Открытие

На нем была черная толстовка, черный капюшон закрывал почти все лицо. Он стоял возле бетонного столба, на котором были беспорядочно наклеены самодельные объявления. Кто-то хотел купить холодильник, кто-то сдать квартиру, у кого-то пропал щенок.  Его взгляд безразлично скользил по столбу, но вдруг одно объявление задержало внимание.
«Прошу уволить меня по собственному желанию».
Нижний край, как и положено, был надрезан. Мужчина в черном капюшоне оторвал одну полоску: «Октябрьская, 18, кв. 35. После 19 часов».



Мужчина средних лет, довольно приятной наружности шел по улице. Асфальт практически блестел, нигде не валялось ни бытового мусора, ни даже опавших листьев.  Но вдруг около урны, которая тоже блестела чистотой, мужчина заметил окурок. Он подошел и хотел нагнуться, но тут его обогнала молодая женщина и, даже не много оттолкнув его руку, схватила окурок и выбросила в урну.  Секунду спустя она как будто опомнилась, сказала: «Извините», и быстро зашагала дальше. Мужчина пошел своей дорогой. 

Он прошел несколько кварталов, повернул во двор.  Мужчина вошел в подъезд, рядом с дверью висела табличка: «Милицейский участок № 21».
  В холле было не протолкнуться.
- Здравствуйте, Петр Анатольевич, - подобострастно приветствовали его люди, при этом они низко кланялись, те, что сидели – вставали.   
- Доброе утро, - сухо отвечал он.
Мужчина свернул направо, прошел по коридору и остановился возле кабинета, на котором большими золочеными буквами было написано: «Инспектор по ДД. Сидоров П.А.»
- Через полчаса начну вызывать, - сказал он, повернувшись к посетителям, которые все это время непрерывно следили за каждым его движением, и вошел в кабинет.
Обстановка была простой: ближе к окну стоял письменный стол, с одной его стороны -  кресло, с другой  - два деревянных стула. Вдоль стены – три больших шкафа, набитых бумажными папками. Возле стола находилась тумбочка, на которой стоял электрический чайник. Мужчина нажал кнопку. Он выкинул из кружки вчерашний испитый пакетик, опустил новый и сел в кресло.

Вдруг дверь открылась, и в кабинет вошел пожилой мужчина в милицейской форме.
- Сидите, сидите, Петр Анатольевич. Я на минутку.

Петр Анатольевич все же привстал и кивнул головой.

- Я подумал насчет вашей вчерашней просьбы… - сказал он, садясь на стул, - я не могу вас снять с этого дела. Мне просто не кем вас заменить… Да и нет здесь ничего страшного, вы просто устали. Потерпите - через две недели у вас отпуск. Да и дело такое – все газеты об этом пишут!!! В конце концов, - мужчина ткнул пальцем в потолок,  -  там вам это зачтется. У меня много дел, мне надо бежать. Удачного вам дня.

- Но-о-о…- только успел протянуть Петр Анатольевич, но начальник уже вышел из кабинета.

Петр Анатольевич посмотрел на стол. Перед ним лежала довольно толстая папка: «Дело № 2478. Происшествие на Ярмарке». Открыл. На первом листе было написано «Список свидетелей». Далее шли фамилии, напротив некоторых из них стояли галочки. Он стал медленно, тыкая в них карандашом, считать непомеченные, еле шевеля губами. Наконец, закипел чайник, он налил воды, закрыл папку и откинулся на спинку кресла. Он неподвижно смотрел на большой яркий плакат, который висел на внутренней стороне двери. Сверху большими красными буквами было написано: «День Великого Открытия», по центру стояла дата: «30 февраля 2009 год», и внизу уже буквами поменьше: «Теперь мы знаем, что делать сегодня, чтобы попасть в рай завтра».

Он допил чай, опять открыл папку, взял карандаш и, зажмурившись, наугад опустил его на страницу.
Встал, открыл дверь и с порога прокричал:
- Елена Степановна Голубева здесь?

- Да, да, - откликнулась женщина и тут же вскочила, как ошпаренная; с ее коленок упала сумка. Она наклонилась, чтоб ее поднять, но в этот момент с плеч упал платок. Наконец, она все-таки собралась и подошла к кабинету.
- Не надо так спешить, - сказал Петр Анатольевич и, пропустив Елену Степановну вперед, закрыл дверь.

