Живи, Вилор! -4

 
                ШКОЛА

Виля хорошо помнил первое появление Клавдии Ивановны Оглоблиной в классе.
— Я ваш новый классный руководитель, — голос высокой крупной женщины с короткой стрижкой звучал ровно и словно бы отчужденно. — Запишите, кто у вас будет вести предметы...
Ребята уже привыкли, что каждый учитель начинал с хвалебной оды своему предмету. Географ Иосиф Владимирович Преображенский, например, сразу же заявил:
— Нет на свете ничего более увлекательного, чем
география! Скажите, кто из вас не мечтал побывать на Северном полюсе или в африканских джунглях?.. То-то!
И еще в одном схожи все учителя: каждый, едва познакомившись с классом, тотчас призывает учить его предмет в первую очередь!
Потому и засмеялись ребята, когда в комнату не вошел, а ворвался молоденький парень и с ходу, не здороваясь, заявил:
— Все дисциплины важны, но моя самая необходимая!
Он выждал, когда класс утихнет.
— И ничего смешного. Вот ты — у окошка...
Вилор встал.
— Чекмак. Вилор.
— Скажи мне, Чекмак Вилор, хотел бы ты написать письмо, допустим, испанскому рабочему?
— Еще бы!
— А почему не напишешь?
Вилор хотел ответить, что для этого нужно знать испанский язык, но учитель уже отвернулся, бросив «Садись!».
— А ты, девочка, куда хочешь послать письмо?
— В Америку!
— Очень хорошо. Садись! Напишешь. Но только после того, как я вас научу. Буду учить сразу всем языкам: французскому и английскому, папуасскому
и саами, греческому и эфиопскому!..
— Голова опухнет! — заметили с «Камчатки ».
— Не опухнет! — парировал преподаватель. —
Вы будете учить только один всемогущий язык —
эс¬перанто!
И ребята поверили, что эсперанто действительноВ класс вошел учитель географии, и Клавдия Ива¬новна уступила ему место за столом,
— Добрый день, товарищи будущие путешествен¬
ники! — бодро поприветствовал ребят Преображенский,
— Здра-а-сс... Н-о-си-ф-ф Вла-ди-ми-ро-вич!
Взаимоотношения класса с «географом» были не
совсем обычными. Ребята с восторгом слушали его рассказы о дальних морях, о заоблачных горных массивах и необыкновенных красных почвах. Тут он был для них богом. Но, будучи до нелепости беспомощным в житейских вопросах, учитель прослыл чудаком. А чудаки, как известно, первейший объект для шут¬ников.
Вчера, например, проходя мимо дома Иосифа Владимировича, ребята позвонили ему в дверь, а сами спрятались за угол. Учитель не вышел. Вилор, как самый отчаянный, снова подкрался к двери. Но и на второй звонок никто не откликнулся. «Нет дома, вот и не выходит*, — решили ребята.
И вот сейчас, глядя в глаза преподавателю, класс весело горланил:
— Здрас-с... И-о-си-ф-ф Вла-ди-ми-ро-вич!
Дружно сели. Сложили, как по команде, перед собою руки. Ангелочки, да и только!
Учитель перелистывал журнал. Потом, как бы между прочим, сказал:
— Да, ребята, я не вышел на звонок, потому что
отдыхал. Простите великодушно.
Все опустили головы. Добрейший Иосиф Владими¬рович почувствовал — проняло-таки сорванцов!
— Приступим к уроку... Я вижу, у вас новенькая. Представься, пожалуйста.
Не успела девочка подняться, как с последней пар¬ты послышался ехидный голосок:
— Шкильда!
       Класс разразился смехом. А в маленьких глазах девочки показались слезы...
Нет, положительно, микроб озорства поразил такой благополучный, такой дисциплинированный класс! Даже на уроках военного дела умудрились петь... в противогазах. Стоят по стойке «смирно» перед преподавателем и поют:

Легко на сердце от каши перловой —
Она скучать не дает никогда,
И любит кашу директор столовой,
И любят кашу обжоры повара!

Военрук Загорецкий жаловался в учительской:
— Использование противогаза не по назначению пагубно для здоровья. Активированный уголь не рассчитан на такое глубокое дыхание, как при пении!
Подтянутого, элегантного Антона Ивановича Загорецкого старшеклассники перекрестили в Антона Антоновича. Потому что в знаменитой комедии «Горе от ума» — вот совпадение! — есть Загорецкий. Правда, не Иванович. Но все равно — Антон! И ребята решили исправить этот «недочет»: пусть будет как у Грибоедова, классикам виднее!

