Заветное слово будущего

               Пятнадцатый квартал. Невеста с бутылкой пива и только правой бретелью пыльного, но еще белого платья.
               – Вздохнула полной грудью, – объясняет она ассиметрию свадебного наряда.
               Искусственная роза в волосах и вытатуированный вензель на обгоревшем плече – весь свадебный тюнинг.
               У слова «тюнинг» в Тольятти широкое значение.
               Полный тюнинг – то же самое, что «одет с иголочки», или модный дизайн квартиры с видом на Волгу. Бампера, обвесы просочились в городской диалект ассоциациями с фактурной женщиной. 
               Тюнинг – профессия Макса.

               Я не была в Тольятти лет пять. Скрежет шлюзов и промышленно-желтые оттенки  прибрежного леса. Под нами – мост, впереди, за плотной транспортной колонной – правый, застроенный многоэтажным бетоном берег.
               Когда-то эти дома – бетонные муравейники – строились в обеспечение самого индустриального города Волги. Район Автозаводской. Серый город, нарезанный на кварталы. Пятнадцатый, шестнадцатый, семнадцатый...

               Пять лет назад у Макса была короткая стрижка и аккуратная бородка, сейчас он выбрит, но кучеряво длинноволос, как фавн.
               В руке кузена запотевшее пиво, поэтому за рулем натюнингованной шестерки (ласково просто Шарик) Аля.
               Аля – реальное счастье. Так говорит Макс. Высокими каблучками кроша подтаявший на жаре асфальт, она семенит следом за Максом, на ее полном плече спящий младенец. Ему всего полтора месяца, и он всегда рядом напоминанием счастья и реальности одновременно – в машине свадебного кортежа, в палатке на Грушинском, в супермаркете, в магазине живого пива...
               Аля добра и улыбчива, она не может не нравиться, и это выходит совершенно случайно, когда я называю ее Верой.

               Пятнадцатый квартал. Нет, больше Макс жениться не будет. С него достаточно, излишество – раздавать свою фамилию направо-налево.
               Сегодня свадьба Колючего, младшего брата Макса.
               Колючий еще так молод, так мощна его борцовская шея: она выдержит любое, самое долгое ипотечное счастье. Все в прошлом – чужие сломанные носы и челюсти, впереди – отцовство, выпирающее пыльным атласом платья невесты, и честная трудовая жизнь.

               Гости на свадьбе молоды и понятны. Ультрамолоды. Ультрапонятны. Человеческий порох, отсыревший в ежедневном пиве после полудня, живущий ритмами единого механизма – конвейеров АвтоВАЗа. Утилизация вдохнула жизнь в эти серые кварталы, и стало ясно: автопродажи, растущие наперегонки с бетонными этажами муравейников, вычерненные сажей березы и газоны – все это стабильность, залог того самого реального счастья.
               Новой эрой (пусть на исходе сроки обмена старых автомобилей) утилизация надвигается с плотностью оксидно-углеродного ветра. Они будут отражать тольяттинское солнце – стеклянные монолиты заводов по переработке отходов, жидких и твердых, какого угодно класса опасности, довершая индустриальные пейзажи по правому берегу Волги…
               К тому времени сроют до белых меловых пород зеленые Жигулевские горы.

               Пятнадцатый квартал. Полночь.
               Мне нравится пьяный Макс. Балансирующий на высоком бордюре, кричащий сорванным голосом в спрессованное пространство между домами все равно что:
               – Я подарю тебе раптор, Колючий! Она никогда не выпьет твою кровь!
               Небо такое высокое, если смотреть с самого дна бетонных кварталов...
               – Аля меня любит, - говорит Макс. – Ждала десять лет, пока разведусь. Ты в курсе, она Веркина подружка? Жили с ней на одной площадке... Просто Верка в свое время оказалась шустрее.
               И повторяет:
               – Я реально счастлив.
               Аутотренинг – полезная вещь. Особенно, если наверняка знать: Вера всего лишь в паре кварталов, постройневшая после развода и оттого необычно высокая, курит вместе с тобой в одно тольяттинское небо.   
               
               Ночью я не задергиваю шторы: пусть они будут – чужие коты и фикусы в бесконечности спящих окон.

               Трезвый Макс – пессимист. Ему звонят судебные приставы и бывшие жены.
               – Я ее понимаю, – пытаюсь объяснить Веркину суть Максу. – Я поступила бы точно также. Не давала бы видеться с дочерью ни тебе, ни твоим родителям. Истрепала бы все твои нервы, чтобы Альке ты достался конченным психопатом...
               – Она сама так решила. Захотела – ушла.
               Неправда. Неправда – все, что в злобе наговорит уходящая женщина. Обсуждать этот факт бессмысленно: ритмы Тольятти спешно утилизируют старое. У Макса не просто новая женщина, у Макса – новый ребенок.
               – Не говори мне больше о реальном счастье.

               Мастерская Макса в районе промышленных зданий, кирпичных слепых стен. Лабиринтами этажей мы заезжаем в едва освещенный тупик. Скрежет металлических дверей – и в открывшемся проеме гаражного помещения я вижу спортивную блондинку.
               Дверцы, поднятые вверх, словно вскинутые крылья чайки, четкий рисунок протектора на огромных шинах.
               Макс открывает капот:
               – Турбина! Шестьсот лошадей. Еще будет закись азота.
               Глубоко внутри, за фурнитурой и перекроенным кузовом, так глубоко, что не постичь рычащей гармонии мотора и анатомии кресел, – там ВАЗовская модель, узнавшая совершенство.
               Тюнинг – профессия Макса.
               Аля никогда не будет такой, как Вера.

               Пятнадцатый квартал. Свадьба переезжает на турбазу.
               С парковочной площадки слышен голос невесты: она договаривается с водителями микроавтобусов, командует погрузкой пассажиров, оставшегося алкоголя и съестного.
               – Ваучер с водкой забери, - говорит она Максу, кивая на пластиковую пятилитровую баклажку.
               Ваучер. Слово из тольяттинского диалекта. На пляжах Муравьиных островов я видела огромное их количество – целые кучи зеленых, коричневых и прозрачных, как цветущая волжская вода, ваучеров. Возможно, эти неистлевшие сосуды отыщут наши потомки и назовут следами седого Полимерного века – преддверия грядущей эры Утилизации.
               Рассветными рейдами собирателей картона и стеклотары, алюминиевых банок и сношенных аккумуляторов  она крадется в твой и мой город.
               
               В зеркале заднего вида – пятнадцатый квартал.