шаг к очередному витку страданий и мучений, ожидавших ее там, в этой липкой темноте.
Она была полна надежд на понимание и помощь и с открытым сердцем шагнула вниз по разбитой лестнице, думая только о том, как бы не оступиться. По этой лестнице когда – то очень давно, совсем в другой жизни ее нес на руках папа. Здесь на площадке был вокзальный туалет. Динка уже не помнила – от бабушки они ехали или к бабушке….
    Вот и туалет. Он совсем развалился. Дальше лестницы не было. Динка уже забеспокоилась, но забрезжжил жидкий рассвет, и она увидела, что вниз ведет хорошо утоптанная тропинка. Пройдя еще метров сто, Динка уткнулась в разрушенную трансформаторную будку. Одним боком к ней привалился корпус легкового автомобиля. Огромная куча мусора подпирала его с другого бока, не давая съехать ниже. Динка дернула дверцу и отшатнулась от запаха плесени, прогорклого воздуха и клубов пыли.
Единственное кресло манило внутрь и обещало покой и отдых, хоть на время.
      Динка забралась внутрь, спрятала сумку с заветными деньгами и заснула. Спала она крепко и долго, до самого вечера. Проснувшись, Динка почувствовала себя отдохнувшей.
Она решила достать немного денег и купить поесть в буфете на вокзале. Сумка с  деньгами была надежно спрятана под корпусом. С трудом просунув руку, Динка уже ухватилась за сумку и в это время услышала голоса. Она выпрямилась и прислушалась. Голоса приближались. Волнение и тревога охватили Динку. Она не была готова к встрече с людьми этого мира. В надежде на то, что ее не заметят, она пригнулась на сиденье. Голоса вдруг умолкли. В полной тишине Динка подняла голову и увидела несколько пар глаз, смотревших на нее. Грязные оборванные парни как – то нехорошо захихикали. Один из них, вероятно, заводила, грубо вытащил Динку  и поволок вниз по тропинке. Остальные ухватились, кто, за что успел и присоединились к своему товарищу.
         Динка окоченела и онемела от ужаса. Она молчала все время, пока парни тащили ее по тропинке вниз. Заросли кустарника скрывали не только склон холма от посторонних глаз, но и сама тропинка, извиваясь среди кустов, была едва заметна.
     Наконец вся компания оказалась на поляне, посреди которой тлел костер. У костра, сгорбившись, сидела девчонка. Парни бросили Динку на землю рядом с ней. Девчонка даже не пошевелилась и не взглянула в ее  сторону. Достав из кучи хлама какие-то обрывки веревок, парни связали Динку и, крикнув: «Ну, ты, соска, приглядывай!», с криками ушли.
    Девчонка ожила, взглянула на Динку и криво ухмыльнулась.
-Ну что, мамочкина доченька, попалась?
 Удивленная и возмущенная Динка закричала:
-Развяжи меня! Ты что бандитка что – ли? У меня нечего брать. И мамы у меня никакой нет. Ее отчим убил. И дом сгорел. Я думала здесь хоть немного отдохнуть, решить, что дальше делать.
-Вот теперь я отдохну, а ты поработаешь. Вон, ты, какая сытая, да чистая.
 Она отвернулась, замолчала и продолжила свое бессмысленное сидение у костра.
   Динка плакала, понимая, что ситуация безвыходная. Ей было страшно. Она вдруг с ужасом поняла, что возможно это последние часы ее жизни, что парни, поглумившись над ней, скорее всего ее убьют. Она еще несколько раз просила девчонку ее развязать, но, поняв бессмысленность попыток, замолчала и неожиданно для себя заснула.
   Динка летит над толпой. Все вокруг радуются, улыбаются друг другу. Многие дети, как Динка, на плечах своих отцов. В руках разноцветные шары, все жуют какие – то сладости. Молодая красивая женщина смотрит, улыбаясь в лицо отцу. Яркий солнечный свет заливает площадь. Радио заливается веселыми песнями. Динке весело. Она громко смеется….
    Резкая боль в боку мгновенно прогнала сон. Здоровенный парень пинал ее ногами. Динка отметила, что парни пьяны. Двое уже спали, привалившись к кустам. В голове у Динки была необыкновенная ясность, она чувствовала, что это последний день ее жизни и понимала, что изменить она ничего не может.  Она молчала, когда парни волокли ее и  обвив ее тоненькие руки вокруг шершавого ствола, почти у самых корней, привязали к дереву. Один из парней начал ножом кромсать одежду Динки, но девчонка, сидевшая у костра, крикнула: - «Ты, вонючка, барахло не порти». Она встала и раздела Динку, сняв с нее даже трусики. Совершенно голая беззащитная Динка не испытывала стыда. Ей было страшно. Она ожидала боли и страданий и надеялась на то, что господь приберет ее раньше, чем она в полной мере испытает муки.
        Четверо парней по очереди рвали и уродовали ее худенькое тело. Когда тело обмякало, парни грубо пинали ее по ногам. От постоянных ударов по стволу лоб Динки превратился в кровавое месиво. Кровь заливала ей глаза. Под ногами растекалась уже целая лужа. От вида собственной крови Динку стошнило.
     Динка  потеряла чувство времени. Ей казалось, что прошла уже целая вечность, а парни все больше зверели. Они отвязали Динку и по очереди пытались засунуть ей в рот свои орудия пытки. Динка сопротивлялась. Один из парней поднес к ее лицу нож и пытался просунуть его сквозь плотно сжатые зубы Динки. Кровь из разрезанных губ хлынула на землю.
И тут пришло забытье. Голую, истекающую кровью, парни бросили ее у костра и отправились спать.
      Очнулась Динка в больнице. Все ее измученное испоганенное тело болело, но мысли были ясны. Она много думала о том, что с ней произошло, и не могла понять, как выжила. В глазах врачей и медсестер, постоянно крутившихся возле нее, она видела затаенный ужас и жалость к себе. Каждый раз во время перевязки они ласково просили ее немножко потерпеть, отвлекали ее разговорами о погоде. Однажды Динка попыталась распросить пожилую санитарку тетю Валю. Та, отложив швабру, села возле Динкиной постели и тихо сказала: - «Ты забудь все, девчушка. Господь тебя спас, вот и живи, поправляйся».
     Только спустя  месяц, накануне выписки, Динка узнала все от соседки по палате. Та лечилась после тяжелой операции на почках и хорошо помнила, как привезли Динку.
-Мы думали, ты не выживешь. Крови много потеряла. Девчонка какая – то милицию вызвала. Парни – то сжечь тебя хотели, вот она и испугалась.
   В эту последнюю ночь в больнице Динка долго не могла заснуть. Она думала об этой девчонке, имя которой даже не знала. Вот опять она получила помощь  от кого не ожидала. Да, много в жизни чудес. Права тетя Валя. Надо жить дальше, только вот как? Завтра ее забирает из больницы бабушка. Но Динка не верила ей и не хотела у нее жить. Ведь в том, что с Динкой случилось, косвенно виновата бабушка. Она часто навещала Динку, подкармливала ее, но была с ней холодна. Динке замечала, что бабушка ею брезгует и уже приняла решение….

