Живи Вилор! 7

 63.3(2)722.5 Л4
Лезинский М. Л., Эскин Б. М.
Л 41 Живи, Вилор! : Повесть. —М.: Мол. гвардия, 1983. — 112 с, ил. — (Юные герои).
15 коп. 100 000 экз.
 

Это случилось ноябрьской ночью сорок первого года у деревни Алсу под Севастополем. Фашисты подкрались к партизанскому отряду, надеясь застать бойцов врасплох. Их замысел ценой собственной жизни сорвал юный разведчик Вилор Чекмак. Посмертно он награжден медалями «За оборону Севастополя» (1945 г.), «За боевые заслуги» (1965 г.)
Прошли годы. Именем Вилора названы пионерские отряды и дружины, а день рождения героя стал Днем памяти юных севастопольцев, погибших в боях за Родину. .
+++
       ЕСЛИ ЗАВТРА ВОЙНА...

Улицы чисты, как корабельная палуба, украшены стягами и транспарантами. На сверкающей глади бухты застыли в парадной шеренге боевые корабли. Поблескивают свежей краской борта, сияют под солнечными лучами стволы орудий. На крейсерах, линкорах и эсминцах — яркие флаги расцвечивания. Веселой разноцветной гирляндой протянулись они вверх к мачтам от гюйса * и кормы.
На волне покачивается огромный фанерный знак Осоавиахима **. А вокруг белые, красные, синие шапочки — военных моряков, физкультурников города, ребят из юношеской спортивной школы — традиционный звездный заплыв.
Спортсмены плывут мимо Угольной пристани, где сердито попыхивает паровой кран, разгружая суда; мимо Ушаковой балки с маленькими пятачками для танцев и огромным «чертовым колесом», оставшимся еще с дореволюционных времен; мимо растянутых на кольях рыбацких сетей у сгорбленных домиков Троицкой балки...
— Как дела, Портос?
Виля побаивается за Петьку Ященко. Не выдохнется ли на полпути? Ведь он болел и пропустил несколь¬ко тренировок в спортшколе.
Подплыли Юрьян и Виктор Ищенко.
++++++++
* Носовой флаг.
** Общество содействия обороне, авиационному и химическому строительству — предшественник ДОСААФ.
++++++++++

Мушкетеры! А вода-то подогретая!
И правда, жаркое солнце старается вовсю: мириады огоньков рассыпаны по бухте.
Неподалеку от Павловского мыска, где знаменитый Пирогов «пришивал руки-ноги» матросам и солдатам первой обороны, стоит у якорной бочки «Парижская коммуна».
— Твой! — кричит Петька.
На стальной палубе линкора выстроились матросы. Над их головами — длинные орудийные стволы главного калибра. Из широких труб линкора вьется легкий дымок, похожий на воздушное облачко.
У Графской пристани тысячи рук одновременно взметнулись в приветствии. Пронеслось дружное «ура!». Здесь финиш заплыва. Перед зрителями раз¬вернулась дуга пловцов, в центре которой покачивался большущий осоавиахимовский знак.
Вилор, улыбаясь, показал Петьке на знак: «Награждаю!»
Тот устало: «Вначале сам заработай!*'
Что правда, то правда, на груди у Чекмака осоавиахимовский значок не красовался. Еще не сданы были нормы по стрельбе. И потому, переодевшись, «мушкетеры» отправились в тир на Мичманский бульвар потренироваться.
Хозяин тира — однорукий дядька — положил перед ребятами винтовки.
— На приз или как?
В глубине тира на стенде маячили мишени: пузатый капиталист с «яблочком» в цилиндре, кровожадный испанский диктатор Франко, барон Врангель, зубастый японский самурай. Призовая мишень поставлена выше других: коричневорубашечник со свастикой на рукаве. Угодить пулькой нужно в самый кончик костлявой руки. Руки прочь от Советской страны!
Предварительно решили потренироваться на других целях.
Первым стрелял Атос — по старшинству. Легко попал в мельницу — лопасти закрутились. Попал и в пузатого капиталиста. Юрьян из трех раз промахнулся один. Петька решил во что бы то ни стало свернуть шею барону Врангелю. Это ему удалось с последней попытки.
Наступила очередь Вилора. Он согнул винтовку, зарядил, щелкнул зажимом и пристроил приклад к плечу.
— А я — на приз!
Приз — коробка карандашей знаменитой, фабрики «Сакко и Ванцетти». Попасть в цель нужно было с одного выстрела.
— Давай! Вся Европа на тебя смотрит.
Вилор не улыбается, он ловит себя на том, что нежданно-негаданно разволновался. «Спокойно, главное — не целиться долго».
Выстрел. Мимо!
Выходя из тира, он еще раз взглянул на коричневорубашечника.
— Ладно, фашист, этот выстрел за мной! Мы еще рассчитаемся.
Жгучее солнце, настолько огромное, что заполонило собою весь небосвод и он казался не голубым, а золотистым, — ослепило город.
На полную мощь громыхал репродуктор. Над Мичманским бульваром неслась песня:

