Посеявший ветер пожнет бурю гл. 17

Эти события произошли в первой половине 1990 года. Суть их заключалась в том, что достаточно сильная и влиятельная группа, за которой стояли московские, ростовские, кутаисские и иркутские воры в законе задалась целью подмять под себя криминальный мир Дальневосточного региона.

В то время на Дальнем Востоке, кроме Джема, на свободе иных воров не было. В зонах сидели два вора: Володя Хозяйка из Саратовской области и Абулик из Армении. Хозяйка был известен по всей России, Абулика мало кто знал. Оба находились в сангородке недалеко от Хабаровска.

К тому времени воровская идеология на Дальнем Востоке набрала большую силу, и к ворам в криминальном мире относились с уважением. Хозяйке до выхода на свободу оставалось меньше года, и он хотел после освобождения обосноваться в Хабаровске. Джем, не желая делить с ним власть, был против этого категорически. Столкнувшись с противодействием, Хозяйка обратился за помощью к ворам, с которыми поддерживал связь, после чего в начале 1990 года в Хабаровске появился кутаисский вор Ватулик, а через несколько недель после него ростовский вор Яблочка.

Хозяйка и Яблочка сидели до этого вместе во владимирской спецтюрьме и считались друзьями. Ватулика на Дальний Восток делегировал проживавший в Москве авторитетный грузинский вор Арсен. Эти воры появились на Дальнем Востоке в противовес Джему, и за ними стояли очень влиятельные воровские кланы.

Когда Ватулик и Яблочка появились в Хабаровске, то встретил я их с уважением. До этого к нам часто заезжали воры по своим делам, но со временем уезжали. Ватулик и Яблочка, как вскоре выяснилось, уезжать не собирались. Более того, они развили активную деятельность по усилению своего влияния в Хабаровске и стали готовить подходящую почву к освобождению Хозяйки. А чтобы лучше закрепить свои позиции, решили сделать воровской подход к хабаровчанину Китайцу Саше, который Джема недолюбливал.

Расчет их был верный. Как только в Хабаровске появлялся свой вор в законе, так тут же на законных основаниях Джем терял на этот город все права. А вслед за этим он терял контроль и над всем Дальним Востоком, так как Хабаровск находился на пересечении главных дорог и являлся центром Дальневосточного региона.

Единственным камнем преткновения для залетных воров являлся я, так как весь Дальневосточный регион был завязан на мне, а я считался человеком Джема. Поэтому они первым делом решили разобраться со мной. Вначале, зная о моих сложных отношениях с Джемом, хотели перетянуть меня на свою сторону, пообещав, что позиции мои после этого усилятся не только на Дальнем Востоке, но и в других регионах, включая Москву. Но я относился к ним хотя и с уважением, но не как к хозяевам, а как к гостям, и в результате этого  наши отношения обострились.

Через некоторое время им удалось подтянуть к себе ряд местных авторитетов, которым они пообещали разные блага и поддержку со стороны московских и иных воров. Более того, им удалось переманить на свою сторону и Алыма, о котором я рассказывал в предыдущей главе.

Алым считался тогда самым преданным Джему человеком в Хабаровске и намечался им на мое место, но когда понял после общения с Ватуликом и Яблочкой, что за ними стоит реальная сила, в то время как за Джемом никого нет, то очень быстро переориентировался.

Когда залетные воры убедились окончательно, что я не собираюсь идти у них на поводу, то при помощи Алыма и других примкнувших к ним авторитетов стали плести против меня интриги, рассчитывая выбить из-под ног почву. Мое положение усугубляло еще то, что Ватулик и Яблочка были кончеными наркоманами и подлецами, и окружали их такие же наркоманы и подлецы. Как говорится: «Каков поп, таков и приход».

После того как залетным ворам удалось закрепиться в Хабаровске, они стали требовать от меня отчета по городскому общаку. Я не спорил с ними и показывал списки всего, что имелось тогда в Хабаровске и что конкретно куда отправлялось. Но когда они захотели, чтобы я отдал им общаковые деньги и наркотики, занял неприступную позицию, сославшись на Джема, который был против этого категорически.

Наблюдая за образом жизни Ватулика и Яблочки, я знал наперед, что они используют наркотики и деньги в личных целях, и в зоны ничего не попадет. Тем более что отчитываться они ни перед кем не собирались. У меня же все находилось под контролем: за деньги отвечали одни, за наркотики – другие, за курево, чай и продукты питания – третьи, отправкой в зоны занимались четвертые, контролировали пятые. Я со своей стороны контролировал всех и отчитывался за все перед Джемом.

