Не родись красивой...

ТО, что люди в больничной обстановке быстро находят общий язык, известно всем. Именно малознакомому человеку можно доверить свою тайну, рассказать всю подноготную, покаяться. В палате областной больницы нас лежало трое: тридцатилетняя Ирина, коренная ростовчанка, семидесятилетняя Кира Павловна, жительница Сальска и я.
Как человека пишущего, наблюдательного, меня заинтересовала личность Киры Павловны. Семьдесят – а не дашь столько. Красота величавая, стать русская. Красивые белокурые густые волосы, седина не портит, а украшает. Выразительные серо-голубые глаза, оттенённые густыми ресницами, высокая грудь и талия – чуть ли не девичьи. Но главное в пожилой (ой, боюсь этого слова) женщине обаяние, шарм такие, что подчиняют и очаровывают находящихся рядом.
Изредка навещала Киру Павловну дочь с внуками, живущая в Сальском районе. А в один из дней в просторном фойе нашего отделения я увидела мою соседку с молодым человеком, смуглым, черноволосым, кудрявым. Общение их было тёплым, если не более, завершившееся нежным поцелуем.
— Не удивляйтесь и не думайте обо мне дурно, — сказала, войдя в палату, Кира Павловна, — это был мой сын, а отец его – цыган.
Со своего седьмого этажа мы спустились в больничный сквер, где Кира Павловна рассказала о своей удивительно необычной и трагичной судьбе.

СЕМЬЯ её жила в степном глубинном хуторке Сальского района. Колхозы в то время, а это пятидесятые годы, были богатые, после войны уверенно набирающие темпы развития. Хлебные нивы давали хорошие урожаи, на тучных выпасах бродили многочисленные стада коров, овец и лошадей, травы были высокие, сочные, в пояс человеку. Одиннадцатилетняя Кира была в курсе жизни колхоза, так как папа её Павел Иванович работал его председателем. Летом с хуторскими ребятами она собирала колоски на полях после комбайнов, помогала полоть плантацию и бахчу.
Патриархальные нравы сельчан были просты и непритязательны: в гости ходили без предупреждения, на свадьбах гуляли всем хутором, запозднившегося путника пускали ночевать без всякой проверки документов. Поэтому, когда в излучине спокойной речушки, там, где зелёные вербы водили хоровод, остановился цыганский табор, никто не был против. Даже наоборот.
Ромалы, кузнечных дел мастера, за небольшую плату и продукты перековали всех колхозных коней, поправили сельхозинвентарь, хозяйкам изготовили домашнюю утварь. Цыганки-шувани пошли по хутору, чтобы погадать и предсказать судьбу. И многие женщины, оставшиеся после войны вдовами, охотно протягивали свои ладони: человек ведь жив надеждой. Вознаграждали щедро: гадалки уходили с мешками овощей, фруктов, баллонами молока, сметаны, корзинками яиц, буханками хлеба, живыми утками и курами.

ЦЫГАНСКИЙ табор у хутора жил долго, почти всё лето. А летние грозы тогдашние были сильные, дожди тёплые и обильные, так что на улицах стояли лужи чуть ли не вколено. И хуторские дети вместе с цыганскими бегали босиком по лужам, плескались, брызгали друг на друга. И никому из взрослых и в голову не приходило остановить эти забавы: вода тёплая, парная, а платьишко или штанишки не трудно и постирать.
Среди цыганских детей был мальчик Алеко, смуглый кудрявый подросток, в играх всегда оказывающийся рядом с Кирой. Приметный – на правом виске его ближе к уху было родимое пятно, светло-шоколадного цвета, в виде звезды. Звёздочка эта никак не портила его красивое смуглое лицо с миндалевидными тёмными глазами и аккуратным носом с горбинкой. И девчонка Кира чувствовала, что очень нравится этому мальчишке-цыганёнку. Он защищал её, когда хуторские ребята пытались искупать её в силосной яме с водой, подавал руку, когда выходила из речки по скользкому берегу. Подарил монисто, угощал жареными орешками, в кино на полу обязательно сидел рядом.

