Всем смертям назло

С Володей Караушевым я знаком давно. Ещё со времён перестройки. Встречались. Общались. Говорили о разном. Но никогда о родителях. Как-то не принято у нас у людей, о родителях разговаривать. Не то, что мы о них забываем. Как можно? Даже ведь тост традиционный в любых компаниях – за родителей! Но вот чтобы спросить: а кто они у тебя? где и как живут? – мы как-то стесняемся. Это настолько личное, что невольно думаешь: захочет – сам расскажет.
И вот, вероятно, время наступило. Володя позвонил и пригласил встретиться со своим отцом:
- Ему уже за 90. Он воевал и потом для мелиорации Заволжья немало сделал. Думаю, тебе это будет интересно.
Анатолий Николаевич Караушев живёт в Саратове. Один. Володя часто к нему ездит. Хотел было папу к себе перевезти (в Балакове у него всё-таки свой дом), но папа – человек самостоятельный и активный. У него в Саратове своя ячейка ветеранов, с которыми просто не хочется расставаться: столько лет вместе!..
Но у сына Анатолий Николаевич иногда гостит. В один из его приездов мы и встретились.
Мы сидели напротив друг друга за столом и просто разговаривали, попивая чай. Анатолий Николаевич плохо слышит (последствия контузии, которую он получил под Киевом в 1941-м), и мне приходится говорить громко, но на доверительность нашего разговора это никак не влияет. Анатолию Николаевичу комфортно: во-первых, он у сына, во-вторых, уж очень давно он никому не рассказывал о пережитом. А пережить пришлось многое.

В армию 20-летний Анатолий попал ещё в 1939 году. Служил на Дальнем Востоке при штабе, занимался укреплением восточных рубежей. Несмотря на то, что работа была довольно спокойной, чувствовалось, что на западе что-то назревает.
Это стало ещё более ощутимым, когда часть перебросили на Западную Украину. Дислоцировались недалеко от Львова. Была поставлена задача: построить мощный приграничный укрепрайон. Для этого были разобраны более далёкие от границы Минская и Украинская линии обороны. Увы, времени до начала войны оставалось очень мало. Но кто тогда знал, сколько точно?.. Строили, спешили, но так и не успели.
- Во многом из-за этого фашистам и удалось быстро пройти вглубь страны, - убеждён Анатолий Николаевич.
В ночь на 22 июня 1941 года они со своим однополчанином-фотографом засиделись в штабе – печатали фотографии. Не успели после этого задремать в своих кроватях в казарме, как была объявлена тревога.
- А у нас всё начальство проживало на хуторах, и ни телефонов не было, ни своего связиста, - вспоминает Анатолий Николаевич. - Поэтому побежали по хуторам собирать командиров. Бежим. Собаки со дворов выскакивают. За ними – народ и грозит нам: «А, пся кревь (собачья кровь), вам сегодня будет». Не очень-то нас на Западной Украине любили, и, видимо, они знали, что война уже на самом пороге.
Боевая тревога оказалась учебной. Было около трёх часов утра. После поверки все улеглись спать. Но ненадолго. Часа через полтора вбегает в казарму сержант с объекта и кричит: «Ребята, я только что видел самолёт с фашистскими крестами. Он сбросил бомбу».
Через некоторое время услышали стрельбу и подумали, что это снова учения, О том, что началась война, узнали только ближе к обеду. Немцы сбросили десант на ближайший к границе аэродром, и их часть немедленно направили на его уничтожение.
- А там что случилось на аэродроме?.. Прямо как вредительство, - рассказывает Анатолий Николаевич. - Воскресенье. Выходной. Лётчики – на отдыхе. И не было никого, чтобы взлететь навстречу немцам. Хорошо, что десант был небольшой, и его уничтожили быстро, до подхода нашей роты (там рядом было ещё две).
Кроме трёхлинейки со штыком у однополчан Анатолия ничего не было. И вот с этими трёхлинейками их направили оборонять одну из железнодорожных станций. Молодые солдаты настолько успешно это делали, что им даже удалось сбить самолёт-бомбардировщик, который летел на низкой высоте. С каким мальчишеским восторгом вспоминает об этом Анатолий Николаевич!..

