Мои лётчики Ремпель, Попов, Ларьков-Лончаков...

       После грубой посадки командир просит прощения у экипажа: «Простите, братцы, это я штурвал на посадке не добрал». Штурман: «Да, нет командир, это я виноват, нечётко скорость на посадочном курсе докладывал». Бортинженер: «Моя вина. Это я резко газы убрал в процессе выравнивания». Правый лётчик: «Блин, чуть не убили...»…
         
       Я помню телеграммы Командующего: «Тов. Командиры полков, когда вы поймёте, что правый лётчик – это тоже лётчик. Ему тоже налёт давать надо»…

       Написал я предыдущий рассказ о Юре Лончакове – память сразу напомнила разные истории, связанные с моими другими правыми лётчиками, с кем довелось летать на разных типах самолётов с тех пор, как судьба забросила меня в эту двух штурвальную авиацию. Хотя сам я по натуре «холерик» и в Оренбургское авиационное училище пошёл только потому, что Гагарин был истребителем, т.е. мне больше импонировали типы летательных аппаратов, где лётчик один. Но, как говорят: «В армии только первые 25 лет тяжело, дальше к этой «дурне» привыкаешь» - кергуду (шутка). В то же время, сейчас, оглядываясь на прошедшие годы, понимаю, что в целом мне в авиации  повезло. Удалось полетать на 7 типах летательных аппаратов официально, в том числе и сверхзвуковых, и вертолётах; и ещё на 15 неофициально, т.е. без записи в лётную книжку. Но сути дела это не меняет. Для примера: вертолёт МИ-8 после выброски парашютистов «Заслуженный лётчик-испытатель СССР» Сергей Михайлович Тяжков мне доверил в воздухе, и я его привёл на аэродром и посадил без всякой помощи с его стороны, но естественно под его контролем. Или полёты на ЯК-52, со второго полёта взлёт, полёт и посадку выполнял сам полностью, то же самое относится к Вильге-35а, планеру «Бланик» и некоторым другим типам ЛА. А вообще, делюсь местом, где старые пилоты могут утолить ностальгию по полётам – это гора Клементьева в Крыму, Родина планеризма Советского Союза. Там можно прыгнуть с парашютом, полетать на планерах, самолётах-самоделках, мотодельтопланах, парапланах – всё за приемлемую плату… «блин» - чуть не забыл, там же ещё и море есть, можно искупаться, а заодно посетить музеи, бары и прочие экзотические места Феодосии или Коктебеля.

       Итак, перейдём к моим правым лётчикам. О каждом я расскажу по одной-две истории, которые для других могут быть в чём-то поучительны с точки зрения лётного или житейского  опыта.

                Пётр Ремпель.
   С должности замкомэски отдельной эскадрильи на самолётах ИЛ-28 в гарнизоне Храброво, под Калининградом, попадаю «целым» командиром отряда в гарнизон Быхов, Белоруссия, 57 мрад, 170 полк. Командир эскадрильи подполковник Сергей Кузовенко представляет меня личному составу АЭ, а потом подводит к моему отряду и экипажу. Экипаж по очереди называет свою фамилию, первой из которых прозвучала: «Помощник командира корабля старший лейтенант Ремпель. Я как только увидел, что мой правый лётчик такой же, !толстый» как и я, сразу подумал: «Тесно нам вдвоём в одной кабине не будет, ещё можно таких же  парочку посадить». Перезнакомился с остальными членами экипажа и на три недели о них «забыл». В дивизию пришёл я один. Естественно, специально моим переучиванием никто не занимался. Переучивался на новый для меня тип ЛА сам, только консультации иногда давали. Сдал зачёты, приступил к вывозным полётам, на третью смену вылетел сам.

        До этого, естественно, слетал на контроль техники пилотирования с командиром полка подполковником Виктором Петровичем Ломаевым.  Об этом командире хочу сказать особо. Служить под его началом было чрезвычайно интересно. А причина – его «хоризма» и артистизм. Когда Виктор Петрович был ещё курсантом и играл небольшие роли в самодеятельном театре, его случайно увидела на сцене знаменитая актриса Любовь Орлова. Она была сражена «наповал» талантом Виктора Петровича. Добилась приёма у Начальника Училища и потребовала отдать ей курсанта Ломаева, мол, нельзя, чтобы такой талант так «бездарно» пропадал в каких-то лётчиках. И только категорический отказ самого Виктора Петровича помешал ему сделать блестящую артистическую карьеру. Но, повторяю, «хоризма» в нём была сильнейшая. Например:

