Патефон Рассказы о войне

   Еленин двор располагался в средине нашей улицы, в верхней части села. До войны это было крепкое и ухоженное крестьянское хозяйство с просторной, рубленной из вековых дубов, хатой в три окна с горницей и теплушкой, а также с сенями, неотъемлемой частью которых являлся чулан, где хранились всякие продукты. По периметру двора располагались многочисленные постройки с плетнёвыми стенами и соломенными крышами. Среди этих построек выделялся коровник, с примыкавшим к нему загоном, всё из тех же плетней, прилежно и с мастерством изготовленных из черноклёновых кольев и хлёстких красноталовых хлыстов. Рядом стоял сарай для соломы и половы, а возле него пунька, обмазанная глиной снаружи и внутри, побеленная меловым раствором. Пол в ней земляной, который Елена смазывала еженедельно раствором из свежего коровьего помёта. Погребка над погребом была выполнена в виде шалаша.
   Была Елена у родителей единственной дочерью, родившейся на закате их молодости, а потому по-особому любимой и лелеемой с детства. Но избалованной она не была, с любовью и прилежанием выполняла все крестьянские работы, и понукать её к этому родителям никогда не приходилось. Были у Елены, как и у других людей, беззаботное детство, полная тревог и любовных томлений юность, потом длинная и долгая жизнь в замужестве, через край наполненная невзгодами, трудностями и испытаниями. Была, конечно, и любовь, которая неожиданно всю её, до самой последней клеточки здорового молодого организма, захватила и закружила в волшебном головокружительном водовороте жизни.      
   Андрей был красивым молодым парнем, искренно полюбил Елену, и они вскоре поженились. Вот тогда-то она и появилась в этом дворе, и стала жить вместе с Андреем и его родителями. Отец Андрея был мастеровым человеком, часто и надолго уезжал в город ведерничать. Свекровь была добрая, но болезненная женщина, больше болела, нежели была здоровой, и вскоре умерла. Все заботы по дому перешли к Елене. Детей у свёкра и свекрови, кроме Андрея, не было.      Вскоре у Андрея и Елены появился сын-первенец, которого назвали Иваном в честь отца Елены, который к этому времени тоже умер. Андрей работал в колхозе конюхом, но иногда отпрашивался у начальства и выезжал к отцу в город на пять-десять дней, а иногда и на месяц. Возвращался он домой с деньгами и подарками. Мать Елены после смерти мужа продала свой двор и переехала жить к зятю с дочерью. Во время отсутствия Андрея обе женщины очень скучали. Проводили время в постоянных домашних заботах, и единственной их радостью был подрастающий Ванюшка - озорной и шаловливый.
   Однажды перед самой войной, когда Ване было уже семь лет, и он вполне мог оставаться с бабушкой, Андрей взял Елену с собой в город, где теперь постоянно жил свёкор. Всё для Елены было новым. И паровоз, пыхтевший, словно леший, во все свои гигантские лёгкие, выпуская через трубу клубы белого пара, мчавший их с невиданной скоростью по железным рельсам в неведомые края. И электрические огни большого города, встретившие их в ночи вторым звёздным небом, когда они вышли из вагона поезда и поехали в трамвае, врезаясь в созвездия этого земного неба. И многочисленные репродукторы радио, развешанные всюду на столбах и изрыгающие в спёртую городскую атмосферу незнакомую музыку, песни и длинные, не всегда для неё понятные, речи. И люди, почему-то суетливые, куда-то торопящиеся, малообщительные и малословные.
   Свёкор встретил сына и невестку с большой радостью, угощал всякими городскими сладостями и на следующий день повёл их показывать город с его достопримечательностями. Побывали они в зоопарке, где Елена посмотрела настоящих зверей, которых она до сих пор знала только по рассказам, да картинкам в книжках. Посетили они городской парк культуры и отдыха с его чудными фонтанами и цветочными клумбами, напоминающими гигантские персидские ковры, которые Елена тоже видела только на цветных картинках. Вечером ходили они в цирк, где смотрели фокусников и проделки акробатов. По своей натуре Елена была впечатлительной женщиной, к новому и интересному относилась с открытой душой, всему хорошему радовалась и не скрывала своего восторга. Однако вскоре все эти городские прелести стали ей надоедать и она начала всё чаще вести с Андреем разговоры о возвращении домой.
   При отъезде в родное село свёкор купил им в подарок Патефон. Этот "музыкальный ящик", как выразился о нём её муж Андрей, Елене очень понравился, и она была готова часами слушать исходящую из Патефона музыку, песни и человеческие речи.