Если завтра война—
всколыхнется страна
От Кронштадта до Владивостока...

Песню подхватила вся четверка.

Если завтра война,
Если завтра в поход,
Будь сегодня к походу готов!

— Салют «мушкетерам»!
К ним подошел комсомольский секретарь. На поводке он держал светло-серую овчарку.
— Лапу давать умеет? — поинтересовался Петька.
Мукомель усмехнулся.
— В программу дрессировки это не входит. А так...
по желанию, кому захочет — даст, не захочет — извините!
— Ральф, лалу! Лапу, Ральф, хорошему человеку! — решил испробовать Петька.
Пес и ухом не повел. К Ральфу подошел Вилор, присел на корточки.
— Лапу, дружище!
Пес, до сих пор неподвижный как сфинкс, скосил на Вилю умные глаза. Ноздри вздрогнули, впитывая незнакомый запах. Медленно, как бы нехотя, Ральф поднял лапу.
«Мушкетеры» удивленно присвистнули. Удивился и Мукомель. Что-то не припомнит он, чтобы гордый Ральф оказал подобную честь чужому.
— Послушай, в Осоавиахиме требуют, чтобы каждая служебная собака имела двух проводников. Я ищу себе напарника.
У Вилора далее дух захватило от такого предложения.
— Еще спрашиваешь...
Возле Памятника затопленным кораблям — шум, плеск, гомон. Загорелые мальчишки прыгают с камней «ласточкой» и «бомбочкой». Плывут наперегонки вдоль берега, играют большущими цветными мячами, мокрыми и блестящими.
Вилор стоит у балюстрады Примбуля — как называют все севастопольские мальчишки Приморский бульвар — и с завистью смотрит вниз. Раздеться бы сейчас н плюхнуться в молочно-голубоватую воду! Но не купаться пришли они на Приморский бульвар. Сегодня показ работы служебных собак.
На желтом утрамбованном песке установлены разборные барьеры, переносные лестницы, бум. По громкоговорителю объявили начало выступлений.
За зиму Вилор очень привязался к овчарке. Ральф освоил немало собачьих премудростей. Но наиболее сложное — связное дело.
Команды следовали одна за другой. Хозяин пса — Мукомель — надел ему ошейник с кожаным порт-де-пешником*, а Вилор отправился на «пост» за здание Биологической станции. К нему овчарка должна будет доставить депешу.
— Пост! — жестом указал Мукомель.
Ральф, прижав уши, резко прыгнул в сторону и исчез в зарослях кустарника.
Через несколько минут на площадку возвратился Вилор. Он гордо показал доставленное псом донесение. Зрители зааплодировали.
Сияющими глазами Вилор обвел толпу и увидел «мушкетеров». Три поднятые руки с вытянутыми большими пальцами означали высшую похвалу!

САМАЯ КОРОТКАЯ НОЧЬ

Мы говорим «век», но не обязательно вкладываем в это понятие отрезок в сто лет.
Век — пятнадцать лет. И через пятнадцать лет

+++++++

       * Порт-депешник — сумка, в которую вкладывается донесение.