БЫЛ весёлый праздник Ивана Купала, устроенный недалеко от табора. Взрослые и дети в венках из цветов водили хоровод вокруг костра, прыгали через огонь. Затем садились в круг и пели песни: русские, цыганские, старинные украинские и казачьи. Всем было весело и интересно. На гармошке играл хуторской музыкант Николай, на скрипке – цыган Марко.
— Пойдём ко мне в шатёр, — сказал Алеко, — посмотришь, как я живу. Родителей у меня нет, живу у дяди – баро табора.
Вопреки ожиданиям, в шатре было чисто и даже нарядно. Полы и постели застелены разноцветными покрывалами, сшитыми из кусочков материи. Поразила Киру стопка книг на столе. Это были не только учебники для 4-го класса, но и томики Пушкина, Лермонтова, Некрасова, Чехова.
— Дядя баро меня грамоте обучил, — пояснил Алеко. – Хочет, чтобы я не кочевал с табором, а окончил техникум и стал радиомехаником. Я уже сейчас могу отремонтировать любой приёмник. Меня в таборе называют Кулибин.

ОДНАЖДЫ вся ватага, хуторские и цыганские ребята, полезли в сад к деду Тимофею воровать черешни. Почти у каждого из хуторских она росла, но чужая лучше, к тому же запретный плод всегда сладок. Напуганные хозяйской собакой, воришки рванули через изгородь. Зацепившись за корявый плетень, Кира ободрала колено. Алеко тут же нашёл подорожник и широким листом его заклеил ранку: хорошо останавливает кровь.
— Какая у тебя нежная и белая кожа, — сказал он, — глаза, как небо, косы, светлые и пушистые. Ни на одну нашу девчонку ты не похожа.
И тут двенадцатилетний мальчишка с горячей южной кровью наклонился и нежно поцеловал Киру в щёчку. Прикосновение было незнакомо, неизведанно, но чувство, которое испытала девчушка, было очень и очень приятное.
— Завтра наш табор уходит отсюда, — сказал Алеко, — я не хочу расставаться с тобой. Поедем с нами, дядя и тётя у меня добрые, хорошие, а подрастём — обязательно поженимся.
Что это было, Кира Павловна до сих пор не может себе объяснить. Девочка послушно кивала головой и глаз не могла отвести от завораживающих миндалевидных глаз мальчишки. И в сумерках, когда мать пошла доить корову, а отец был в поле (шла уборка), с узелком огородами поспешила в табор. Здесь у излучины речки и встретил её Алеко в атласной красной рубашке и тёмных шароварах.
Вся большая семья дяди ужинала, когда ребята вошли в шатёр. Никто особо не удивился появлению Киры, хуторская детвора часто бывала в таборе. Удивлённо взглянув на наряженного племянника, хозяин пригласил девочку к столу есть дымящийся только что сваренный кулеш. Но Алеко было не до еды.
— Дядя Миро, — сказал он, — Кира ушла из дому, чтобы уехать вместе с нами. Она моя невеста.
— Какая такая невеста? – задохнулся в вопросе баро. – Вы ещё малы, чтобы решать свои судьбы. Ишь, что удумал, замахнулся на председательскую дочку! Негоже мне отношения портить с властями!
Он схватил плачущую девочку за руку, посадил на тарантас, чтобы отвезти домой. На всю жизнь запомнила Кира Алеко, свою первую любовь, бледное красивое лицо на фоне красного атласа и крупные слёзы, катящиеся из глаз. Дома никто не заметил недолгого отсутствия Киры.