В тот момент я сотрудничал с несколькими кооперативами, которые мне давали стабильный доход. Ватулик и Яблочка не имели личных доходов, но жить хотели красиво. Более того, они находились в зависимости от наркотиков и ради этого могли пойти на все, поэтому и хотели прибрать к рукам все общаковые деньги в Хабаровске и наркотики.

Периодически я выдавал им какое-то количество и того и другого, но вел этому учет. Их это не устраивало. По их понятиям, общак должен быть воровским, и раз они находятся в Хабаровске, то все должно принадлежать им. Простые арестанты их не интересовали. Я имел на этот счет иное мнение, и наши взаимоотношения обострились.

Кончилось тем, что в начале апреля они под видом ревизии заставили показать все имевшиеся в общаке наркотики и деньги, а когда я отчитался в присутствии местных авторитетов, они все забрали, заявив, что с этого момента за хабаровским общаком будут смотреть их ставленники: Алым, Сувор и Хенс. Джему велели передать, что он пусть распоряжается общаком в Комсомольске, а в Хабаровске этим будут заниматься воры, которые здесь находятся.

Джем, узнав о случившемся, стал метать громы и молнии, но после разговора с Ватуликом и Яблочкой в Хабаровске, куда для этой цели приезжал, сдал им все свои позиции. По поводу меня договорились, что я останусь его представителем в Хабаровске, но касаться общака и вмешиваться в вопросы, которые не касаются его лично, не буду.

Залетные воры постоянно находились под кайфом, вели себя грубо, высокомерно, по-хамски, в результате чего говорить с ними о серьезных вещах было невозможно. Многим авторитетам это не понравилось. Они пришли ко мне и заявили, что не хотят иметь ничего общего с Ватуликом и Яблочкой и будут решать все свои вопросы только со мной и Джемом.

Однако Джем не захотел обострять ситуацию и попросил с залетными ворами не спорить, пообещав, что вскоре все само собой нормализуется. По поводу городского общака он тоже попросил не спорить и предложил создать отдельную кассу, к которой имели бы отношение наиболее близкие к нам авторитеты. Но деньги в эту кассу должны собираться не как на общак, чтобы залетные воры не зацепились, а как на личное усмотрение Джема, что в криминальном мире допускалось.

Очень скоро Ватулик и Яблочка узнали, что около меня, несмотря на отстранение от общаковых дел, собралось много хабаровских авторитетов, сориентированных не на них, а на Джема. После этого в мой адрес посыпались угрозы, и обстановка накалилась.

23 апреля 1990 года я собрался в Комсомольск, чтобы обсудить с Джемом возникшую ситуацию и передать ему собранные на его усмотрение деньги. На выходе из подъезда меня перехватили Ватулик и Яблочка и, нанося удары при жене и ребенке, которые вышли на улицу провожать, затащили на заднее сиденье легковой машины, усевшись по бокам.

На переднем сиденье сидел Китаец, за рулем находился Хенс. Все четверо были под кайфом. Поехали на квартиру Китайца. Во время пути Ватулик и Яблочка били меня кулаками по лицу, выкрикивая при этом фразу: «Пудель – правая рука Джема, сейчас мы эту руку поломаем, и Джем останется без правой руки».

Я не мог оказать им сопротивление, так как по криминальным законам не мог поднять руку на вора. У Китайца на квартире они, продолжив избиение, потребовали отдать деньги, которые я вез Джему, выкрикивая при этом в его адрес оскорбления. Ко мне у них претензий не было. Моя проблема состояла лишь в том, что я представлял интересы Джема.

Пойдя на такой шаг, Ватулик и Яблочка ничем не рисковали, ибо знали, что у Джема поддержки со стороны других воров нет, он держался тогда от всех обособленно и из Хабаровского края не выезжал. А простые авторитеты не могли спорить с ворами. Выигрыш же был очевиден. В случае моей нейтрализации они одним махом решали несколько задач: запугивали местных авторитетов, блокировали Джема в Комсомольске и завязывали на себе весь Дальневосточный регион.   

Чтобы добить окончательно, Ватулик и Яблочка обвинили меня в том, что я использовал общаковые деньги в личных целях, не предъявив при этом доказательств. Потом отобрали силой ключи и документы от новых «Жигулей» девятой модели, а затем и саму машину (кстати, единственную у меня на тот момент), якобы в счет погашения долга. После экспроприации моей машины и денег, предназначенных Джему, я был отпущен. 