Глава одиннадцатая «Решение»
     За час до выписки выяснилось, что у Динки нет одежды. В больницу ее привезли голой.
Бабушка об этом не подумала, и Динке пришлось до вечера ждать, когда ей найдут хоть какую-то одежду. Наряженная как пугало в старые обноски, чувствуя себя неловко перед пассажирами полупустого троллейбуса, Динка съежилась на месте у окна. Бабушка тоже молчала. Так молча они вошли в квартиру. Молча поужинали, и только в самом конце, перед тем как идти спать, бабушка сказала, что завтра они купят одежду и пойдут в исполком. Динку берут в детский дом.
    Динка промолчала.  Она ничего не знала про детские дома, но интуиция ей подсказывала, что жизнь там не сахар, что жить ей придется рядом с такими же,  как она, ушибленными жизнью подростками. Не каждый мог сохранить в таких условиях человеческую душу. Динка боялась злобы  и жестокости. Просто боялась за свою жизнь.
  Молча Динка лежала на диване и ждала, когда кукушка в часах прокричит три раза. Бабушка спала крепко и не услышала скрипа замка. Захлопнув дверь, Динка быстро сбежала по плохо освещенной лестнице и вышла на улицу. Она не знала куда пойдет, а просто стремилась подальше отойти от дома. Не зная города, Динка быстро заблудилась и оказалась на окраине, тесно застроенной старыми покосившимися домишками. Большинство из них в темноте казались нежилыми. В одном из них в тихом переулке Динка решила дождаться рассвета. Устроившись за полуразвалившейся печкой  она крепко уснула.
 Проснувшись, Динка  поняла, что судьба к ней благосклонна. Пол в домишке был разобран. Сохранились только несколько половиц, по которым Динка прошла за печку. Если бы в темноте она провалилась в довольно глубокий погреб, то так и сгинула бы здесь в одиночестве.
   Привалившись к холодной печке, Динка обдумывала  свои дальнейшие действия. Прежде всего, она попытается разыскать свои спрятанные деньги.

   

Эпилог.
         
    Наконец наступил долгожданный праздник. С утра девчонки готовились к елке, и в суматохе день пролетел незаметно.
    Вечером в зале все хорошо повеселились.  В честь праздника отбой перенесли на два часа и разрешили смотреть телевизор. Девчонки наслаждались  Новогодним огоньком, громко обсуждая наряды участников передачи, а Динка тихонечко ушла в комнату и, в свою очередь, наслаждалась тишиной и покоем. Она стояла у окна и с невыразимым восхищением сквозь морозные узоры  любовалась открывающейся картиной.
    Стволы сосен, залитые лунным светом, казались сказочными колоннами, подпирающими усыпанное звездами небо. Крупные, медленно падающие снежинки, делали весь пейзаж необыкновенно  глубоким и мягким.
   Покой   наполнял душу Динки.  На душе было чисто и светло.  Грязь, через которую жизнь грубо проволокла Динку, не смогла прилипнуть к ее целомудренной душе.  Она была все тем же, полным надежды на лучшее, ребенком и хотела им остаться.
     Она благодарила судьбу, которая занесла ее сюда. Школа стала для Динки  домом, в котором ее окружала, пусть с казенным налетом, но забота. Рядом были хорошие девчонки. Все было хорошо.
     Впереди целый год в школе. Каким он будет этот год для Динки?
    Но это уже другая история.