- Присаживайтесь.

Она села на один из стульев и опять водрузила себе на колени сумку и наспех сложенный платок.
- Понимаете, - начала она.

Инспектор указал на соседний стул:
 - Вы можете сумку поставить сюда -  так будет удобнее.

- Понимаете, - повторила женщина.

- Поставьте сумку!

Елена Степановна отложила сумку и, откашлявшись, произнесла:
- Понимаете, я в отчаяние.

- Да подождите же вы!!! – Петр Анатольевич сел в кресло, - по порядку надо!!!

Женщина опустила голову.  Инспектор взял чистый лист, ручку и начал допрос:

- Итак, Елена Степановна Голубева. Год рождения?
- 1971.
- Место жительства?
- Москва, Алабяна, 9, квартира 32.
- Пустое занятие?

- Понимаете, - опять начала она, - по образованию я учитель, я была учителем пять долгих лет, я преподавала в начальных классах, я очень любила детей и они, должна заметить, меня тоже любили. Но потом я уволилась, я подумала: «хватит, кому это надо?» Да, да, - она встала, и начала нервно ходить по кабинету, - Да, я поддалась всеобщему безумию и захотела денег!!! Вы же помните, тогда посвятить свою жизнь сколачиванию капитала считалось нормой, так жили все. О,  я несчастная!!! Но нужно же было мне что-то жрать.

- Сядьте, - сказал Петр Анатольевич.

Женщина села.

- И отвечайте на вопросы по существу. Ваше пустое занятие? – он повысил голос, - Чем вы сейчас занимаетесь?

- А потом, когда произошло Открытие, - она кивнула на плакат, - когда мы обо всем узнали… - она закрыла ладонями лицо, но через секунду опустила руки, - Я, как сейчас помню: шла реклама, а потом вдруг экстренное включение, диктор с улыбкой объявляет: «Ученые сделали Открытие» - и продолжает, гад, улыбаться, - ученые доказали, что жизнь нам дана для того, чтоб совершать добрые дела».

- И чем больше мы их совершим, - перебил ее Петр Анатольевич, - тем лучше нам будет после смерти. Я все это знаю, я тоже помню этот великий день, давайте уже по существу.

- Потом выступали профессора, крупные политики, - Елена Степановна как будто была не в себе и не заметила упрека инспектора, - но я их уже не слушала, я плакала.

- Вы были позавчера на Ярмарке добрых дел?

- Да, - грустно ответила она, - Петр Анатольевич, Вам меня не понять, вы милиционер, ваше пустое занятие совпадает с работой. Вы можете работать, делать ДД прямо здесь, - она обвила рукой кабинет, - а я продаю сигареты. Сразу после Открытия, я стала всем покупателям отвечать: «сигарет нет», ну чтоб делать им доброе дело. Но через какое-то время мне опять стало нечего жрать.

- Что вы видели на Ярмарке?

- О, как я жалею о том, что тогда уволилась. А теперь все хотят работать учителями, но вакансий нет. Я продаю сигареты. С 9 до 18 я занята пустым, в это время я не могу работать. Я пробовала сидеть без света, экономить электричество, но что это за доброе дело, Богу на смех.

- Что вы видели на Ярмарке? Елена Степановна, отвечайте на мои вопросы. – Петр Анатольевич терял терпение.

- Понимаете, я бедная слабая женщина, у меня нет возможности делать ДД, все ДД, которые не требуют силы и денег, уже сделаны, нужна невероятная ловкость, смекалка, чтоб их найти. Вот я и пошла на Ярмарку, думаю, может, хоть что-то  заработаю себе для  Царства Божьего. 

- Хорошо. Что Вы можете сказать по поводу происшествия?

- Ничего не могу сказать, - женщина вздохнула, -  Я была на другом конце площади, я стояла в очереди на пожертвование нищим. Но потом нищие закончились, и я ни с чем пошла домой.

Петр Анатольевич схватился за голову:
- Тогда зачем вы записались в свидетели?

- Понимаете, я в отчаяние, - она опустила голову, - не надо возмущаться, я вам, кстати, с самого начала пыталась это сказать.

- Я вам даю минуту! А после выставлю за дверь, вы отняли у меня столько времени, вы видели, - он указал на дверь, - скольких мне еще нужно опросить?

