***

НАСТОЯЩИЙ ОТЕЦ ДЛЯ ОДИНОКОГО МУЖЧИНЫ
               
                Наши дни (2012 год)
Кофе давно остыл. Сигарета в пепельнице истлела до фильтра. В комнате запахло горелой ватой и еще чем-то неприятным.
Олег, казалось, не замечал этого. Рука сама потянулась к пепельнице и выудила тлеющий бычок. Следующим движением он отправил его в банку с водой, стоящей под столом.
- Сделай одолжение, не кури больше, - сказал и опять надолго замолчал Олег.
-  Хорошо. Но меня интересует: долго еще собираешься киснуть? – голос Дмитрия вернул его к реальности.
Олег в очередной раз посмотрел на семейный архив: фотографии, письма, записи, сделанные мамой и папой десять, двадцать, тридцать лет назад...
- Я не кисну, размышляю. Мне кажется, если б не этот семейный архив, жилось бы  намного спокойней. Не всегда хочется знать правду.
- И что надумал, мыслитель? – Дмитрий не хотел оставлять друга один на один с грустными мыслями.- Какая правда тебя пугает?
- Понимаешь, странная штука получается. Дожил до 57 лет и не знаю, кто мой отец. И вообще не уверен, что хочу знать...
                Ноябрь 1954 года
 Вечер выдался на удивление теплым.  На набережной, обдуваемой всеми ветрами, в поздний час было много молодых людей. Парочки сидели на лавочках, целовались.
Александра прижалась к плечу Дитриха:
- Хорошо-то как! Даже не верится, что через несколько дней ты уедешь. Год пролетел незаметно. У меня такое ощущение, будто знаю тебя всю жизнь.
- Мне тоже так кажется. Наверное, за этот год мы прожили гораздо больше - целую вечность. Вроде только вчера впервые увидел, как ты залезаешь на козлы, чтобы подобраться к потолку.
- А мне первая встреча запомнилась совсем другим. В тот день, когда вас привели на наш объект под конвоем, я подумала с неприязнью: вот, с фашистами придется работать.
Дитрих глубоко вздохнул:
- Я тебе много раз говорил, что немец и фашист – это не одно и то же. Да, я был на фронте, мне приходилось выполнять приказы…
- Теперь я все знаю, милый. Но  тогда-то смотрела на вас как на врагов. Нас ведь предупреждали: будете работать с немецкими военнопленными из-за нехватки рабочих рук, но не забывайте: они убивали ваших отцов, мужей, братьев.
- И как ты после такой обработки смогла увидеть во мне что-то человеческое, а не оскал врага?
- Любимый, да у тебя глаза добрые-добрые, и очень грустные. А руки такие, что сразу видно: ты не привык держать оружие. С такими тонкими и длинными пальцами не из автомата стрелять, а на музыкальных инструментах играть. И я не ошиблась.
Александра вспомнила, как однажды Дитрих  играл на фортепьяно. Он делал это  вдохновенно, на лице блуждала загадочная улыбка. Пальцы словно скользили по клавишам. 
- А сейчас хочу сыграть только для одной девушки. Александра, я поздравляю тебя с днем рождения. Пусть эта музыка подарит радость, -  Дитрих встал, поклонился и  продолжил играть.
Александра не знала, какие произведения исполнял ее любимый.  Но ощущала, как звуки проникали куда-то глубоко-глубоко. И от этого на душе становилось тепло и спокойно.
Игра Дитриха произвела неизгладимое впечатление на гостей, на маму и подруг, соседей, проживающих в одном подъезде. Все замерли и слушали музыку, которую Дитрих дарил ей.
После того дня рождения никто в доме не косился на Александру, когда она шла с Дитрихом. И даже не шептались за спиной по поводу ее «связи с немцем».
А еще в тот день мама перестала называть Дитриха фрицем. Александре впервые не пришлось, глотая слезы,  доказывать самому близкому человеку, что любит не врага, а хорошего, доброго мужчину.
…В тот раз на набережной Александра с Дитрихом гуляли допоздна. Они не могли наговориться, насмотреться друг на друга перед скорым расставанием.
Этот день навсегда врезался в память Александры. Как и другой ноябрьский  вечер 54-го. Тогда на перроне железнодорожного вокзала они прощались с Дитрихом, который вместе с соотечественниками возвращался в Германию.
