Подвиг деда Костика. Рассказы о войне

    Было начало июля 1942 года. Стояло жаркое сухое лето. Солнце так палило целый день, что земля за короткую летнюю ночь не успевала охлаждаться. В поле созрели хлеба, а в садах гнулись ветки  деревьев от налившихся красным соком спелых вишен. Но хлеба на колхозных полях и вишни в садах хуторян убирать было некому и, к тому же, бессмысленно. Хутор Яружный оказался во фронтовой полосе и был пока ничейным. Разрозненные и изрядно потрёпанные, советские войска беспорядочно отступали за Дон после очередного поражения под Харьковом. Наплавной понтонный мост, временно сооружённый у восточной окраины хутора и служивший для переправы через Дон отступающих солдат, военной техники и эвакуированных из Украины части жителей и колхозного скота, был снят. Но ещё небольшие группы наших солдат и одиночки по ночам, а иногда и днём, пробирались по глухим задонским яругам и глубоким оврагам к Дону. Те, кто умел плавать, вплавь, а кто не умел, на подручных средствах перебирались на левый берег. Вот-вот должны были появиться передовые немецкие части. Жителей хутора Яружного, ссылаясь на возможные тяжёлые бои в этих местах, временно выселили в Струкову балку, расположенную за Большим лесом на дороге в село Цепное. В хуторе остались только несколько дряхлых стариков, не пожелавших покинуть свои дома, да несколько человек, которые ещё не успели переехать окончательно к родственникам в большое левобережное село Песчаное.
    Задержался в хуторе и древний, но ещё крепкий старик, Константин Якушев. Уж больно не хотелось ему покидать обжитый годами добротный дом, плодоносящий сад и другое, пускай скудное, но своё, нажитое за долгие годы, всякое домашнее добро. Целыми днями ходил он по своему опустевшему от всякой живности двору, заросшему высокой густой травой саду, и искал, чтобы ещё убрать от чужих воровских глаз. Что делается за хутором, на придонских холмах и в яругах, его мало интересовало. Он весь был поглощён заботами о своём хозяйстве.
    В этот день он, как всегда, встал по-стариковски рано. Долго без дела слонялся по двору, заходил в сад и в опустевший дом. Солнце уже поднялось на две-три сажени над Тупкой и начинало припекать. Совсем неожиданно, когда дед набирал из деревянного колодца-журавля студёную воду, перед ним, как из-под земли, появились два немецких солдата, в невиданной доселе дедом форме, с засученными рукавами френчей, с ранцами за плечами и автоматами в руках. Дед от неожиданности оторопел и онемел. Он выпустил шест журавля из рук – ведро стремительно взлетело вверх и завибрировало, расплескивая вокруг холодную воду. Немцы дружно расхохотались, и один из них на ломаном русском языке сказал:
    -Дед пугаться? Не корошо! Ми мирный немецкий зольдатен.
    Другой немец ловко снял с раскачивающегося шеста журавля ведро с водой, и они тут же у колодца, не обращая никакого внимания на деда Костика, начали жадно пить воду, обливать водой свои головы и шеи, а потом наполнять водой алюминиевые фляжки. Дед немного пришёл в себя. Стоял он тут же у колодца и наблюдал за всем происходящим. Холодная вода лилась струями с голов и толстых шей немцев за вороты их френчей. Они гоготали и ржали, как жеребцы, фыркали, как коты, и явно были довольны, и настроены к деду доброжелательно. Они вели себя в дедовом дворе, как хозяева, положив свои автоматы рядом на скамейку, никого не опасаясь, потому что были уверены, что в хуторе ничего им не угрожает, и никого из советских солдат нет. Это, наверное, были первые немецкие разведчики, уже тщательно осмотревшие хутор.
    Нарезвившись, немцы спросили у деда, где им можно хорошо отдохнуть и покушать. Дед показал рукой на сад. Немцы его поняли, взяли свои автоматы, ранцы, фляжки с водой и скрылись в саду. Там они расположились в тени огромной старой яблони, достали из своих ранцев хлеб и консервы, стали кушать. Потом они, как непобедимые завоеватели, развалились на зелёной траве и задремали.
    Дед молча ходил по своему двору и соображал, чем всё это для него может закончиться. Не оставят же они его? Обязательно вернутся. Он выглянул за калитку в переулок и от неожиданности снова оторопел – ещё не прошёл первый шок, как вслед за ним наступил второй. По переулку, прижимаясь вплотную к плетням, пробирались согнувшись и держа автоматы в руках три советских солдата. Они приблизились к деду и один из них, вероятно старший, тихо спросил:
    -Отец, немцы есть в хуторе? Как нам безопаснее пробраться к Дону, а ещё лучше переждать до ночи.
    Дед Костик приложил палец ко рту и тихо прошептал:
    -Тсс. Два вооружённых немца находятся в моём саду. Других не видел, - и потом, как-то машинально, добавил, - и откуда вы взялись – опасно же.
    Но солдаты уже не слушали деда. Они осторожно с трёх сторон, пригнувшись и прячась в высокой траве и за кустами терновника, окружали дедов сад. Вскоре там раздались несколько коротких очередей из автоматов, и с немцами было покончено. На выстрелы в хуторе никто не обратил внимания, так как никого поблизости не было, да и выстрелы в то время были не новостью и раздавались часто и там и тут.
    Потом солдаты забрали у убитых немцев оружие и нужную им амуницию, и вместе с подошедшим дедом Костиком сбросили тела убитых немцев в рядом расположенный овраг, присыпав их землёй. До ночи они прятались у деда во дворе, а дед бдительно наблюдал за всем, что происходило вокруг и в хуторе. В хуторе и вокруг всё было тихо и спокойно, только где-то наверху в яругах и внизу у Дона иногда раздавались отдельные выстрелы и очереди автоматов. Далеко на юге за горой слышался гул моторов автомашин и треск двигателей мотоциклов. Немцы располагались на задонских меловых высотах и в глухих яругах.
    К счастью ночь оказалась тёмной, луна всходила поздно. Дед Костик вытащил из прибрежных лозняковых зарослей спрятанную им лодку, и они вчетвером тихо и благополучно переправились на левый берег Дона и ушли в село Песчаное, где располагались наши войска.
   А ночь продолжала оставаться тревожной и настороженной. Далеко на юге за задонскими холмами и яругами гудела техника, вспыхивали непонятные сполохи, раздавались глухие далёкие выстрелы. Немецкие воинские части занимали новые позиции на высоком меловом правобережье Дона и основательно обосновывались там.