В тот же день последним поездом уехал в Комсомольск. Ситуация сложилась критическая. Надежда была лишь на Джема, ибо разбираться с ворами мог только вор. Но мне не повезло: он находился в запое. Я рассказал ему о произошедшем и попросил выехать со мной в Хабаровск, чтобы разобраться со всем на месте, опираясь на конкретные факты и свидетелей. Джем от поездки отказался, но спьяну высказал по телефону Ватулику и Яблочке все, что о них думал в тот момент, сославшись при этом на мои слова.

На следующий день Яблочка вместе с Алымом и Хенсом приехал в Комсомольск и заявил, что никаких оскорблений в адрес Джема они с Ватуликом не допускали, а деньги у меня забрали общаковые. Джем понимал, что Яблочка врет, но, будучи в нетрезвом состоянии, не смог это доказать. В свою очередь Яблочка мне заявил, что если появлюсь в Хабаровске, то мне сломают хребет. В итоге мое положение усугубилось еще больше.

Все знали, что я пострадал из-за Джема. Однако, столкнувшись с серьезным противником, Джем спасовал. Моя судьба его не интересовала. Он знал, что в Комсомольск, стоящий на отшибе, воры не полезут, а воевать из-за Хабаровска, а тем более из-за меня, не рисковал. Поэтому после разговора с Яблочкой он заявил мне в присутствии своих друзей, что я сам дал повод залетным ворам на себя наехать, хотя все понимали, что моя проблема была лишь в том, что я отстаивал в Хабаровске его интересы.

Пробыв в Комсомольске несколько дней и убедившись в том, что Джем не собирается ехать со мной в Хабаровск, я вылетел в Грузию, в город Тбилиси, который по количеству воров занимал в СССР первое место. Там встретился с известным вором в законе Кокой Коберидзе, с которым когда-то сидели вместе в тобольской спецтюрьме. Незадолго до того я приезжал к нему как гость, а в этот раз приехал с просьбой о помощи.

Кока помог мне встретиться со многими известными ворами, находившимися  тогда в Тбилиси, и в частности с авторитетным «законником» Паатой Члаидзе, находившимся в сангородке для заключенных. С Паатой мы были знакомы по тобольской спецтюрьме. Многие воры меня также знали лично или были обо мне наслышаны с хорошей стороны. В результате состоялась воровская сходка, где было решено, что со мной поедут воры Вахо и Гия.

В Хабаровск мы прилетели в середине мая. По приезде я сразу же позвонил Джему и, объяснив ситуацию, предложил срочно приехать. Со стороны оппозиции в городе находился только Ватулик. Яблочка с Китайцем улетели в Ростов, где к последнему находившимися там ворами был сделан воровской подход, после чего он тоже стал вором в законе.

На следующий день по прилете в Хабаровск Гия, Вахо и Джем встретились с Ватуликом и потребовали у него в моем присутствии объяснений: на каком основании он поднял руку на того, кто сделал много хорошего для воров. Ватулик ничего пояснить не смог. Обвинения в том, что я использовал общаковые деньги в личных целях, оказались голословными. Ему сказали, что поступки его не воровские, и после того как это выйдет на обсуждение массы воров, он может лишиться воровского титула.

Через несколько дней в Хабаровск прилетели Китаец и Яблочка. Почти сразу же по прилете с ними произошел разговор, в процессе которого Китайцу сказали, что он не вор, ибо к нему есть вопросы, а от Яблочки потребовали объяснений по поводу его действий в отношении меня, на что он так же, как и Ватулик, ничего вразумительного ответить не смог.

К тому времени нам передали из зоны общаковую ксиву, подписанную Хозяйкой и Абуликом, в которой они объявили меня негодяем на основании того, что я использовал общаковые деньги в личных целях. Мне стало обидно. Я создал в Хабаровском крае общак, рискуя свободой, вложил в него свой труд, свое время и свои средства, поэтому имел право им пользоваться в случае необходимости. Однако не брал для себя ничего, считая, что в зонах и тюрьмах это нужнее, и вдруг такое обвинение.

До конфликта с Ватуликом и Яблочкой я отправлял в сангородок Хозяйке и Абулику общаковые гревы с деньгами, наркотиками, чаем, сигаретами и продуктами не реже двух раз в неделю. И постоянно передавал им что-либо от себя лично. В ответных ксивах они писали: «Володька, братишка, благодарим от души за тепло, внимание и заботу». И вот теперь, не поделив власть с Джемом, они меня «отблагодарили».

Яблочка, после того как обвинения против меня не подтвердились, стал уверять, что его самого обманули, и хочет искупить свою вину. После этого он, Гия и я, взяв с собой общаковую ксиву с вынесением мне воровского приговора, за подписью Абулика и Хозяйки, выехали на машине в сангородок, находившийся в двухстах километрах от Хабаровска в поселке Бира.