Вокруг было много бывших военнопленных. Они несколько лет жили в спецлагере и восстанавливали город из руин. Повсюду раздавалась немецкая речь. Военные патрули слонялись по перрону и привокзальной площади.    
«Показалось или нет, что молодые вооруженные парни косо и даже с осуждением смотрят на нее, русскую женщину, оказавшуюся здесь в этот час?» - Александра даже поежилась.
Дитрих чутко уловил ее настроение:
-  Родная, все хорошо. Смотрят не на тебя, а на меня, они завидуют: у них нет такой женщины.
Александра улыбнулась и прильнула к нему. От прикосновения сразу стало тепло, спокойно. И даже показалось, что Дитрих никуда не уезжает.
- Скоро ты вернешься домой,  где не был десять лет.
- Да, родители уже заждались. Как бы мне хотелось познакомить вас.
- А мы еще увидимся, милый? – Александра отказывалась верить в реальность происходящего.
-  Обязательно, любимая. Пройдет немного времени, и все поймут, что война была случайностью, ошибкой, за которую сполна расплатились мы.  И за которую еще будут расплачиваться наши потомки, - Дитрих обнял Александру и крепко поцеловал, прежде чем подняться на подножку теплушки.
Спустя мгновение поезд тронулся. Александра сделала несколько шагов за вагоном и остановилась.
- Гражданочка, предъявите документы, - на ее пути стоял милиционер в сопровождении военного патруля.
Александра достала из сумочки паспорт и проводила взглядом последний вагон спецсостава с бывшими немецкими военнопленными. В тот момент она поняла, что держала Дитриха за руку в последний раз...
                Декабрь 1954 года
Зима только наступила, а уже казалось, что длится вечность. Все кругом занесло снегом. Даже центральную улицу не успели за ночь очистить.
Постовой милиционер Павел оглядел подступы к объекту.
«Следов не видно, значит, бригада маляров еще не приходила», - подбодрил сам себя и занял привычное место на углу двух улиц.
Отсюда трудно не заметить приближение работников, которые вот уже несколько дней производили ремонт в здании обкома КПСС. Собственно, его интересовала не вся бригада маляров и ремонтников, а только одна девушка.
Александру Павел приметил в первый день своего дежурства. Веселая и  улыбчивая, она с первого раза вызвала симпатию.
- И чего вы на меня все время смотрите? Дырку скоро проглядите. Давайте лучше знакомиться, так проще будет. Меня Сашей, Александрой зовут.
Павел обалдел от такого напора. Но отступать не привык.
- Павел Сергеевич, постовой милиционер. Я здесь, чтобы охранять, - выпалил он гордо, с достоинством, поправляя зачем-то ремень.
- Вольно, лейтенант. Вы не на плацу. И мы не на учениях. Зачем так официально? И от кого, разрешите полюбопытствовать, вы нас охраняете? – девушка улыбалась одними глазами.
- Я не вас, я имущество охраняю.
- Ах, вот оно что, - Александра уже откровенно смеялась, глядя на него. - То-то я смотрю, вы глаз с меня не сводите. Значит, я являюсь важным имуществом? Вот не знала. И что будет с тем, кто посягнет на меня?
Павел растерялся. Он не привык, что в общении с девушками инициатива ускользала от него. А Александра явно стремилась доминировать,  подавить, рассмешить. Она откровенно смеялась над ним. Но обидно не было.
- Девушка, вам работать надо, а мне службу нести. Разговаривать некогда, - в первый раз он не смог назвать ее по имени.
Впрочем, и через неделю Павел не отважился. Только кивал головой в ответ на приветствия и старался побыстрее уйти со строительной площадки, чтобы не становиться объектом безобидных, но колких насмешек.
- Павел Сергеевич, разрешите обратиться.  Сегодня мы заканчиваем малярные работы на втором этаже. По этому поводу хотим устроить чаепитие. Вы как, присоединитесь к нам? Или наша безопасность всецело зависит только от нас самих? – Александра подошла тихо, как кошка.
Павел  не удержался и рассмеялся. Даже не заметил, как назвал ее по имени:
- Вы не в разведке служили, Александра?  Где научились так бесшумно ходить?
- Нет, это врожденное.
Чай пили вечером, после окончания работ. Во внутреннем дворе здания  вскипятили на костре воду в котелке, засыпали заварку. Всем было весело и тепло от общения.