Потом была оборона Киева. Здесь Анатолия включили в специальную группу, которую стали готовить к партизанским действиям: прекратили стричь, чтобы были похожи на гражданских, учили управлять велосипедом и мотоциклом, пользоваться автоматом и обучали немецкому языку. Однако обучение оказалось недолгим. Ситуация вокруг Киева настолько обострилась, что каждый солдат был дорог именно на фронте. И «курсантов» снова бросили в бой.
Но как бы советская армия ни оборонялась, уйти из Киева всё же пришлось. 19 сентября 1941 года.
- Мы выходили из столицы Украины и оглядывались. Киев горел. Это наши части НКВД поджигали город, чтобы нашему врагу досталось как можно меньше. Сердце сжималось…
Полк Анатолия направили в Борисполь, в нескольких километрах от Киева. Здесь находился аэропорт и стояло несколько эшелонов с ранеными, архивами и ценностями. Необходимо было обеспечить их отправку в тыл. Дали бронепоезд. Несколько дней ещё как-то удавалось прорываться через немецкое кольцо, сомкнувшееся вокруг Киева. Но к 23 сентября немцы образовали ещё одно, и выбраться уже было невозможно.
- Как сейчас помню, явился какой-то пьяный генерал – нас выстроили и сказали: «Добирайтесь, как знаете», - говорит Анатолий Николаевич. - Ну, мы и пошли на восток. Группами по несколько человек.

В апреле прошлого года в Борисполе, при проведении земляных работ для укладки газовых труб, рабочие наткнулись на неизвестное захоронение бойцов Красной армии, погибших в сентябре 1941-го: ров длиной 30 метров и шириной около 3-х был заполнен останками солдат и офицеров в несколько слоёв. Поисковиками Всеукраинской общественной организации  «Закончим войну» за два дня были найдены останки почти 500 человек. Среди погибших и женщины. У некоторых были связаны руки. Найдены останки со следами тяжелых ранений, полученных на поле боя. Многих добивали в голову.
По мнению поисковиков, это, скорее всего, результат «деятельности» немецкого фильтрационного лагеря. Это предположение косвенно подтверждается израильским историком Ароном Шпеером, который опубликовал масштабное исследование о советских военнопленных «Плен». В этой книге и упоминается Борисполь: «В 20-х числах сентября 1941 года в районе Борисполя попал в окружение санитарный поезд. На его базе сделали лагерь для военнопленных. Лагерь разросся до 6 тысяч человек. Медицинский персонал состоял примерно из 400-500 врачей и медсестёр. В один из дней отобрали и расстреляли около 300 раненных евреев, через две недели, во дворе, собрали около 150 евреев-медработников, среди них были молодые врачи. На другой день их угнали и расстреляли за Борисполем».

Первое кольцо прорвали с боем. Наткнулись на вражеский пулемёт. Анатолий полез за гранатой-«лимонкой» во внутренний карман и замер от ужаса: у неё предохранитель смят!..
Пуля – дура!..
Вынул дрожащей рукой и…
Понял, почему остался жив.
Шарик, который должен был вывалиться от удара и освободить боёк, не вывалился.
Бросились на прорыв с винтовками наперевес. Врукопашную. Тут Анатолий и с первым немцем лицом к лицу встретился - заколол штыком. И гранату бесполезную в немецкий пулемёт бросил. Толку никакого, но страху нагнал.
Далее разделились на группы и шли, как по вражеской территории: днём отсиживались в лесу, ночью продвигались вперёд. И только когда закончилась пища, пришлось выходить к людям.
Однажды днём увидели: едет мужик на телеге. Вышли к нему узнать, где немцы. Оказалось, что в ближайшем селе их нет. Зашли в село. Окруженцев накормили, дали хлеба и сала в дорогу и гражданскую одежду: в любой момент можно было натолкнуться на немцев, а те солдат не пощадят. Переодевшись, пошли снова в лес.
- А там - немецкая засада, - говорит Анатолий Николаевич. - Нас окружили. «Сольдат, сольдат». – «Нихт солдат!», - кричим. А они: - «Паспорт». А какие у нас паспорта! – «Партизанен!» - и нас забрали как партизан. Привели на сборный пункт. Там мы увидели повешенных.

