dream. волк

 Мы с Подругой ходим по лесу. Она собирает грибы, а я -  нет. Она пытается выбирать самые опасные тропки, а мне – все равно, потому что прямо за лесом, в нескольких метрах от нас и в десяти тысячах миль от кого-то другого, перед нами открывается море.

 - Так и не успела найти ни одного гриба, - жалуется мне Подруга.

 Я неопределенно пожимаю плечами. А что тут сказать, если всю дорогу, которую с ней мы прошагали, она беспечно махала корзинкой, идя рядом со мной и рассказывая смешные анекдоты вперемешку с историями из своей и из чужих жизней

- Смотри! - я смотрю на нее, на ее вытянутую руку, палец, куда-то указывающий, перевожу взгляд в направлении его указания и вижу бар. Между прочим, бар на пляже - это ахуенное сочетание.

- Пошли скорее! - мы срываемся и бежим вниз с крутого песчаного холма. Песок цепляется за наши ноги собой, зыбуче притормаживая нас, как будто просит нас: "Эй, эй! Стойте! Возьмите меня с собой! Ну подождите же! Хнык-хнык".

Подруга заказывает пиво, я - тоже. Бармен наполняет два огромных стакана и один за другим швыряет их нам через стойку. Стаканы шершаво скользят по лакированной поверхности, не проливая ни капли содержимого, и наконец попадают нам в руки.

 Отпив залпом около половины стакана, Подруга рассказывает мне откуда она пришла.

 - Я с Южной дороги пришла. Там всегда лето, но очень мало дождей. Я люблю лето, но иногда оно так надоедает, что хочется уйти от него куда-нибудь подальше, понимаешь меня?.

 Я киваю, затем делаю небольшой глоток. Пена усами прилепает над моей верхней губой.

 - И я ухожу сюда, живу здесь. Здесь лето короткое, а зима долгая. И дожди летом льют как оголтелые. Вообщем, отдыхаю я здесь от Лета. А у тебя как дела?

 Я рассказываю Подруге о том, чем сейчас занимаюсь.

 - Ничем конкретным, как видишь, но дел у меня выше крыши, порой даже не знаю за что взяться.

 - За тех, кто в море! - мы ударяемся стаканами, две волны пива, налетев друг на друга, переливаются через край и падают вниз, на пол, выплеснутые вон. - Бинго!

 Сквозь соломенную крышу бара мелькают чайки, что-то ищут в пурпурном небе над пляжем. Может быть самих себя? А может быть вчерашний день? А может быть деньги на пиво? В таком случаи зря стараются - бармен четок и не продает пиво лицам младше двадцати лет, а чайки умирают в районе двадцати. Наверное хреново состариваться в возрасте, в котором у тебя только-только появляется шанс на как следует набухаться. Иногда эти глупые птицы о чем-то кричат, но чаще молчат и бесшумно висят белыми клочками ваты над пляжем. Вокруг нас шелестит ветром песок, а наши ступни глубоко зарыты в его прохладу, а наш мозг подхёстнут алкоголем, а наша жизнь горит зеленым флагом, а наши мысли в облаках.

 Допив свой стакан, Подруга просит повторить и через стойку возвращает его бармену. Бармен снова наполняет стакан и швыряет его обратно. Я успел опустошит свой пока наполовину.

 Мы разговариваем обо всем, что придет в голову. Музыка, политика, литература, насекомые, вопросы Смерти и не Жизни, смерть и жизнь Ивана Кузьмича и Антон Палыча, интересное из последних новостей подпольного искусства, мода на курить и не курить, есть ли Дед Мороз или нет, сколько будет один плюс один, что будет в 2104, кто убил Кеннеди, почему ежики не вырастают размером с корову, сколько стоит наша свобода, куда нужно воткнуть шило, с чем лучше мешать пиво, откуда берутся дети, есть ли будущее у будущего, как приготовить овощное рагу, что делать, если нет виноватых, сколько лет Харатьяну и прочее - темы сменяют друг друга, как каналы ТВ кнопкой "дальше" на пУльте, когда кажется, что на всех каналах сплошное мозговыносящее гавно. Мы не следим за временем, только количество выпитых стаканов и смененных тем разговора может подсказать нам, что прошло уже не мало времени, но мы не пользуемся этой подсказкой, нам плевать на время.