В тот день Павел впервые провожал Александру домой. Темные улицы, огромная луна над головой, пронзительный холодный ветер. Девушка подхватила его за руку и прижалась боком.
- А ведь тебе хочется меня поцеловать, - она не спрашивала, а утверждала возле подъезда своего дома.- Ты ищешь повод и не можешь найти его.
Павел внезапно притянул ее к себе, поцеловал во влажные, теплые губы.
- Не нужен мне никакой повод, - удивился собственной смелости молодой милиционер. – А теперь тебе домой пора, родители уже заждались. Ругать будут.
- Тоже мне, заботливый выискался, - девушка слегка оттолкнула его и убежала в темный подъезд.
Павел еще долго стоял и ждал. Но Александра не вернулась. Она забежала в свою комнату, с ногами забралась на кровать и зарыдала.
- Ну что ты, доченька, - мама вошла следом, села рядом и погладила по голове. -  Все хорошо, не надо плакать.
- Да что хорошего, мама? Я еще Дитриха не забыла, а тут Павел. Они такие разные и … хорошие. Я не знаю, что мне делать. Мне кажется, я обоих люблю.
- Нет, доченька, так не бывает. Дитрих сейчас дома, в Германии. Наверное, у него все хорошо. Во всяком случае, хочется в это верить. Но он из прошлого, которое уже никогда не вернуть. А тебе надо думать о настоящем, твердом и определенном. И в настоящем есть место только Павлу. Ты это знаешь не хуже меня.
                Январь 1955 года
Утром первого дня нового года на объект спешить было не нужно. Бригаде объявили выходной. Наверное, впервые за несколько лет.
Александра смотрела в окно, за которым шел снег. Снежинки кружились и медленно падали, кружились и медленно падали. А она вспоминала, как накануне встречали Новый год…
- Мама, скоро Павел придет, а у нас ничего не готово. Давай уже на стол накрывать, - Александра с нетерпением смотрела на ходики, словно от часов что-то зависело.
- Не переживай, у меня почти все готово. Пирог на подходе, так что голодными точно не останемся.
- А вы помните, как мы встречали Новый год перед войной? - Папа вышел из комнаты, подволакивая ногу и опираясь на палочку.
В этот момент было особенно заметно, что хромота, из-за которой его не взяли на фронт, сильно старит мужчину.
- Мама, сделай что-нибудь, а то папа опять начнет вспоминать дела давно минувших дней.
-  Иван, помоги Александре стол к окну поставить. Сейчас накрывать будем.
В этот момент три раза прозвенел звонок, и  из глубин коридора раздался звучный, прокуренный голос соседки Таисии Михайловны: «Домченко, к вам гость пришел!».
- Здравствуйте Иван Сергеевич, Мария Степановна!  А где Александра? – Павел решительно шагнул в комнату, поправляя ладно сидящую на нем форму.
Павел  прошел к столу и начал что-то выкладывать из вещевого мешка:
- Нам сегодня праздничный паек выдали, так что будем веселиться.
В этот момент он был похож на ребенка, которому подарили любимую игрушку.
Вдруг лампочка в комнате мигнула два раза и погасла.
- Только этого еще не хватало, - проворчал Иван Сергеевич.
- Ничего, сейчас разберемся. Пойду пробки посмотрю, - Павел вышел из комнаты, и через десять минут в зале вновь стало светло.
…Та новогодняя ночь пролетела весело  и незаметно. Уходя, Павел сказал, что просит руки Александры.
Оставшись одна, девушка вначале обрадовалась, а потом загрустила. Невольно вспомнился вечер, проведенный с Дитрихом. Тогда он рассказывал, как в Германии отмечают Новый год и Рождество.
- Он рассказывал так красиво и подробно, что я и сейчас представляю: в его уютном доме на видном месте стоит патефон, звучит рождественская музыка. На столе плавятся маленькие круглые свечи, - Александра уткнулась в плечо маме и разрыдалась.
- Доченька, мы уже говорили: это все прошлое. Ты должна его отпустить и забыть. Павел такой дельный, уверенный, веселый молодой человек. Тебе с ним будет хорошо.
А еще через несколько дней произошло событие, которое в отношениях Павла и Александры все расставило на свои места.
Павел как обычно заступил на дежурство утром. Обойдя объект по периметру, поднялся на третий этаж. Там работали маляры. Девушки напевали что-то задорное и веселое.
- Катя, а твой как относится к тому, что иногда приходится задерживаться на работе? – Александра стояла на деревянных козлах и замазывала потолок над головой.