- Я хотела просить вас… Вы же по долгу пустого занятия встречаете много несчастных, которым нужна помощь. Не могли бы вы, - она сложила ладошки перед грудью, - намекнуть мне кто они, я бы помогла им, мне очень нужно сделать доброе дело, у меня совсем нет возможностей, а я не хочу в ад.

Петр Анатольевич потер лоб:
- К сожалению, Елена Степановна, я ничем не могу вам помочь. Все несчастные, которые приходят ко мне, имеют одну единственную проблему, точно такую же, как у Вас, - он сделал паузу, - вы можете быть свободны.

Елена Степановна встала и медленно пошла к двери. Уже взявшись за ручку, она обернулась:
-  Петр Анатольевич, а у Вас есть жена? – робко спросила она.
- Нет.
- А любовница?
- Нет.
- Тогда, если что, - она замялась, - я бы могла сделать вам ДД.

- Елена Степановна, да как вы можете?! – простонал инспектор, - тут такое случилось, а Вы…., - вдруг он выпрямился и ровно четко проговорил, - покиньте кабинет немедленно.

Петр Анатольевич еще какое-то время продолжал неподвижно смотреть на дверь, затем взял лист, на котором во время допроса записал только фамилию и дату рождения свидетельницы, скомкал и выкинул в урну. Открыл папку и пометил ее фамилию галочкой. Затем поднял карандаш, поводил им в воздухе и, опять же не глядя, опустил его на список.
С порога прокричал:
- Максим Иванович Андреев здесь?

В конце коридора встал мужчина:
- Ну, наконец-то, - с возмущением произнес он и, поправив галстук, прошел в кабинет.
- Присаживайтесь, - вежливо предложил инспектор.
Максим Иванович сел, расстегнул нижнюю пуговицу пиджака и положил ногу на ногу.
- Для начала, - сказал он, - я хочу сделать заявление!
- Не спешите, - остановил его Петр Анатольевич, взял чистый лист и ручку, - нужно все по порядку.
Максим Иванович поменял ногу:
- Давайте.
- Максим Иванович Андреев. Год рождения?
- 1950. Заметь, я уже не молод.
Инспектор неопределенно качнул головой.
- Пустое занятие?
- Бухгалтер.
- Вы были вчера на Ярмарке добрых дел?
- Да, был. Но сначала я хочу сделать заявление!
- Хорошо, заявляйте.
- Четыре дня назад, а именно, 26 октября 2012 года, у меня украли работу, - он сделал многозначительную паузу, но, увидев, что инспектор никак не реагирует, так же многозначительно добавил, - я сейчас поясню.
- Будьте добры побыстрее, а то свидетелей еще много.

- Я уже не молод, и когда сделали Открытие, - он кивнул в сторону плаката, - мне было 59 лет. Это, я считаю, жутко не справедливо, я же не ничего знал, и жил эти 59 лет и в ус не дуя. А тут Открытие. Вы же понимаете, что шансов обойти молодых людей, да даже такого возраста,  как вы, у меня нет, элементарно в силу времени. И вероятно, в раю мне придется, - он усмехнулся, - разносить пиццу таким, как нынешняя молодежь, потому что они успеют сделать больше добрых дел.

- Вы считаете, что в раю будут разносчики пиццы?
- Ну, какой же рай без пиццы! А если ее будет кто-то жрать, значит, кто-то должен ее разносить. Мне представляется, что это закон любого рая.
- Продолжайте,  - равнодушно сказал инспектор.

- Когда прошел первый шок, я решил не размениваться на мелкие ДД, а сделать что-нибудь серьезно, я бы даже сказал, гуманное. А у меня был сосед, пропащий человек, алкоголик. Мы часто вызывали милицию, жаловались в управдом, но все безрезультатно. Это тянулось много лет, мы уже думали, сколько ж можно пить, когда ж он, наконец, сдохнет. И когда свершилось Открытие, я сразу о нем-то и подумал.  Я подумал, что можно ему помочь!!! Он был при смерти, но я успел. По правде сказать, если бы Открытие сделали двумя днями позже, он бы умер, забрав с собой, согласитесь, серьезное ДД. Я откачал его и стал выхаживать. Я прятал деньги, прятал бутылки, а он ни в какую. Он кричал: «Оставьте меня в покое, я не хочу жить среди ублюдков, я хочу умереть!» Понимаете, это он мне кричал! Но я все терпел. Я даже женщину ему привел, но он сказал, что она исчадие ада и побил. Так я мучался почти два года и, наконец, появился просвет, он не пил два дня. Я радостный возвращался с пустого занятия, мечтая о счастливой загробной жизни, по дороге купил ему йогурт. Подхожу – дверь на распашку. Он лежит у входа мертвый. Кто-то пустил ему пулю в голову!!! – он ткнул себе пальцем в лоб, - представляете! Я так старался, а тут на тебе…  Что скажите, инспектор?