   В селе Патефон произвёл на всех сельчан настоящий фурор. Вся улица теперь собиралась на их дворе, слушала удивительную музыку и песни знаменитых артистов. Елена меняла пластинки, крутила заводную ручку, ставила и снимала, блестящую на солнце, никелированную мембрану. Старики и старухи дивились этому чуду, подходили к Патефону, осматривали его со всех сторон, заглядывали внутрь и никак не могли поверить, как это мог он играть музыку и петь песни без человека.
   -Антихристово это дело! – заключила, в конце концов, бабка Чаплыжиха, но слушать музыку и песни ходить продолжала.
   Началась война. Свёкор и Андрей ушли на фронт. Елена с матерью и сыном остались в селе, как и другие женщины. Первое время с фронта приходили письма. Однажды Андрей прислал фотографию, где он был снят в военной форме. Сколько было радости! Но потом переписка прервалась, а в сорок третьем году на Андрея пришла с фронта «похоронка». Закончилась война. Не вернулся с войны и свёкор. Трудно было всё это вынести и пережить Елене. Но она всё это перенесла, как миллионы других советских женщин, в те страшные годы. Всю войну и в трудные послевоенные годы работала Елена в колхозе. В зимнюю стужу вместе с другими женщинами ездила на розвальнях, запряженных волами, в дальние луга за сеном, замерзала на лютом морозе, но не замёрзла. В весеннюю распутицу не раз по хрупкому льду переезжала она всё на тех же волах через Дон, тонула много раз, но не потонула. В летний зной и жару косила она вместе с другими колхозницами в лугах сено и в поле хлеб, до изнеможения махала косой, рискуя упасть замертво среди нескошенного луга или поля, но не разу не упала. Дождливой осенью полураздетая и полуразутая ходила она за плугом, закладывая урожай на будущий год, не простудилась и не заболела.
   Новое несчастье обрушилось на Елену в сорок седьмом году – умерла мать. Елена осталась теперь только с сыном. Иван работал в колхозе прицепщиком в тракторном отряде. Был крепким и красивым парнем, очень похожим на отца. Елена, как и многие другие русские женщины, не верила в то, что её муж погиб. Всё время ждала его возвращения, а иногда забывшись в работе или погрузившись в тяжёлые думы, называла Ивана Андреем.
   Двор Елены заметно постарел. Хата была ещё крепкой, но сараи и плетни сильно сдали, покосились и во многих местах в стенах зияли проломы. Скотину теперь Елена не держала. Разве только куры, бродили в заросшем травой дворе. Иван всё лето находился в поле, а зимой работал слесарем в МТС. К домашним делам относился с холодком, и латал появляющиеся дыры и прорехи в хозяйстве от случая к случаю.
   За долгое военное и послевоенное время, чтобы выжить и как-то прокормиться, Елена променяла на хлеб и соль все свои обновки и подарки, которые ей когда-то купили муж и свёкор. Только одну вещь она не соглашалась ни за что продать. Это был Патефон. Он для неё был постоянным воспоминанием о той далёкой поре, уже никогда неповторимой, частицей той прекрасной жизни, в которой она жила с Андреем перед войной. Иногда в свободное от работы время, которого было так мало, она вынимала Патефон из опустевшего сундука, протирала бережно тряпицей пыль с мембраны, ставила на стол и заводила какую-нибудь, такую ей знакомую, пластинку, и долго сидела, словно околдованная, подперев голову жёсткой морщинистой рукой. Такой её иногда заставал сын и она почему-то, стыдясь его, поспешно прятала назад в сундук Патефон, и вся снова уходила в работу.
   Иван ушёл в армию, и Елена осталась одна. Служил он в далёкой Венгрии танкистом. Обещал скоро вернуться домой, но не вернулся. Погиб он в пятьдесят шестом году во время, так называемых, венгерских событий. Это страшное горе Елена перенесла с небывалым спокойствием, которое у неё выработалось за долгие годы невзгод и потрясений. Но это было только внешне, а внутренне она вся изменилась, замкнулась в своём горе, совсем постарела. Осталась она одна-оденёшенька доживать свою долгую, переполненную горем, жизнь, на ненужном никому теперь подворье. Сама жизнь Елены стала тоже никому не нужной.