- Мой-то нормально, - закончив пение, откликнулась девушка, - а вот твой обход начинает. Сейчас дежурить возле тебя будет.
- Скажешь тоже, - Александра не поверила и обернулась.
В этот момент подломилась ножка деревянных козел, и девушка полетела вниз.
- Ой, - только и успела воскликнуть она и оказалась в руках Павла.
- Вы, молодой человек, просто гений. Оказались как нельзя кстати в нужное время и в нужном месте. Если б не вы, быть нашей Александре инвалидом. Так что теперь, как честный человек, вы  просто обязаны на ней жениться, -  Катя откровенно смеялась, наблюдая за Павлом, который не спешил отпускать Александру.
- Мы вам не мешаем? Девочки, а может, нам уйти? Тут, кажется, первая медицинская помощь назревает, из уст в уста, - бригадир поправила косынку. - Не забудьте нас на свадьбу пригласить.
Александра вырвалась из рук Павла и убежала.
- Чего разгалделись? Работать надо, а не лясы точить. А на свадьбу всех пригласим, можете не сомневаться - молодой человек поправил форму,  сделал серьезное лицо и пошел за Александрой.
                Наши дни (2012 год)
Олег рассматривал черно-белый снимок, сделанный в начале 1955 года. Это была свадебная фотография, которая на видном месте хранилась в семейном альбоме Русаевых. Она была сделана в коммунальной квартире, куда молодожены переехали после свадьбы по настоятельному требованию Александры, не желавшей жить с родителями.
- Никогда не понимал, почему отец на ней такой серьезный. Можно подумать, это не свадьба, где все веселятся и поздравляют молодых, а поминки, - Олег протянул Дмитрию фото.
- А мне так не кажется. Павел Сергеевич всегда был серьезным человеком. Он и здесь соответствует милицейской форме, которую всегда носил с большим удовольствием. Кстати, Александра Ивановна, на мой взгляд, своим юмором и жизнерадостностью вполне компенсировала отсутствие этих качеств у твоего отца. Так что не придирайся: они гармонично дополняли друг друга.
-  Знаю, они ведь за всю жизнь и не ругались почти. Такое, наверное, трудно представить, но в доме всегда царил покой и  умиротворение. Во всяком случае, я не помню, что они хотя бы раз сказали друг другу грубое слово, - Олег опять погрузился в размышления, перебирая фотографии из семейного альбома.
Вот маленький черно-белый квадратик. На  обратной стороне синей ручкой выведено «Осень, 1955 год». Это первый снимок новорожденного. Лицо Олега едва заметно в нелепой и неказистой коляске.
- Отец говорил, что сам смастерил ее. Кажется, из мотоциклетной, от старенького мотоцикла, который долго еще гнил во дворе нашего дома.
- Ну, ты сейчас еще будешь ныть о деревянных игрушках твоего трудного и безрадостного детства, - Дмитрий также разглядывал детские фотографии своего друга.
- А что, почти все игрушки действительно были деревянные. Денег всегда не хватало, и отец сам их мастерил. Но некоторые получались лучше магазинных. Когда играл во дворе, соседские пацаны завидовали – у них и таких не было. Где-то и по сей день хранится машинка, а ведь прошло больше 50 лет!
Олег помнил, что позже отец учил его в своей мастерской разным премудростям. Во дворике дома, расположенном в старом тихом центре города, вместе доводили до ума приобретенные в состоянии хлама мотоциклы «Паннония» и «Урал». А покупка «Жигулей» вылилась в настоящий праздник. 
- Из всех квартир высыпали соседи, когда отец подъехал к дому на машине. Ты, Димка, не представляешь: никто не завидовал. Сейчас в это трудно поверить, но тогда все радовались, что мы позволили себе покупку «Жигулей»…
- Машину, к сожалению, пришлось продать, когда потребовались деньги для доплаты за квартиру со всеми удобствами в центре города. Мама на старости лет мечтала пожить в благоустроенной квартире. Пределом ее желаний было выйти на кухню в ночной сорочке и не смутить посторонних людей.
- Значит, мечта твоей мамы сбылась. А  чего хотел отец?
- Чтобы я стал автослесарем. Он говорил, что у меня, как и у него, есть способность к технике вообще. И к ремонту автомобилей в частности.