- Так вы хотите заявить об убийстве? Но это не ко мне, я инспектор по ДД, я не расследую убийства.

- Причем здесь убийство?! – Максим Иванович аж подпрыгнул, - Вы что не понимаете? Я работал, я готовил почву для ДД, я хотел спасти человека, а тут какой-то козел украл у меня всю работу!!! Я считаю, что вы должны мне возместить убытки.

- К сожалению, я не могу вам ничем помочь. Единственное, что могу посоветовать, это пойти в отдел убийств и попросить их, когда они отыщут убийцу, отдать его вам на поруки, чтобы вы его перевоспитали, тоже серьезное ДД.

- Вы издеваетесь? – Максим Иванович встал.

- Сядьте, - сказал Петр Анатольевич, - немедленно сядьте. Я ничем не могу вам помочь, - он стукнул кулаком по столу, - Сейчас мы будем говорить о происшествии на Ярмарке.

Максим Иванович подумал и сел на соседний стул.
- Я был очень расстроен этим недоразумением с алкоголиком, и так как надежды на правосудие, - он укоризненно посмотрел на инспектора, - нет никакой, я пошел на Ярмарку ДД, конечно, так как я уже не молод, я пошел к стендам самых серьезных добрых дел. Мое внимание привлек павильон детей-сирот. Я пришел довольно поздно, несколько детей уже забрали. Но шанс еще оставался. Было очень много народа, самого стенда не было видно. Я начал пробираться. По правде сказать, я уже тогда почувствовал, что люди звереют. Но у меня не было выбора, я должен был заполучить сироту. Конечно, большинство из присутствующих были зеваки, ведь комиссия очень строга, и мало у кого были реальные шансы. Ведь вы знаете, сирот отдают тем, кто из без того хороший человек, кто без того совершил достаточно добрых дел.  Это как до Открытия… вроде как богатство богатым…
- Вы не могли бы без рассуждений? Ближе к делу, пожалуйста.
- Ну так вот. Я пробирался. Несколько раз мне даже пришлось применить силу, я хоть, как видите и не молод, но еще ничего, - он засучил рукава и сделал несколько боксерских ударов по воздуху.

- Продолжайте, - сказал инспектор.

- Когда я подошел к стенду, оставался последний ребенок. Было отобрано пять претендентов. Я был в отчаяние, я не знал, что мне делать. Но вдруг какой-то мужик полез на сцену.   «Эй, ты куда?» - крикнул другой и дернул его за штанину. Он что-то пробормотал в ответ. Но тот  все не отпускал штанину. Вдруг еще один мужчина со словами: «А чем я хуже?» полез следом.

- Опишите, пожалуйста, подробнее, как выглядел первый, - перебил его инспектор.

Максим Иванович задумался, пожал плечами и через некоторое время произнес:
- Как-как, да как все. Таких тысячи по Москве ходят.

- Ну а второй, как выглядел.

- Второй, вы знаете, он чем-то был похож на первого.

- Понятно, - вздохнул Петр Анатольевич, - продолжайте.

- Во второго, конечно,  тоже вцепились и даже более того -  повалили. Он стал брыкаться и заехал какой-то интеллигентной женщине в нос. Женщине удалось схватить ту самую ногу, и надо отдать ей должное,  и если бы не ее ловкость, то наверняка, пострадал бы кто-нибудь еще.

- А вы считаете, что больше никто не пострадал?