...Урок военной подготовки начался с повторения азбуки Морзе. Когда Загорецкий в начале года объявил, что будут учить «язык-код, объединяющий страны и континенты», класс заулыбался. Вспомнили преподавателя эсперанто, его вступительное слово о «межнациональном» языке. Уроки эсперанто отменили. Клавдия Ивановна объяснила ребятам, что «универсальный» язык на планете не приживается и бессмысленно тратить на него время.
— Выходит, люди не стремятся стать одной семьей! — грустно делился с «мушкетерами* Вилор. Но Юрьян утешил тогда друга.
— Ничего, будешь изучать азбуку Морзе — она посильнее эсперанто!
А Петька заговорщически добавил:
— Когда пройдете все буквы и связки, мы тебе один секрет откроем — как шифровку составлять. Во штука! Никто не разгадает.
Отзвучали последние точки — тире. Антон Иванович скомандовал «встать!», и шестой «А» направился во двор школы.
Сегодня у девчонок сдача нормативов по курсу РОКК — Российского общества Красного Креста. Знать нужно многое: как забинтовать голову, вынести раненого с поля боя, наложить шину на перелом, что делать при газовом поражении...
— Ставится задача, — размеренно говорил военрук, прохаживаясь вдоль шеренги «санитарок». —
Оказание первой помощи. Девочки разбиваются на
звенья.
Принесли носилки, санитарные сумки, противогазы. Звеньевая направилась к Чекмаку.
— Виля, тебя ранили. Ты истекаешь кровью.
Чекмак недоуменно посмотрел на нее.
— Вилька, не упрямься: наше звено так решило.
— Это какое еще «наше звено»?
— Я и Лена.
— Шкильда?
— Она хорошая девчонка.
— Так вы же, — Вилор насмешливо оглядел
звеньевую, — меня от земли не оторвете. И вообще, почему именно меня? Что, разве...
Он не успел договорить — боком, застенчиво к ним подошла новенькая.
— Я слышала, ты звал меня?
       Виля смутился.
— Я же слышала, ты сказал — Шкильда.
Она смотрела на Вилора грустными глазами, но в них не было ни тени обиды.
— Ладно. Расшумелись. Где носилки?..
В «Журнале добра», который Вилор вел четвертый год, появилась запись: «Прекратить называть Лену Онишко Шкильдой. Ей трудно с уроками — она отстала, ничего не получается. Помочь!»
Семья Лены Онишко до переезда в Севастополь жила в селе. Школьная подготовка у нее была слабенькая, и директор решил направить Лену вместо седьмого в шестой.
Трудно Лениной семье без отца. Матери приходи¬лось много работать, и все заботы по дому и младшим братишкам легли на плечи девочки.
— Сегодня вечером приду помочь по алгебре.
Класс тянешь назад... — объявил Вилор Лене после уроков.
Но когда он вошел в мрачную комнату с высоченным потолком и голыми стенами, увидел худенькую девчонку с мокрой тряпкой в руках, понял: не с алгебры надо начинать.
— Давай тряпку. А сама мелюзгой займись.
Закатал рукава и принялся за уборку.
Лена нагрела воду, выкупала братишек, уложила в кровать.
— Спать, моряки!
— Сказку! — потребовали ребята.
Лена устало повернулась к Вилору.
— Я уже все, что знала ...
— Выручим, — солидно проговорил Вилор.
Подсел к кровати и стал рассказывать сказку про
Петера-маленького и Петера-болыпого, которую слышал еще в детском саду.

Петр Андреевич листал дневник сына: «хор.» по литературе, «отл.» — по истории и географии... И вдруг — «пос.» по немецкому. Через несколько страниц снова «посредственно». И снова по немецко¬му языку.
Подошла мама. Вздохнула.
— Вызывала меня Клавдия Ивановна на днях
Сказала, если б не немецкий, никаких претензий к Вилору...
Вилор сидел насупившись.
— Так... Чем же провинился перед тобой немецкий язык?
— Фашистский!
— Вот оно что! Язык Маркса и Гейне уже, по-твоему, не называется немецким? Рано тебе по истории ставить отличные отметки!
— При чем тут история?
— А при том, что на поверку в истории ты
разбираешься слабо, Вилор Петрович. Посмотри.
Отец протянул газету. Вилор увидел карикатуру: офицерский мундир со свастикой на рукаве. Вместо головы — выщербленный окровавленный топор.
— Что там написано, сынок?
Виля наморщил лоб, с трудом разбирая слова.
— Пап, но тут же по-немецки!
— Ага, по-немецки. Тогда давай я прочитаю. «Да здравствует топор!» Понимаешь, какие дела. Фашисты кричат: «Да здравствует Гитлер!», «Хайль Гитлер!»,
а простые рабочие прямо говорят: «Власть Гитлера — власть топора». И говорят, между прочим, тоже по-не¬мецки. Германия переживает тяжелое время, сынок, вся страна в концлагерях.
— Как ты думаешь, папа, нападут на нас?
Петр Андреевич ответил не сразу.
— Надо быть готовыми ко всему. — Он помолчал, потом со вздохом закончил: — Немецкий... Как знать, может, он понадобится нам не только, чтоб читать Гейне и Шиллера...
Вилор подошел к отцу, потерся лицом о его щеку. Осторожно забрал из рук Петра Андреевича дневник.
— И по немецкому, папа, тоже будет «отлично»! Честное пионерское!

© Copyright: Михаил Лезинский, 2008
Свидетельство о публикации №2805180242