- А ведь он оказался прав. Ты при его поддержке сумел развернуться, открыть свое дело. И сегодня твоя автомастерская на хорошем счету. Если б твой отец дожил до этих дней, то гордился бы тобой.
- Возможно.  Только я  хотел бы знать: какой именно? Тот, что вырастил меня, или Дитрих из Германии?
                Май 1996 года
Телефон ожил неожиданно.
- Добрый день. Извините,  вы меня не  знаете. Я – Лена, мне нужна Александра, - голос молодой женщины был не знаком Александре Ивановне.
- Я вас слушаю.
- Ваша фамилия в девичестве Домченко?
- А в чем собственно дело?
- Да вы не волнуйтесь. Мне просто надо передать привет от Дитриха Хайнца. Вы же помните этого человека?
Прежде чем ответить, Александра Ивановна посмотрела в зеркало. Оттуда на нее смотрела побледневшая, испуганная женщина, которой недавно исполнилось семьдесят лет. В соседней комнате находился муж, но он, кажется, к телефонному разговору не проявлял ни малейшего интереса.
- Почему я должна вам верить?
- Вы ничего не должны. Просто послушайте, что я скажу. Недавно я разыскивала в Германии пропавших родственников и познакомилась с Дитрихом. Он помог разыскать моих тетю и дядю, которые пропали во время войны. Вернее, мне казалось, что они пропали, а на самом деле все это время жили в Германии. Меня Дитрих попросил об ответной услуге – разыскать в нашем городе  Александру Домченко.
- Почему именно сейчас?
- Он говорил, что разыскивал вас и раньше. Только, как ему кажется, письма оседали в архивах органов госбезопасности. В перестроечные годы он возобновил попытки связаться с вами. Однако Дитрих не учел, что вы вышли замуж и сменили фамилию.
- А еще у меня родился ребенок, которому недавно исполнилось 42 года.
- Дитрих ничего об этом не рассказывал. Наверное, он не знает.
Александра Ивановна замолчала и задумалась:
«Конечно, Дитрих не знал, что соседи, восторгавшиеся его игрой на фортепьяно, пытались рассказать Павлу, как путалась с немцем. Поэтому и настояла, чтобы жить отдельно от родителей. Откуда Дитриху было знать, как трудно носить клеймо «немецкой подстилки»? Воспитывать сына и скрывать, что когда-то любила немецкого военнопленного?»…
- Александра Ивановна, вы меня слышите? Вам не плохо?
- Нет, все нормально, Лена. Простите, просто вспомнила… - Александра Ивановна осеклась на полуслове, увидев, что из соседней комнаты вышел Павел Сергеевич.
Лена правильно расценила затянувшуюся паузу:
- Вам, наверное, неудобно говорить. Да и я уже, собственно, все сказала. Завтра на главпочтамте, до востребования, для вас будет письмо от Дитриха. Больше мне нечего добавить, прощайте.
                Ноябрь 1996 года
Снег падал на вымощенные из камня улицы маленького городка на севере Германии и сразу таял. Первый снег в свете ажурных кованных фонарей в это время года казался нереальным. Особенно из окна дома, в котором топился камин, было тепло и уютно.
Вот уже несколько лет здесь жили пенсионеры Дитрих Хайнц с женой Магдаленой.
- Дитрих, тебе еще письмо. И опять из России. Ты ничего не хочешь объяснить? - Магдалена Хайнц смотрела на мужа и пыталась понять, о чем он думает.
- Помнишь, я рассказывал, как во время войны попал в плен, а потом несколько лет жил в России? Когда война закончилась, такие же военнопленные, как и я, восстанавливали разрушенные города. В те годы я и познакомился с Александрой.
- Так это она пишет? А как удалось разыскать ее? Кажется, все твои попытки на протяжении многих лет не увенчались успехом, - Магдалена не торопила мужа с ответом.
- В этом нет никакой тайны, Магда. Помнишь Лену, которой я помог разыскать родственников в Германии? Она отплатила услугой за услугу.
Дитрих вскрыл конверт и достал фотографию. В пожилой женщине он без труда узнал Александру. Несмотря на морщины, избороздившие ее лицо, глаза остались такими же веселыми и задорными как в молодости.
- А кто рядом с ней? – Магда с неприкрытым интересом рассматривала двух мужчин на фотографии.
- Александра пишет, что это ее муж Павел, который, как и мы, уже вышел на пенсию. И их сын Олег, у него свой бизнес, занимается ремонтом автомобилей.