ПО прошествии времени девочка успокоилась, пришла в себя. Образ первой детской любви постепенно стёрся из памяти. Лишь когда видела цыган, что-то непонятное и сильное влекло к ним неудержимо, так, что хотелось бежать за этими людьми в ярких одеждах с гортанными голосами. Но благоразумие брало верх: незачем ворошить прошлое, у которого никак не могло быть будущего. Так, детство, глупость, более ничего.
Хорошо училась в школе, с красным дипломом окончила мединститут. Вышла замуж за коллегу, переехала в Липецк, родила дочь. Но семейная жизнь не удалась. Муж-хирург спился, начиная с небольших порций медицинского спирта и заканчивая бутылями самогона и самопальной водки. Во время одного из длительных запоев откачать его не удалось.
Привыкшая надеяться только на себя, не ждущая помощи ни от кого, Кира Павловна успешно осваивала свою специальность. Несколько раз побывав на курсах, получила первую квалификационную категорию. Операции проводила удачно, качественно, помогали опыт, умение и то, что называют лёгкой рукой.

...А ВОТ с этим больным, Гавриловым Алексеем Романовичем, придётся повозиться. Поступил со «Скорой помощи», по-видимому, с лопнувшим гнойным аппендицитом, может начаться перитонит. Маску, перчатки, скальпель! При ярком свете в операционной Кира Павловна увидела бледное от наркоза лицо больного с выбивающимися из-под колпака чёрными кудрями и крупным родимым пятном – звездой на виске! Память вмиг подсказала. Алеко! Время, казалось, остановилось для Киры, нож дрогнул в твёрдых руках. Нет силы резать! И только голос ассистента: «Что же Вы, наркоз уходит!», вернул её к действительности.

ОПЕРАЦИЯ прошла успешно. Беды не случилось, хотя она была очень близко.
Всю ночь Кира Павловна не могла уснуть. Тревожили детские воспоминания: беганье по лужам после дождя, хоровод у костра, первый поцелуй, несмелый, неумелый, но такой приятный. Наутро, надев свежий халат и медицинскую шапочку, подкрасив губы, пошла к тому, кто всю ночь не давал покоя.
Больной Гаврилов пришёл в себя после наркоза и, полусидя на койке, принимал посетителя. Он разговаривал со своим дядей Мироном. Равнодушно взглянув на вошедшего врача и так же равнодушно ответив на дежурный вопрос: температура небольшая, но пить очень хочется, продолжал беседу. И только после того, как Кира назвала его по имени, он узнал её, свою детскую любовь. Пытаясь вскочить с кровати, закричал:
— Кира, Кирочка, любовь моя, как же долго я шёл к тебе! Несколько раз был в вашем хуторе, узнал, что семья ваша переехала, а куда, никто не знает. Как же ты оказалась в Липецке?
Волнение обоих было настолько сильное, что Кира не могла сразу ответить на все вопросы, стремглав заданные. Заметила только, как косо и недовольно посматривает на неё дядя  барон Миро.
Детская любовь Алеко и Киры, для которой не стали препятствием четверть века разлуки, вспыхнула с новой силой. После выписки из больницы он поселился у неё. Оказывается, семья дяди баро давно перешла на оседлый образ жизни – под Липецком у Гавриловых свой коттедж. Алеко после окончания электромеханического техникума работал по специальности на одном из заводов города. Женат, имеет четверых детей.
— Конечно, свою жену Раду и детей я люблю по-своему, — говорил Алеко, — но ты для меня всегда была светлячком, путеводной звездой. Всё время свою детскую любовь, тебя, я помнил и любил. Когда учился в техникуме в Липецке, иногда даже бегал за белокурыми девушками, принимая их за тебя.

ВОТ так эти люди через годы встретились ещё раз. Видимо, снова подал им руку помощи Всевышний. Но, наверное, недостаточно было этого. Влюблённые не смогли противостоять грубому натиску и жестокой воле. Судьба снова сыграла с ними злую шутку. Пришёл барон Мирон с двумя старшими сыновьями и строго потребовал немедленного возврата племянника домой: его ждут жена и четверо детей. В обратном случае он вынужден обратиться в партком и администрацию клиники, где работает Кира. А был это 1976 год.
После ухода Алеко Кира Павловна, казалось, потеряла смысл жизни. Работа – дом, дом – работа, никаких развлечений и общения. Дочь Лена, студентка педучилища, заметив, как мама любит этого смуглого пригожего мужчину, ушла к бабушке на другой конец города. Дочерняя ревность.

