Харлем

Почему Вайль забирая мои мысли прямо из моей головы, никогда не расписывает их целиком. Я не люблю авторское право, культура анонима по всем параметрам красивее и перспективнее. Я за общее информационное пространство, тем более. что оно доказано и за него дадена Нобелевка, это темное вещество на 97 % вселенной, энергия вакуума и все такое.Но за Хальса мне обидно.
Я нашла его случайно, листая инет на предмет портретной съемки. С одного взгляда на малюсенькую картинку меня контузило, они у него двигаются.
Харлеммузей Хальса в соборе могила Хальса квартал красных фонарей,  я иду с фотом наперевес к той
беленькой резной церкви. Она оказалась вообще жилым домом с квартирами.

Поэтому поездка в Харлем для меня была  паломничеством, со всеми сопутствующими мистическими проявлениями. Ну я не ползла туда на коленях, рассекала на электричке.  Но гротеск подвижности запечатленного, объемности плоского и моментальности протяженного - все это хальсовское, чисто фотографическое ошарашивало на каждом повороте путешествия. Квартет играл только 8 тактов Гайдна перед музыкальным магазином, только на фотках я обнаружила , что на марше пробежала квартал красных фонарей держа на изготовку огромный телевик, а искала я там подход к резной каменной церкви, рисковала, фот могли выкинуть в канал, лебедь фотаться вообще не захотел и заклевал меня, отстаивая свою частную жизнь.
Харлем весь заставлен контрабасами, улицы чистые как паркет и узкими же паркетным косами выложен, только кирпичиками. Но первый этаж в некоторых тоже выложен этими кирпичами, но когда фот навела, чтобы сфотать, по нему, по этому полу-мостовой, пробежала мышь.
Не знаю чем он так отличается от своих современников художников. Это непонятно. Это тайна. Тогда было принято писать эти групповые портреты, это вместо фоток , на память, голландцы делали это очень быстро, я где-то читала. Притом что масло сохло очень медленно и каждый слой лессировки сох отдельно, лаком картину покрывали спустя три месяца и потом еще, голландцы производили по одной картине в день. И точно так же как у всех группа лиц была связана взаимными векторами взглядов, взаимно выраженными эмоциями, и один или два персонажа обязательно связывали картину со зрителем, или прямо в глаза или в полуповороте, через плечо.
Они все так писали и до и после Хальса. Но у него все движения вываливаются на тебя, так что тебе отступить хочется, чтобы не задели локтем. Проститутка сейчас выронит свой кувшин и будет долго ржать, хлопая себя по переднику  вялыми руками пьянчужки, а флейтист только что вступил и вторит певцу, а все уже танцуют и ему тоже хочется и он фальшивит, потому  смеется вслушивается. Довольно скучные картины в Харлеме остались в музее, что совсем обычно, лучшее же раскупают. Там много дядек в почти одинаковой форме и они просто стоят  или сидят вместе,на  что тут вообще, казалось бы смотреть! вот уж не Последний день Помпеи.
Но в них проваливаешься как в пространство под мостом и глаз оторвать не можешь, бездумно, мозговая деятельность прекращается. Как в кино.
  Дядьки живут. Один повернулся и просит налить, двое что-то перетирают уставившись на зрителя и не видя ничего, а потом договорившись отвалились  друг от друга. У них у всех как будто есть внутренний текст и ты глядя, сразу его слышишь, и при этом Франк Хальс всегда присутствует, и именно в тот момент, когда герой один шаг уже сделал и находится там в том пройденном времени, а душой и рукой или лицом уже в следующем мгновении, для нас,  для смотрящих.
Тут же рядом висят точно такие же картины, еще и поаккуратней выписанные, но там движение иное, остановленное, как короткой фотографической выдержкой. Все то же, а фокус не получился.
  Я не знаю, как это. Его называют предтечей Рэмбранта, но у ван Рейна нет этого. У него вообще экскурс в потусторонее, почему-то у него видно просто невидимое. А Хальс он весь тут, он мой, наш, это жизнь. Без конца, без порога иного времени.
Молодая мама с девочкой и яблочком (картина не Харлеме живет, где-то в Германии), она же есть во всех фотках мам с ребенком: Ну посиди спокойненько, а ну-ка посмотрим что у нас тут? Ябусько. Правильно, моя сладкая. Хочешь?
- Неее. Гуять. Айка гуяаать...
Материнская экзальтированость и терпение, и усталость, и смотрит она на самом деле  на нас и  на Хальса формально, а только на красавицу и пупсика своего и видит. А пупсику неудобно в жестком тяжелом платье:
- Се. Гуять. Бабаку мотеть.
Ну ведь так? Это волшебство, оно какое-то не торжественное, оно прикидывается обыденностью. Может потому всего одна картинка в Эрмитаже, что по русски в искусстве обязан быть пафос. А Франк Хальс (Хэлс, Гальс) противоположен любому шаблону, ведь в от великого всегда шаг до профанации. легко выронить дитя живое.
Я не знаю ничего про его жизнь, он очень долго пил и жил, и умер в этом доме престарелых, который теперь музей его картин. Но мне дорого, что он отказывался писать в старости. Он мог, и написал немного,и отказался,   в этом отказе было уважение к наслаждению жизни. Никаких  имитаций.