- А сколько Олегу лет?
- Он на два года старше нашей Хельги.
Магдалена надолго задумалась, рассматривая на фотографии белокурого моложавого мужчину. А после ужина, когда Дитрих перестал вспоминать Александру и ее предстоящий день рождения, обняла мужа и сказала:
- Я понимаю, что это давняя история и ко мне не имеет никакого отношения. Но тебе не кажется, что Олег очень похож на тебя?
Дитрих ничего ей не ответил. Но по его глазам Магдалена поняла: муж думает также.
                Март 1997 года
- После прошлогоднего звонка в нашей семье ничего не изменилось. Мама не стала делать тайны из своих отношений с Дитрихом. Поэтому вскоре письма из Германии стали приходить домой. Для моего отца все было очевидно: мамина первая любовь случилась еще до его с ней знакомства. Поэтому к установившейся переписке между ней и Дитрихом относился спокойно.
Олег поудобнее уселся в кресле. В этом кабинете, стены которого были окрашены в спокойные нежные тона, он чувствовал себя спокойно. После смерти родителей Олег сам попытался разобраться, кто же его отец и почему на письма не отвечает Дитрих? Когда из этой затеи ничего не вышло, друзья посоветовали обратиться к известному экстрасенсу и ясновидящему.
Мужчина средних лет оказался внимательным собеседником. Он обладал ровным, спокойным и даже убаюкивающим голосом:
- О чем в первых письмах сообщал Дитрих Хайнц вашей маме?
- О своей семье, дочери, доме. В общем, с немецким педантизмом расписывал свой быт, заботу о внуке.
Олег рассказывал подробности семейной тайны и удивлялся сам себе: зачем он пришел к этому специалисту оккультных наук? Чего хочет от него? Найти замолчавшего после смерти родителей Дитриха? Или понять, кто же  на самом деле его отец?
- Зная о непростой жизни в России, Дитрих предложил финансовую поддержку. Деньги в нашей семье оказались весьма кстати: у моих родителей нашли онкологические заболевания. Лечение требовало больших затрат. Я один едва справлялся, почти весь доход от мастерской шел на лекарства.
После смерти Павла Сергеевича тональность писем Дитриха несколько изменилась.
«Привет любимый Александра, - писал Янц вскоре после смерти мужа Александры Ивановны. – Извини, что долго не писаный письмо. Но я не хочу нарушать траурный время. Мне представляется, как ты сама одна успевать. Вот тебе и Олежек. Я ему верю, как он писаль, что он тебя любить и все буду делать что могу за тебя. Помышлять жизнь идти дальше. Так долго я живу, что касается меня обещаю помогать тебе и вас».
В другом письме, которое Олег показал экстрасенсу, Дитрих еще раз выразил соболезнование:  «Подумая часто на вас. Без Павлика требоваться другой образ жизни и жизневоззрение. У нас пословица: если думает это не будет сделаете, приходить сияние света откуда-то…Я повторяю мои обещание сохранить верность. Я вас не забываю. Нежно тебя обнимаю. Не думай и не сомневаится, что я тебя забыл. Этого нибудет никогда. Тысячу тебе нежных слов от меня. С задушевным приветом к тебе и Олежеку  ваш Гюнтер».
- Мама пережила папу на несколько месяцев. После ее смерти Дитрих впервые предложил мне навестить его в Германии.
- В качестве кого?
- Я об этом хотел спросить при встрече.
- Олег Павлович, у вас были основания считать Дитриха своим биологическим отцом?
- Думаю, что да.  Хотя мама ничего конкретного не говорила о своих отношениях с Хайнцем. А когда в семейном архиве я нашел послевоенную фотографию Дитриха, сделанную после возвращения из России, у меня не осталось никаких сомнений.
Как-то раз, перебирая старые письма, Олег наткнулся на любопытную фотографию, которую мама не показывала ему при жизни. Она была тщательно спрятана в семейном архиве - таким образом, что попасться на глаза могла в исключительном случае.
Фотография запечатлела пятидесятилетнего белобрысого мужчину. Дитрих на ней как две капли воды похож на Олега Павловича.
- Можно взглянуть на нее?
- Нет, несколько месяцев назад я отправил ее Дитриху вместе со своей.
- Вы хотели, чтобы он убедился в схожести и подтвердил это?
Олег замялся, но потом решительно выдавил:
- Не знаю, возможно.