ОДНАЖДЫ, когда Кира Павловна сидела на "летучке" в кабинете главврача, услышала внутри себя мягкий, но требовательный толчок. То заявила о себе новая зарождающаяся жизнь. Радостное известие заставило будущую маму по-другому относиться к себе: соблюдать нужный рацион питания, есть много овощей и фруктов, гулять. Ведь в ней жила частичка её первой и единственной любви. Другой уже не будет, это она знала точно.
Все девять месяцев беременность протекала нормально, но в конце срока ребёнок вдруг развернулся, расположившись поперёк живота. Кесарево сечение – и немедленно – таково было заключение гинеколога. Однако при операции оказалось, что Кира Павловна не переносит наркоз. Она потеряла сознание и неделю металась в горячечном бреду. Когда пришла в себя, санитарка Оля сказала, что приходили мужчина и женщина и забрали ребёнка. Мужчина назвался отцом новорождённого. И вправду, мальчик был копия его: смуглый, кудрявый, с миндалевидными глазами, но, как ни странно, серо-голубого цвета. Состояние Киры было ужасное. Чувствовала она, что сильная цыганская диаспора не вернёт ей сына.
Так оно и вышло. Когда через месяц, оклемавшись от болезни, она с трудом отыскала дом барона, тот ей с порога заявил:
— Ты знала, на что шла, женщина! Попираешь закон! И мы, гордая нация, не привыкли разбрасывать своих детей по семьям гаджо (инородцев)!
Мир рухнул для Киры. Что делать? Можно ли прыгнуть через пропасть в два прыжка? Казалось, жить незачем и не для кого. Но тут о себе заявила вернувшаяся от бабушки дочка Лена, пришла с однокурсником Геной и сообщила, что они теперь муж и жена. Дочь с зятем, видя, как мучается мама, как похудела и побледнела, окружили её заботой и вниманием. Одну в доме старались не оставлять. Тем более, вскоре дети подарили молодой бабушке первую внучку Викусю.
Много раз пыталась Кира Павловна увидеть сына. Но тщетно. Двери богатого цыганского особняка были для неё наглухо закрыты. Когда мальчик подрос, слышала, что отправили его учиться в Москву – подальше от неё, от матери гаджо.

НО однажды, когда прошло уже лет двадцать, к ней в больничный кабинет пришла женщина с красивым темноволосым парнем, смуглым, кудрявым, но с миндалевидными глазами цвета морской волны. Это были младшая сестра Алеко Земфира и сын Киры Данко.
Запоздалое возвращение сына, радость со слезами на глазах чуть не убили уже не молодую женщину. И после того, как она приняла сердечные капли, как обняла сына, которого так долго не видела, Земфира рассказала ей, что Алеко очень любил её, тосковал и всё собирался уйти к ней. Но цыганские законы в отношении морали строги и непреклонны. В семьях неприемлемы разврат и измены. В обратном случае старейшины могли и убить его. От нервных потрясений Алеко заболел и вскоре умер. По-видимому, судьба его хранить устала. Ушёл в мир иной и строгий старый барон, вот потому она и смогла привести Данко, который учится в мединституте в Москве.

ВОТ такую историю рассказала мне соседка по палате. Сын её Данко после окончания института работает в Москве по специальности, женат на русской женщине, есть дочь Ксюша. Время и нравы теперь уже не те. Хорошо воспитанный, образованный, сын с любовью и лаской относится к ней, поздно найденной матери.
Кира Павловна, похоронив мать в Липецке, чтобы не бередить прошлое, переехала в Сальск, где живёт её брат с семьёй. Часто навещают немолодую женщину дочь и сын с семьями, такие разные внешне, но с одинаковыми бирюзовыми материнскими глазами.

ЮЛИЯ ЛИСОВАЯ
4-25 ноября 2011