- Да я не о том, не придирайтесь к словам, - отмахнулся свидетель и продолжал, - Тут я подумал: «А чем хуже я?» и, воспользовавшись замешательством, тоже полез. Я сразу направился к комиссии.  Комиссия была напугана. Все пятеро членов, выпучив глаза, смотрели мимо меня. Я обернулся. И что вы думаете? То там, то здесь кто-то пытался вылезти. Поднялся страшный шум. Я точно не могу сказать, что они кричали, но намерения у них были самые лучшие. Одна маленькая, щупленькая женщина, - Максим Иванович показал инспектору мизинец, который надо заметить, был довольно пухлым, как и сам свидетель, - была в исступлении, как только она пробиралась на метр вперед, ее тут же отдергивали назад, ее голова болталась из стороны в сторону, ее дергали за волосы и били пятками в живот. В какой-то момент мне даже стало ее жалко. Она непрерывно твердила: доброе дело, ДД, доброе дело».

- Это вероятно, Дарья Прохорова, - вновь перебил инспектор, - ее на следующий день забрали в психиатрическую лечебницу, когда она пришла в ЗАГС и попыталась удочерить саму себя.

- А она что сирота? – встрепенулся Максим Иванович.

- Нет, ее родители хоть и пожилые люди, но еще живы и не нуждаются в опеке, - последние слова Петр Анатольевич подчеркнул особенно, - продолжайте.

-  Я опять повернулся к комиссии. И что вы думаете, эти нахалы, эти пятеро претендентов, подбежали к членам комиссии и что-то им нашептывали. Вероятно, они тоже решили воспользоваться ситуацией, и каким-то образом подкупить тех, кому предстояло решить судьбу доброго дела. Тут я, наконец, увидел ребенка. Это был мальчик лет пяти, он был опрятно одет, причесан. Его, наверное, можно было бы  назвать симпатичным, но только в силу возраста. Уже сейчас угадывалось, что через некоторое время черты лица огрубеют, нос вытянется, уши оттопырятся. Но кому-какое до этого дело, возможно, это даже лучше, возможно, усыновление таких уродцев еще более ценится на небесах. Мальчик стоял на небольшом пьедестале, он не знал что делать, он был напуган, но не решался спуститься. Он был похож, - тут Максим Иванович сделал паузу и повертел рукой в воздухе в поиске подходящего сравнения, - он был похож на маленького львенка, которого только что посадили в клетку, и он еще настолько не освоился, что боится подойти даже к решетке. Мое сердце сжалось. Я понял, что ребенка нужно брать, – в этот момент инспектор отложил ручку и попросту уставился на свидетеля, Максим Иванович  продолжал, -  Я быстрыми шагами направился к пьедесталу. Еще несколько человек рванули в ту же сторону. И я побежал. Я видел, как какой-то бородатый мужчина налетел на ребенка и повалил его на пол, тут же еще несколько человек набросились сверху, началась драка. Маленькая белая ручка беспомощно выглядывала между телами, как будто просила помощи. Думаю, что уже тогда ребенок был без сознания. Я кое-как пробрался в эпицентр драки, я вытянул руку и схватил его за пальчики. Дальше я ничего не помню. Но думаю, что через какое-то время набежала милиция, - Максим Иванович снял пиджак и, задрав рубашку, показал синий бок, - и нас били дубинками.

Он сел на стул.
Петр Анатольевич неподвижно смотрел на свидетеля, но казалось, его не видел.
- Вот так все и было, - подытожил Максим Иванович, - даже не знаю, что теперь делать…
Вдруг он стукнул себя ладошкой по лбу и полез в портфель, который стоял под столом. Он долго рылся и кряхтел, наконец, выпрямился. Его лицо раскраснелось от натуги:
- Проклятый пояс, - сказал он и протянул инспектору белый сверток.

Петр Анатольевич стал медленно разворачивать бумагу, вдруг вздрогнул и выронил на стол. В свертке был детский палец.

Максим Иванович пожал плечами.

- Вы можете быть свободны, - выдавил из себя инспектор.

Максим Иванович не спеша, встал и пошел к двери, уже, взявшись за ручку, обернулся:
- Петр Анатольевич, вы женаты?
- Нет.
- А любовница у вас есть?
- Нет.
- Тогда я даже не знаю, поймете ли вы меня, у меня такой деликатный вопрос. Но все же вы знаток добрых дел, может быть, вы мне поможете?