- И что Дитрих предложил, получив ваше письмо? – человек в кресле напротив нетерпеливо потер руки.
-  Он не ответил. Больше от него вообще писем не было. Поэтому я и пришел к вам. Мне надо знать, жив мой отец или нет?
После долгого молчания экстрасенс кивнул головой.
                Наши дни (2012 год)
- Знаешь, Олег, если честно, я вообще не понимаю: зачем ты тогда к экстрасенсу поперся? – Дмитрий достал из пачки сигарету, размял ее, но, вспомнив просьбу друга не курить, не стал прикуривать.
- Чтобы  узнать, является Дитрих моим отцом или нет.
- Ты хочешь сказать, биологическим отцом, - уточнил Дмитрий. – Настоящим для тебя всегда был Павел Сергеевич, и ты не хуже меня это знаешь.
- Какая разница?
- Большая, Олег, очень большая. И дело не в том, что ты Дитриху писал, а он не отвечал. Важно, что тебя вырастил и вынянчил Павел Сергеевич. Поэтому нечего себе голову морочить мелодраматическим вопросом.
- А я и не морочу. Я действительно не знаю, кто мой отец.
- Как это? Тогда зачем пытался Дитриха разыскивать все эти годы? Зачем немецких журналистов подключал к поискам?
- Они все равно ничем не помогли. Да это уже и неважно. Я на днях письмо мамы нашел. Как я понял, она писала его не за долго до смерти. Но отправить почему-то не смогла.
- Еще один тайник обнаружил?
- Что-то вроде этого. Понимаешь, стал готовиться к ремонту, срывал старые обои и в маминой спальне, там, где раньше ее кровать стояла, обнаружил вот это, - Олег протянул листок из школьной тетради в клеточку.
«Здравствуй, Дитрих!
Я долго думала, прежде чем написать…
 После смерти Павла почувствовала себя гораздо хуже. Видимо, болезнь (а у меня, как и у Павла, рак), берет свое. Вот почему  хочу объясниться с тобой, чтобы потом не было недомолвок.
Я благодарна тебе, что ты был в моей жизни. И хотя прошло больше сорока лет, все хорошее из наших отношений помню как сейчас.
Может, ты удивлялся моему быстрому браку с Павлом… Тебе просто трудно представить, насколько тяжело мне было одной после твоего отъезда. Многие тогда шептались и гаденько хихикали по поводу романа с тобой. Но это все в далеком прошлом.  И сейчас нет желания вспоминать грязь.
Хочу, чтобы ты знал: в моей жизни было три любимых мужчины. Ты, Павел и Олег.
Когда родился Олег, я была счастлива от того, что подарила сына любимому человеку. В нашей семье всегда царила любовь, поэтому сын рос, окруженный заботой и вниманием.
Со временем я стала замечать, что Олег все больше и больше похож на тебя. А в тридцать лет по его фотографии можно было вспомнить тебя.
Вот тогда меня и начали терзать сомнения и угрызения совести перед Павлом. Но муж, кажется, ничего не замечал или не хотел этого делать. Во всяком случае,  до тех пор, пока не увидел твоих фотографий.
Тем не менее, перед смертью Павел сказал, что если я ни в чем не уверена, то у него тем более нет оснований не считать Олега сыном.
Наверное, сейчас я уверена, что Олег твой сын. Только это в нашей жизни уже ничего не меняет! Извини и прости, если можешь.  Александра.»
                Вместо эпилога. Наши дни (2012 год)
Почтальон позвонил в дверь дважды, прежде чем ему открыли дверь дома в маленьком городке на севере Германии.
- Фрау Хельга, вам опять письмо из России.
- Не мне, а папе.
Хельга взяла конверт и засобиралась из дома.
На кладбище, куда пришла постаревшая женщина, ничто не изменилось: кресты, могильники. Смотритель в опрятной форме поприветствовал ее.
«А, собственно, что здесь может измениться?» - подумала женщина и направилась к семейному склепу.
- Папа, этот русский опять прислал письмо. Вот оно, я кладу его на привычное место.
Хельга наклонилась и положила конверт на камень возле мраморной плиты, на которой было высечено «Дитрих Хайнц 3 апреля 1921 – 30 марта 1997 Магдалена Хайнц 6 мая 1930 – 7 апреля 2001».
Хельга не знала русский язык. А переводить письмо не видела смысла…

   Владимир Ягозинский