Это был лагерь для военнопленных, устроенный прямо под открытым небом.
В плену - сотни людей. Их начали сортировать. Была дана команда: все, кто знает еврея, снимайте с него пальто, шапку и прочее. Однако никто этого не сделал. И немцы сами их искали и выделяли в отдельные группы, издеваясь над ними.
Через несколько дней несколько сотен пленных погнали в Ровно. Более трёхсот километров дороги смерти. Почти не кормили. На стоянках, которые устраивались обычно на брошенных колхозных фермах, бросали, как скоту, сырые овощи. Те же овощи иногда наиболее проворным удавалось схватить с полей, мимо которых проходила колонна. Порой кормили супчиком-баландой. Ну, какая это еда для молодых людей?! Далеко не все выдерживали, падали от голода и усталости. И их пристреливали тут же, у обочины.
Осень. Холодало. И пленным иногда разрешали во время ночёвки брать солому с ближайших полей. На одной из остановок Анатолий и его новый товарищ по несчастью по фамилии Лаптев решили в этой соломе спрятаться. Но побег не удался. Хитрость была замечена конвоирами, и они жестоко избили беглецов-неудачников.
И всё-таки Анатолию хватило сил, чтобы перенести это тяжкое испытание. И вот Ровно.
- Нас разместили в бывших кавалерийских казармах, - вспоминает Анатолий Николаевич. - Это был самый настоящий лагерь смерти. Спали на нарах в три этажа. Кормили баландой. Люди умирали не только от истощения. Каждое утро немцы устраивали так называемую зарядку. Выводили полураздетых и голодных на улицу и долго держали на холоде. Тех, кто не мог выйти из барака или выстоять в шеренге, бросали голышом в ямы, выкопанные рядом: или сразу убивали, или просто оставляли умирать.

Начальник управления по делам военнопленных генерал Рейнеке указывал:
«Большевистский солдат потерял всякое право требовать, чтобы к нему относились как к честному противнику. При малейшем признаке непослушания должно быть дано распоряжение о безжалостных и энергичных мерах. Непослушание, активное или пассивное сопротивление должны быть немедленно сломлены силой оружия (штык, приклад, винтовка). Всякий, кто при выполнении этого распоряжения не прибегнет к оружию или сделает это недостаточно энергично, подлежит наказанию».
В Ровно было создано 3 концлагеря для советских военнопленных, которых свозили
сюда из других мест.
За время оккупации в Ровно и окрестностях гитлеровцы уничтожили более 100 тысяч военнопленных и мирных жителей.
В 1968 году на месте наиболее крупного концлагеря (где погибло 82,5 тыс. советских
граждан) установлен памятник жертвам фашизма.

Ровно был наполовину разрушен. И пленных водили на разбор завалов. На эту работу старался попасть каждый. Ведь пока пленные работали, немцы расстилали рядом шинели, и на них сердобольные ровенцы бросали кто что мог: хоть какая-то добавку к более, чем скудному лагерному питанию.
Анатолий выжил. у него каким-то чудом сохранились часы «Победа». Они-то и спасли. Анатолий отдал их тому, кто разливал баланду (а это был тот же пленный), и таким образом стал получать еды чуть больше.
В марте 42-го тех, кто остался жив (из нескольких тысяч несколько сотен), посадили в вагоны и отправили в Германию. Так Анатолий оказался в Нижней Саксонии в лагере, который был устроен недалеко от курортного городка Бад-Фаллингбостель.

Анатолий Николаевич рассказывает о пережитом без назидания, легко, с улыбкой, как о приключении, словно и не о себе, а о каком-то хорошем знакомом Толике из далёких 40-х годов прошлого века. Жизнерадостный человек! Разве поверишь, что он пережил такое!..
- В Фаллинбостеле уже полегче было, - рассказывает Анатолий Николаевич. – Там уже порядок был и чистота. Строгий распорядок дня.
Лагеря Фаллинбостеля готовили работников для заводов, которые находись поблизости, и для бауэров, немецких фермеров. Пленные старались попасть к последним: они кормили лучше. Но Анатолию не повезло. Он попал на завод, а вскоре был переведён в другой, рабочий лагерь недалеко от Браушвейга, вокруг которого было расположено несколько военных заводов.
Рядом - лагеря, где содержались англичане, французы и представители других европейских государств. Красный Крест им присылал и сигареты, и питание, и письма от родственников. И французы кидали русским через колючую проволоку кто еду, кто сигареты.
А наших военнопленных кормили абы как. Только для того, чтобы им хватало сил для работы. Советское правительство не пользовалось услугами Красного Креста, считая, что любой пленный советский солдат – предатель. Во всяком случае, так утверждают некоторые историки новейшего времени. Об этом говорит и Анатолий Николаевич. Однако сегодня нередко высказывается другое мнение. Просто так работала немецкая машина по уничтожению славян. Да и кто мешал международной благотворительной организации помогать всем, а не избранным?..
Впрочем, это - тема для другого разговора.