   Прошли годы. Многое изменилось на маленькой сельской улице. Дворы опустели, хаты пошли на слом или же стояли осиротевшие, с забитыми досками окнами и большими заржавевшими замками на дверях. На когда-то уютной и шумной улице теперь осталось всего семь-восемь дворов, где доживали свою одинокую старость солдатские вдовы. Между уцелевшими дворами располагались обширные пустыри, на которых только внимательный взгляд прохожего мог заметить среди бурьяна небольшие холмики да ямы от стоявших здесь хат, сараев и погребов. На всей улице только два двора имели ухоженный вид и вселяли в душу человека надежду на своё более продолжительное существование. Это двор Ивана Квасова, по непонятной случайности не уехавшего в своё время в город и теперь работавшего в колхозе механизатором, да Илюхи Башкатова, неутомимого труженика и ветерана войны, доживающего свой век с женой на родной улице. У них были подновленные хаты, крытые шифером, дворы, огороженные добротными деревянными заборами, высоко над хатами возвышались телевизионные антенны.
   Хаты солдатских вдов были с ветхими соломенными крышами, дворы огорожены почерневшими от времени плетнями, с многочисленными дырами и проломами. Смотреть по вечерам телевизор вдовы ходили к Ивану Квасову или к Илюхе Башкатову. Не ходила ни к кому смотреть телевизор только Елена. С тех пор, как ушла она на мизерную колхозную пенсию, замкнулась в своём обветшалом хозяйстве, уединилась от людей и редко выходила на улицу, разве только к ближайшему соседу в колодец за водой, да в сельский магазин за сахаром, солью и спичками. От когда-то большого крестьянского двора, осталась только хата, да небольшой сарайчик над погребом, где она хранила сухие поленья для растопки печи. По двору свободно гулял ветер, летом волнуя заросли бурьяна, а зимой заметая всё вокруг снегом. Постоянной её заботой был небольшой клочок огорода, за которым она любовно ухаживала, а он в благодарность за это кормил её своими дарами всю долгую и холодную зиму. Единственной её радостью был Патефон, который она по-прежнему бережно хранила и часто заводила, слушая старые, всеми давно забытые, пластинки. Патефон, как и его хозяйка, от времени сильно постарел, пластинки хрипели и шипели, а иглы были тупыми и ржавыми. Елена затачивала эти иглы, ещё довоенные, каменным оселком, и они продолжали верно служить ей до бесконечности.
   Накроет Елена белой скатертью старый блестящий от времени, словно лакированный, стол, сделанный из столетнего дуба ещё свёкром, сядет за этот стол, старая и сгорбленная, с белыми седыми волосами, подопрёт дрожащей от времени и старости рукой морщинистое лицо, и слушает, заворожено и долго, старые пластинки. Хрипит Патефон, а Елена слушает его, и иногда даже разговаривает с ним, как с живым человеком. Он для неё стал неотъемлемым членом семьи, воспоминанием о далёком прошлом, утешением и радостью, последней надеждой и отрадой в одинокой жизни. Иногда она так надолго задумается, что даже не заметит, что Патефон остановился. О чём её думы? Где и в каком времени бродят её мысли?
   А со стены смотрят на Елену два портрета, на которых увеличены бродячим фотографом старые фотографии её мужа и сына. Оба молодые и друг на друга похожие. Оба в военной форме, только и разница, что у одного петлицы на гимнастёрке, а у другого погоны. Смотрят они на Елену из далёкого прошлого – на сгорбленную, на постаревшую. Смотрят, и как будто, не узнают. А она всё чаще их путает и завидует им, что они ушли из этой жизни молодыми и здоровыми, совсем позабыли о ней, оставили её коротать одинокую жизнь до глубокой старости с этим хрипящим и тоже очень старым Патефоном.
   Проходят мимо по улице редкие прохожие, и диву даются:
   -С кем это там Елена праздник справляет? С кем разговаривает? Кого встречает, кого провожает?
   Им и невдомёк, что она провожает своё прошлое, встречает одинокое будущее.
   Так и живёт на опустевшей улице в своей одинокой хате Елена с Патефоном. Живут они, соревнуясь, кто кого переживёт. Жить они теперь друг без друга не могут. Особенно они чувствуют обоюдную привязанность в суровые холодные зимы, когда жизнь на опустевшей улице совсем замирает. Живущие в селе вдовы, её подруги, на зиму уезжают в города к своим детям. Елена остаётся на опустевшей улице совсем одна. Ей ехать некуда и не к кому. Никто её нигде не ждёт, и никому она на всём белом свете не нужна. Только она и Патефон – больше нет никого! Умирать, видно, придётся им вместе – одновременно.