За несколько лет до того Гия, Яблочка и Хозяйка сидели вместе во владимирской спецтюрьме и имели дружеские отношения. Поэтому, когда Хозяйка увидел с возвышенного места своих друзей за забором вместе со мной, то подумал, что меня привезли к нему для расправы, и стал кричать, чтобы мне как негодяю сломали хребет. Гия ответил: «Сломать – не проблема, но вначале нужно встретиться и поговорить».

На свидание с Хозяйкой и Абуликом запустили только Гию. Встретившись с ними, Гия потребовал объяснений по поводу их общаковой ксивы, в которой они объявили меня негодяем. Но те, не сказав ничего конкретного, сослались на то, что обо мне отзываются плохо многие. А когда Гия потребовал назвать хоть одно имя, они этого сделать не смогли. Гия высказал им все, что о них тогда думал, несмотря на то, что они с Хозяйкой друзья, и на этом их свидание закончилось.

Через несколько дней после этих событий Ватулик уехал в Приморский край, Яблочка – в Ростовскую область, Китаец исчез в неизвестном направлении, перед этим поклявшись, что не желал мне зла и был против того, что допустили в отношении меня Ватулик и Яблочка. Джем уехал в Комсомольск, Гия и Вахо – в Тбилиси. В Хабаровске остался только я.

После этого мой авторитет в криминальном мире еще более увеличился. На глазах у всех произошло чудо: я выиграл заведомо проигрышную ситуацию. Но еще большее чудо, поразившее многих, произошло чуть позже: за короткий промежуток времени погибли трое основных участников этих событий, которые желали мне зла, потом – четвертый, чуть позже – пятый. Все остальные оказались в дерьме, безнаказанным не остался никто.

Первым через несколько недель после этих событий погиб во Владивостоке Ватулик. Будучи под кайфом, он хотел затушить окурок на лбу у какого-то спортсмена. Тот нанес ему удар в челюсть, при падении Ватулик ударился головой о бордюр и скончался. Еще через несколько недель, неудачно уколовшись, погибает в сангородке превысивший дозу морфия Хозяйка. Затем ушел из жизни Саша Яблочка. Эти трое были ключевыми фигурами в упомянутой выше истории.

Следующим из их компании ушел из жизни иркутский вор Бандит, который, приехав во Владивосток после смерти Ватулика, стал настраивать местных авторитетов против меня и Джема. Его убили владивостокские спортсмены, в отношении которых он перегнул палку. Затем ушел из жизни вор Арсен, который, не успокоившись после смерти Ватулика, попавшего в Хабаровск по его инициативе, настраивал против меня и Джема воров в других регионах, и в первую очередь в Москве.

Китаец остался жив – видимо, не желал мне после этого зла, но в его жизни произошли плохие изменения. Через некоторое время он, будучи на Сахалине залетел в тюрьму, после чего несколько лет провел в зоне строгого режима, где столкнулся с большими неприятностями. Несмотря на поддержку ряда воров, он так и не стал вором в законе.

У Абулика тоже в дальнейшем возникли серьезные проблемы, в результате чего его лишили воровского титула. Как сложилась его дальнейшая судьба, не знаю, и не стремился узнать. Его роль в этой истории была незначительной. Против меня он конкретных действий не предпринимал, а под общаковой ксивой, где меня объявили негодяем, расписался по просьбе Хозяйки.

Вор Махо, контролировавший Иркутскую область, тоже залетел в тюрьму, заимел много проблем и лишился воровского титула. До этого у нас с ним были близкие отношения. В 1989 году, будучи в Хабаровске, он жил со своей женой у меня дома. В то время в хабаровской тюрьме сидел его близкий друг – вор Резо, и я, отложив все иные дела, занимался в течение месяца их вопросами. А когда на меня наехали воры, со многими из которых Махо был близко знаком, то, несмотря на мою просьбу, он не помог. И получил по заслугам. 

Алым, пожелавший возвыситься через предательство вначале меня, а затем и Джема, опустился после этой истории ниже канализации. Он жил в вечном страхе и от всех прятался, хотя за ним никто не охотился. Я знал, где он обитает, но видеть его не хотел. Остальные участники этих событий также понесли те или иные наказания, в зависимости от степени своей вины по отношению ко мне. Безнаказанным никто не остался.

Со временем эта история затерлась в моей памяти, и я, возможно, не вспомнил бы о ней никогда, если бы не сел писать книгу. На эти события в свое время обратили внимание многие – настолько мистическим и невероятным оказался финал. А мне это дало очередной толчок для того, чтобы задуматься над смыслом происходящего сегодня в мире и вокруг меня.