Вскоре в лагере возникла подпольная организация «Смерть фашизму!» Строго законспирированная. Анатолий знал только свою тройку, и, каким-то образом, руководителя – огромный парень из Великих Лук Фёдор. На заводе работали пленные французы, и Анатолию поручили с ними связаться, чтобы получать от них информацию о том, что происходит на фронте.
- Это было легко сделать, - вспоминает Анатолий Николаевич. - Нас доводили до завода, и там мы были предоставлены мастерам. А мастерам что? Какая разница, с кем мы общаемся, - лишь бы мы работали. И вот я подружился с французом Анри и бельгийцем Луи. Благодаря им и их друзьям знаете нас сколько выжило?! Они получали посылки и, когда, так же колонной, шли на работу, брали с собой кто котелок с супом, кто краюшку хлеба. У нас было установлено место, где всё это пряталось. Они подкармливали десятки нас таких и передавали новости через меня. Я никогда их не забуду. Они очень уважали русских. И поколачивали пленных итальянцев, когда их привели в лагерь: не могли простить им союзничества с немцами.
Впрочем, и русские военнопленные не всегда были терпимы к товарищам по несчастью.
- В округе были лагеря не только с военнопленными, но и с гражданскими – в основном это были женщины. Наши колонны иногда встречались. И у нас схватка: изменницы, кричим, - смеётся Анатолий Николаевич. - Глупые были.
Да, наверное, молодым солдатам казалось, что женщины сами вербовались на работу в Германию. Что они тогда знали о том, как их гнали в неволю и как над ними издевались?.. Постоянная борьба с голодом, борьба за жизнь притупляла чувства. Пленные старались прихватить всё, что можно было съесть. Колонна всегда проходила мимо офицерской столовой. Так вот, там можно было подобрать очистки, которые выбрасывались на помойку. У Анатолия в пальто была подкладка, и он, выбегая из колонны, запихивал под неё то, что успевал схватить. Главное, не попасться под горячую руку конвоиров. Однажды избежать их гнева не удалось. Масла в огонь добавил мастер, которому что-то не понравилось в работе Анатолия. Его так избили, что он еле добрался до барака.
Но после Сталинградской битвы немцы перестали издеваться над военнопленными.
Между тем, подпольная организация действовала: устраивала побеги, небольшие аварии на заводе. Лагерное начальство не знало, как с этим бороться: поймать никого не удавалось, и предъявлять обвинения было некому. Тогда немцы пошли на хитрость.
Однажды в лагере появился новенький. Он назвался Виктором Носовым и рассказал, что попал сюда после побега. Ему поверили, ввели в организацию. И это стало роковым решением. Через некоторое время лагерное начальство устроило облаву. Это было в мае 43-го.
- Однажды утром выстроили всех колонной на плацу. И начальник лагеря идёт вдоль колонны своей приплясывающей походкой, из-за которой мы его называли балериной. Идёт и – по указанию предателя раз – и в чёрную машину (это эсэсовцы). На первый раз несколько человек взяли. А потом каждый день забирали. И одним из первых Фёдора - лишили нас вожака.
Вот к чему привела излишняя доверчивость. Анатолия не взяли только потому, что он был готов к такому повороту событий.
- В лагере была специальная команда, которая обслуживала пленных: сапожники, портные, - рассказывает Анатолий Николаевич. - И был  среди них часовщик, которого все звали Петрович. Я ему чем-то понравился, и он меня подкармливал. Немцы носили ему на ремонт часы и платили едой.
Так вот, когда появился тот самый Носов, он мне сказал: с Носовым никаких разговоров не веди. Вероятно, он чувствовал, а, может, и знал, что Носов - подсадник. Кроме того, у организации было обязательство: клятва, которая писалась кровью. И когда мне предложили подписаться, я говорю: подписываться не буду – могут найти эти обязательства и нас всех уничтожить.
И всё же Анатолий опасался, что возьмут и его. Доберутся до его тройки и – всё. Надо было из лагеря исчезать. А как? И тут снова помог Петрович. Сначала, по его просьбе, Анатолия перевели на кухню, которая «осиротела» после того, как оттуда увезли практически всех поваров, подпольщиков, а потом отправили с командой из 18 человек на лесозаготовки поближе к границе с Францией.
- И вот там мы почувствовали себя более или менее людьми. Там был просто дом: в одной части - мы, пленные, в другой – охрана. Но охранники относились нормально, давали возможность дополнительно питаться. Среди нас оказался сибиряк, который хорошо знал лес. И вот, по его науке, мы начали плести из корней корзины и игрушки. А мастера, которые возглавляли наши бригады, брали их, где-то реализовывали и приносили то хлеб, то картошку. А рядом стояла избушка старика-лесника. У него жена была, тучная такая, и дочка лет шестнадцати. Она иногда приглашала нас убираться в доме и часто нам улыбалась.
Но как только стал приближаться фронт, Анатолий и его два товарища, несмотря на «тепличные» условия решили бежать. Через некоторое время добрались до небольшого городка Зейзена, который уже был занят американцами. Они встретили пленных русских доброжелательно. Предложили им брать из немецких магазинов, что захочется: пищу, одежду, вещи. Но мародёрами ребята быть не захотели. «Мы не предатели. Мы – русские красноармейцы!» - гордо сказали и попросили лучше дать оружие: там в округе недобитые эсэсовцы «гуляли». Но американцы оружие не дали: боялись, как бы русские мстить немцам не стали.
- Среди нас один почти мальчишка был, - улыбается Анатолий Николаевич, - так он так был зол на всех немцев, что останавливал их, гражданских, когда они ехали на велосипедах, и сгонял. Он даже предлагал их всех из больницы выгнать. Но мы его прыть умерили.
Но оружие всё-таки достали. Нашли какой-то склад брошеный и взяли – для самообороны. Оборонять-то было кого. Там заводик кондитерский был, где работали русские девушки. Вот на их защиту и встали. А то там «всякие» французы и поляки на них зарились. «Только без самосуда», - предупредили американцы.
Так, под присмотром их и доставили в Магдебург. Там и День победы встретили. Правда, на улицу американцы их почему-то не выпустили, и они слушали радио и кричали во всю глотку «Ура!»
Когда их передали советскому командованию, никаких особых проверок с пристрастием не было.
- Наверное, они знали о нашем лагере и нашей подпольной организации, - считает Анатолий Николаевич, - поэтому через два дня поставили на довольствие и выдали красноармейские книжки. Я думаю, тот часовщик Петрович был нашим разведчиком. Он и рассказал обо всём.
Так закончилась это суровое испытание, которое пришлось пережить Анатолию Николаевичу.