 Внезапно звонит телефон, висящий на стене. Бармен подходит к нему, снимается трубку, подносит ее к голове.

 - Угу, ясно. Да. Хорошо. А?.. Ага. Что? Нет-нет. Понял. Уже? Ясно. А сколько..? Да-а? Хорошо, вас понял, уже иду.

 Бармен кладет трубку и смотрит на часы. Затем подносит левую руку к самым глазам и что-то там подкручивает, переводя взгляд то с нее, то на настенные часы. Потом смотрит на нас  и говорит:

- Я должен отойти по важному делу, по очень важному делу.

В своих роскошных усах он напоминает нам Якубовича. Не объясняя нам причины он говорит, что это очень-очень важное дело и поэтому мы сейчас же должны уходить прочь. Но уходить нам очень не хочется , мы только что заказали по новому стакану пива - я третий, Подруга - седьмой и соленный арахис. Мы просим бармена еще чуть-чуть подождать. Бармен опять смотрит на часы, потом в сторону, переминается с ноги на ногу, смотрит опять на нас и говорит:

 - Ладно, я отойду, а ключи вам оставлю. Когда будете уходить закроете дверь на ключ, а его под коврик положите. Секторплюз на барабане!

 И переодевшись в смокинг и взяв микрофон, бармен открывает в пространстве перед собой дверь, через которую, по видимому, проходит в другое измерение. Дверь тут же исчезает, едва бармен переступает порог второй ногой, но, кажется, мы успеваем заметить кинокамеры и большой крутящийся барабан, а также каких-то сидящих в несколько рядов людей, пялющихся на него.

 * * *

 Допив пиво, каждый свое, мы покидаем бар. Шатаясь и помогая друг другу, мы выходим из двери, одиноко торчавшей из песка пляжа, закрываем ее на ключ, а ключ кладем  под коврик. Мы идем с ней вдоль границы моря и суши и орем матерные песни, и шлем нахуй чаек, когда те, недовольные, пытаются нам что-то предъявить. Но неожиданно Подруга начинает блевать. Я помогаю ей - держу сзади собранные волосы, чтобы она их не испачкала. Она блюет долго, я успеваю устать от её бесконечных рвотных позывов. Ручейки ее блевотины растекаются во все стороны и текут вниз по направлению к морю, еще достаточно далекому для них, а по их течению дрейфуют непереваренные остатки пищи, похожие на небольшие кораблики. И вот если Подруга поднажмет, то у корабликов появиться реальный шанс стать настоящими морскими судами.

 Когда Подруга перестает блевать, она поворачивает голову и долго смотрит мне в глаза. Затем начинает раздеваться и я тоже начинаю снимать с себя одежду. Мы долго стоим друг на против друга, абсолютно голые. Забыв для чего мы разделись, мы начинаем ржать и одеваемся обратно.

 Солнце темно-оранжевым пятном заливает приглушенным вечерним светом пляж и море, и лес, и горы вокруг нас. Мы лежим на песке друг рядом с подругом, молчим и пялемся в небо. Её рука в моей руке. 

 * * *

 Потом мы гуляем по пляжу и жжем костры, пытаемся докричаться до чаек, которые глупо смотрят на нас сверху, как на глупых. Наши босые ступни врезаются в рыхлую поверхность песка и глубоко проваливаются в него, затрудняя движение. И так мы шатаемся по пляжу, пока солнце не опускается на дно самого синего моря. А ночью, когда на небе звезды срываются со своих насиженных мест и уносятся куда-то прочь, а нам кажется, что это метеориты вальяжно проплывают над нашими головами, мы обнимаемся на прощанье и уходим из этого мира каждый в свой сон.