Петр Анатольевич, молча, смотрел в стол. Максим Иванович опять сел.
- На той же Ярмарке был павильон, где, как бы это сказать помягче, безобразные женщины. Ну, вы понимаете?
- Понимаю что?
- Ну, они хотят детей.
- И что вы хотите от меня?
- Просто я-то готов им помочь, но у меня есть и жена и любовница, и я не знаю, как они к этому отнесутся. Я не знаю, какая будет разница между плохим поступком по отношению к ним и хорошим по отношению к безобразным женщинам.
- А скольких безобразных женщин вы собираетесь оплодотворить?


Максим Иванович сделал несколько боксерских ударов в воздухе.
- Ну, я еще о-го-го! – и засмеялся.
- Я не могу вам ничем помочь, покиньте кабинет немедленно.
Максим Иванович несколько опешил от такой резкости, встал и с видом оскорбленного достоинства вышел из кабинета.  На двери качнулся плакат.

Петр Анатольевич откинулся на спинку кресла, вытянул вперед руку, сложил пальцы пистолетом, передернул затвор и приставил к виску. Выстрелил. Голова склонилась на бок, руки повисли. Через какое-то время он выпрямился, взял карандаш, поставил галочку напротив «Андреева», поднял карандаш вверх и наугад опустил на список.

Люди приходили и уходили, Петр Анатольевич ставил галочки, вновь поднимал и опускал карандаш.

Когда он в очередной раз поднял карандаш, чтобы выбрать свидетеля, дверь открылась, и в кабинет вошел мужчина лет 40-ка, некрасивый, но ухоженный.

- Извините, Петр Анатольевич, - сказал он, - я долго ждал, понимаете ли, не хотел пользоваться своим положением, мы же все равны, но завтра я уезжаю по важным делам и уже не смогу дать показания. Поэтому нельзя ли мне без очереди?

- А вы собственно кто?

- Обладалов Денис Романович. Я собственно организатор Ярмарки.
- Ааа…. – протянул инспектор и рукой предложил пройти.

- Какие у вас неудобные стулья, - отметил свидетель, усаживаясь.

Петр Анатольевич взял чистый лист.
- Год рождения?
- 1965.
- Пустое занятие?
- Я – свободный, - свидетель усмехнулся, - еще вчера  я был председателем благотворительного фонда «Обладалов». А теперь я – свободный.

Инспектор никак не отреагировал на эти, вероятно, важные события в жизни Дениса Романовича, он продолжал:
- Где вы находились в момент происшествия?

- Я как раз докладывал президенту о том, какие успехи были достигнуты с предыдущего года, какие новшества нам удалось ввести по части разнообразия павильонов и организации самой Ярмарки…. – тут Денис Романович задумался и молчал почти целую минуту.

В это время уже уставший Петр Анатольевич равнодушно следил за секундной стрелкой. Большие настенные часы показывали полшестого.

- Я признаю свою вину, - вновь заговорил свидетель, - Но я и предположить не мог, что такое возможно. Хотя это меня не оправдывает! Я должен был предвидеть, я должен был обеспечить безопасность, я должен был….Но вы же понимаете, как трудно сейчас найти охранников, никто больше не хочет бить людей…

- Это я понимаю, - вставил инспектор.

До этого Денис Романович говорил не столько спокойно, сколько сдержанно, речь была ровной, внутреннее же волнение выдавали слишком прямая спина и неестественно сложенные на коленях руки. Но тут он резко ткнул пальцем в папку, лежавшую перед Петром Анатольевичем, вскочил и вышел в центр кабинета.

- Это настолько меня потрясло!!! Понимаете, я хотел добра, а что вышло?

Инспектор вдруг тоже оживился:

- Я вас понимаю.

- Но я не сдамся! Я буду бороться! Я подал в отставку, и знаете для чего? Такое место, столько возможностей, но все это пустое. Я засяду за научный труд, - его глаза горели, - Мне кажется, что мое предназначение, дело моей жизни, мое внутреннее развитие, или, как сейчас принято говорить, моя работа заключается в том, чтобы помочь глупым, запутавшимся людям разобраться во всех сложностях ДД, - он опять ткнул в папку, - это первый звоночек. Здесь есть над чем задуматься.

- Вы считаете? – инспектор изобразил удивление.