По данным Министерства обороны РФ, опубликованным в 2005 году, во время Великой Отечественной войны всего в плен попало 4 млн. 559 тыс. советских военнослужащих. Абсолютное большинство из них (4 млн. 380 тыс.) погибло. Однако, согласно немецким документам, уже к 1 мая 1944 года число советских военнопленных достигло 5 млн. 160 тыс. человек. Советские военнослужащие, взятые в плен немцами, стали первой жертвой запланированного уничтожения большей части «славянских недочеловеков». Миллионы военнопленных умерли в первые 6-8 месяцев войны. Даже газовая смерть евреев была первоначально испробована на советских пленных.

А дальше было только созидание. После окончания Саратовского института механизации сельского хозяйства Анатолий Николаевич работает в «Сельэлектро», «Приволжгипросельхозтрое», «Приволжгипроводхозе». На его счету - участие в проектировании гидросооружений в Саратовской, Пензенской, Ульяновской и Оренбургской областях, в Чувашии, Мордовии и Узбекистане. Работа интересная, разъездная, а главное, полезная. Благодаря этому все военные беды вскоре забылись.
У Анатолий Ивановича немало наград. Среди них и фронтовые – медаль «За оборону Киева» и орден Отечественной войны II степени. Они «догнали» ветерана уже спустя много лет после войны. Высоко оценён и его труд. В 1971-м Анатолий Николаевич был награждён орденом «Знак Почёта, а спустя семь лет получил звание «Заслуженный мелиоратор РСФСР».
Впрочем, об этом он мне не рассказывал. Чего хвалиться? В те годы многие трудились так же самоотверженно: уж очень хотелось, чтобы Советский Союз был самой процветающей страной мира.
Подробности трудовой биографии Анатолия Николаевича я узнал из его «самопальной» книги воспоминаний, которую он написал для своих детей, внуков и правнуков. Должны же они знать, какую жизнь прожил их отец-дед-прадед.
А недавно ветеран подарил своим внукам книги из серии «Пламенные революционеры». Говорит: «Они должны знать, кто боролся за лучшую долю трудового народа».
Анатолий Николаевич после смерти любимой жены остался один. Ушли из жизни близкие друзья. Но он – лидер ячейки ветеранов-коммунистов, и это придаёт ему дополнительные силы. Да и дети, слава богу, не забывают. В Саратове – дочери, в Балакове – сын. Кроме них у него три внука, пять внучек, четыре правнука и две правнучки. Есть, о ком думать. Есть, кому передавать не только свой жизненный опыт, но и бодрость духа, которая не покидала Анатолия Николаевича даже в самое трудное время.
Мы прощаемся.
Жмём друг другу руки.
Он улыбается.
Всем смертям назло!..