+++++++

стоит наш герой на вершине Сарматского холма — так издревле называли самую возвышенную часть города — и смотрит на Севастополь. Здесь прошли все события его маленького века.
Если сойти по Синопскому спуску, где сидела когда-то баба Гава, попадем в его дом, глядящий с высоты пятиэтажного роста на проспекте Фрунзе. Справа от него — детский сад Военморпорта, утонувший в зелени платанов и акаций. А за спиной, рядом с собором Четырех адмиралов, — родная школа № 1.
С вершины Сарматского холма город как на ладони. Солнце еще стоит достаточно высоко, и блики отражаются в Северной бухте. Вилор смотрит на свежевыкрашенный борт корабля. Это крейсер «Молотов". На нем сейчас Юрий Константинович Зиновьев.
Мальчик невольно трогает флотский ремень, подаренный Зиновьевым в день пятнадцатилетия.
Окончен восьмой класс. Сегодня в школе праздничный вечер.
Рядом с Чекмаком и Леной Онишко — «мушкетеры».
— Пошли в зал, — потянула Лена Вилора за рукав,
Вилор вздохнул.
— Пошли, ребята...
В открытые окна школы доносятся с моря отрывистые звуки боцманских дудок в воздухе, пахнет ни с чем не сравнимым запахом морских водорослей.
— От имени дирекции и преподавательского состава слово имеет учитель географин Владимир Иосифович Преображенский.
Владимир Иосифович приподнялся. Глаза его увлажнились.
— Собственно говоря, все, что надо было сказать, — он посмотрел на учителей, — мы вам сказали за годы учебы. Я хочу сознаться в острой зависти к вам. Да, да, не улыбайтесь. Ох, сколько вам понадобится ботинок, чтоб истоптать их по бесчисленным дорогам жизни! Жить — это так интересно. Жить и знать: все, что ты задумал, — исполнится!
На рейде корабельные склянки отбили четыре двойных удара — двадцать четыре ноль-ноль.
Друзья стояли на крыльце школы. Из актового зала слышалась музыка.
Теплая южная ночь. Высокие крупные звезды подмигивали с неприступной высоты.
— А знаете, сегодня по астрономическому календарю самая короткая ночь в году! — сообщил Юрьян,
Вилор взглянул на бухту. Тревожно перемигивались корабли. И вдруг зазвучали приглушенные расстоянием колокола громкого боя. Освещая корабли, взвилась над Константиновской батареей сигнальная ракета. Одна, вторая... С берега ударила пушка, и эхо выстрела, отпрянув от стен домов, растворилось в ночном пространстве.
— Странно, учения на флоте закончились...
Через аллею Краснофлотского бульвара друзья
спустились к бухте. Гудки прекратились, но город погрузился в сплошную темень. Погасли даже фонари под номерными знаками домов, обычно горевшие всю ночь.
— Смотрите, — сказал Виля, — а на «Молотове» не спят!
Едва различимая в кромешной тьме, крутилась на крейсере антенна радиолокационной установки.
Ребята миновали Биологическую станцию. В воздухе послышался гул. Что-то было в этом монотонном звуке пугающее, настораживающее.
И тотчас ожили корабли на рейде. Десятки прожекторных лучей, скользнув по поверхности бухты, устремились в небо. Проснулась Константиновская батарея, заговорили крупнокалиберные пулеметы, — Никогда не видела таких учений, — сказала
Лена.
С грохотом взметнулся водяной столб у Памятника-затопленным кораблям. Прожекторы выхватили в небе серебристый самолет и, не отрываясь, повели его. Невидимая рука изменила направление огня, и десятки трасс скрестились в одной точке. Самолет вспыхнул, пошел на снижение и врезался в соленую пучину.
Раздался взрыв.
— На Греческой?!
— Кажется. Смотри, парашютисты!
В свете разрывов виднелись белые купола, они опускались прямо в море.
— Утонут!
— Не утонут. Наверное, так задумано. Бежим на Греческую!..
На углу Греческой и Подгорной, где находилась школа № 4, творилось невообразимое. Крышу разворотило взрывом, огонь лизал переплеты окон. Школа оцеплена. Сунувшихся было туда ребят отогнали.
Ревели сирены пожарных и санитарных машин. Мимо пронесли носилки.
Из школьной библиотеки повалил черный дым. Книги выбрасывали из окон прямо на улицу.
Потом, когда сбили огонь, друзья, сгрудившись, стояли у горы искореженных, обугленных книг: Пушкин, Гейне, Дюма...
— Ребята, идемте в райком!
Они вышли на проспект Фрунзе и столкнулись с военруком Загорецким. Ранние лучи солнца осветили его утомленное лицо, запавшие глаза.
— Вы куда, Антон Иванович?
— Я?.. Я в военкомат, ребята. Война. Наступало утро нового дня, первое военное утро — 22 июня 1941 года.




© Copyright: Михаил Лезинский, 2008
Свидетельство о публикации №2805210190