Но Денис Романович не заметил сарказма:
- Это все от непонимания. Ведь до сих пор нет четкого определения ДД. Это раньше были шуточки: «что такое хорошо, а что такое плохо»,  а теперь определение ДД – это фундамент общества, не должно быть никаких разночтений. Вы же помните, сразу после открытия буквально в течение месяца вышло невероятное количество книг, посвященных тому, как следует относиться к открытию, как вести себя в Новой Эпохе, что делать, что думать. Но все они носят чисто рекомендательный характер, люди их читают, как художественную литературу, как Достоевского, не применяя на практике. А я хочу написать нечто новое, основополагающее.

- А как же Библия? – нерешительно спросил инспектор.

- Ну что вы, - снисходительно улыбнулся Денис Романович, - Библия слишком абстрактна, нужны четкие, ясные категории. Я предлагаю абсолютное доброе дело взять за сто единиц, по середине будет ноль – нейтральное дело (вроде поспать, пожрать) и абсолютно злое дело – минус сто единиц. При такой системе люди будут сразу видеть, что можно делать, что нельзя, они научатся комбинировать свои поступки таким образом, чтобы всегда оставаться в плюсе.
А еще лучше было бы материализовать  понятие. Взять за единицу один «дубль Д» и выпустить в виде монет, десять «дубль Д» в виде купюр. Очень удобно будет, их можно будет носить в кошельке.

- Вам придется сделать размен, 1/100 «дубль Д», к примеру. Ведь не каждый раз удается сделать целое доброе дело, а назвать монету можно «хорошенькое дельце» или еще лучше, копеечное ДД.

- Да-да, - волновался свидетель.

- То, что вы задумали – это потрясающе!!! – инспектор встал и со злобой закричал, - с такой системой и Богу, наверное,  будет удобнее.

- Да-да, предстоит большая работа.

Инспектор выдохнул и сказал:
- Извините, пустой день подходит к концу, и если вам больше нечего сказать о происшествии, то давайте закончим.

- Да-да, предстоит большая работа. Удачного вам расследования.

- Спасибо. И вам удачи.

Денис Романович направился к выходу, но уже взявшись за ручку, обернулся:

- А у вас жена есть?

Петр Анатольевич выпрямился и даже немного напрягся:
- Да.
- А любовница?
- Да, - еще менее уверенно ответил он.

Денис Романович усмехнулся:
- Ну и правильно, - махнул он и вышел.


Какое-то время Петр Анатольевич сидел неподвижно, затем не спеша сложил бумаги, карандаши, ручки. Встал. На глаза ему попалась кружка, он внимательно посмотрел на нее, затем выкинул испитый пакетик. Взяв портфель, он вышел из кабинета.

В холе по-прежнему было полно народа.
- На сегодня прием окончен, - объявил он, - приходите завтра.

- До свидания, Петр Анатольевич, - кланялись ему люди, те, что сидели – вставали.

Петр Анатольевич спустился в подвал, подошел к передаточному окошку, над которым была надпись: «Хранилище улик».

- Добрый вечер, Петр Анатольевич, - приветствовал его пожилой мужчина в форме, - как прошел день?

- Вот, - сказал инспектор, - и протянул белый сверток.

Мужчина развернул, и какое-то время разглядывал палец.

- Уже почти целиком собрали, - сообщил он.
Затем он унес сверток в глубину хранилища. Через какое-то время вернулся и протянул инспектору лист.
Это был протокол улик.
«Палец детский             - 1 шт.»
Петр Анатольевич поставил дату и подпись.

- Всего доброго, - попрощался он.

Инспектор вышел на улицу, асфальт блестел чистотой.
Он долго шел переулками, все время смотрел вниз, никого не замечая.
Наконец, он зашел в подъезд, поднялся на пятый этаж, открыл дверь ключом.
Он не спеша снял ботинки и прошел в туалет. Встал на коленки. Его вырвало.
Вдруг раздался звонок. Петр Анатольевич сплюнул и пошел открывать.

На пороге стоял мужчина в черной толстовке, черный капюшон закрывал почти все лицо.
- Это ваше объявление? – он протянул оторванный адрес.
- Да.
- Вы действительно хотите уволиться?
- Да.

Мужчина не спеша убрал адрес в карман, достал из-за пояса пистолет, передернул затвор и выстрелил Петру Анатольевичу в лоб.