        Строит Виктор Петрович в субботу,  перед тем как отпустить на воскресный отдых, личный состав полка и объявляет: «Всем разрешаю выпить по «5 грамм». Из строя голос: «Почему так мало, тов. подполковник»? Ломаев отвечает: «Потому что я знаю, что вы всё равно выпьете. А я не могу потерпеть, чтобы в моём полку что-то делалось без моего разрешения. Поэтому я вам разрешаю. Но если вы выпьете больше и попадёте в комендатуру или вытрезвитель, буду карать не за то, что вы выпили, а за нарушение моего приказа – выпили больше, чем по «5 грамм», а за это  наказывают более жёстоко». Но закончил Виктор Петрович свою службу в Морской авиации на глазах всего личного состава полка точно так же как и его предшественник на этой должности подполковник Никитин. Того в одночасье сняли с должности, когда он на грунтовом аэродроме Миоры после «бурно проведённой ночи» с официантками пьяный пытался лезть в самолёт, чтобы выполнить полёт на разведку погоды. Виктор Петрович неоднократно приводил этот пример личному составу со словами: «Вы смотрите, до чего водка доводит, даже такие люди не смогли перед ней устоять». Других он, наверно, убедил, но вот с собой не получилось. Через два года его путь в авиации закончился так же, как и подполковника Никитина. По-человечески очень жаль этого незаурядного командира и человека.

       Но вернёмся к моему правому лётчику. Слетал я два полёта с командиром полка. Он провёл со мной короткий разбор и уехал, дальше лететь самому. Тут подходит ко мне старший лейтенант Ремпель: «Командир, Вам нельзя лететь. Вы во время вывозной программы  не выполнили ни одного полёта с боковым ветром более 6-8 метров в секунду, как это положено по Курсу Боевой Подготовки. Вдруг мы сейчас взлетим, а ветер усилится, и вы не справитесь». Первая мысль: «Вот грамотея мне подсунули». Но согласно «бумаги» - он прав, да и не только согласно «бумаги». Ту-16 в плане бокового ветра достаточно сложный самолёт. Длинный, узкий фюзеляж, высокий мощный киль. Стоило в момент касания опоздать с дачей ноги по сносу и с вероятностью 90% вы уже эту ошибку исправите, но находясь где-нибудь сбоку от полосы. Стою, не знаю, как возразить моему правому лётчику. Потом говорю: «А ты у меня на что? Будет боковой ветер, вот ты и будешь сажать, ты-то уже два года летаешь на этом самолёте. А ну марш в кабину»… Правый лётчик беспрекословно сказал: «Есть».

        В общем, летаем, притираемся друг к другу. Особого сближения между нами нет, но доверие появилось. Где-то на середине  программы освоения самолёта пришла пора мне получать допуск ночью к посадке с фарами без использования  посадочных прожекторов. Согласно КБП на это даётся всего два контрольных полёта. Не знаю почему, мне этих двух полётов не хватило. Я вообще даже близко не ухватил высоту выравнивания, посадки производил наугад, и только потому, что инструктор не вмешивался, мог понять, что сажусь без грубых отклонений.  Рулим мы на стоянку с командиром эскадрильи Сергеем Кузовенко, думаю, после того, как он проведёт со мной межполётный разбор полётов, я ему признаюсь, что сам лететь не готов, и попрошу вместо двух самостоятельных полётов, которые были у меня по плану, дать мне снова контрольные с инструктором. А Кузовенко, оказывается, заранее отвязался от привязных и парашютных ремней. И как только я выключил двигатели, со словами: «Нормально, давай сам», - тут же покинул кабину, т.к. ему со следующим лётчиком лететь уже надо было.

         Самолёт заправляют, стою под крылом, подходит Ремнель. Я ему: «Петя, совершенно не ухватил высоту выравнивания, что будем делать?» А знаю, что он тоже с фарами ещё не садился. Он мне: «Вам решать, командир». И такая на меня злость нашла на самого себя: «Что ты паникуешь? «Слюни распустил». Ты же лётчик 1 класса, 1500 часов налёта – сядешь как-нибудь». Экипажу: «Летим, все в кабину». В общем, слетали. В первом полёте я выравнивание начал где-то метров с 20,  вместо положенных 10-8, но чётко знал – нельзя зависать, надо, чтобы самолёт шёл всё время со снижением, в общем, с парашютирования, сели. Со второго полёта ухватил я высоту выравнивания, посадку произвёл уже более уверенно, а к своему правому лётчику почувствовал ещё большее уважение.

      Прошло 10 лет, дослужился я до должности командира полка, и у меня освободилась должность комэски. Тут я сразу вспомнил про Ремпеля. Он в это время служил заместителем командира эскадрильи в соседнем полку. Хотя у Командующего был на это место свой кандидат, подполковник Спиридонов, я настоял, чтобы командиром эскадрильи ко мне поставили именно Ремпеля. Была небольшая проблема в том, что 342 полк РЭБ, где служил Пётр, в плане натренированности и освоения разных видов боевого применения уступал лётному составу моего полка, особенно в плане освоения полётов строями днём и ночью. Поэтому, как только Пётр приступил к исполнению обязанностей командира эскадрильи, я сразу стал доводить его технику пилотирования до уровня, соответствующего моему полку.  Немного отшлифовал его навыки в полётах строем днём и спланировал освоение полётов строем ночью. Согласно Курсу Боевой Подготовки на это даётся два контрольных полёта, и дальше лётчик летает сам.

          Слетали с Петей первый полёт. Всё было нормально, но пристроится к ведущему он смог только в конце зоны заправки, это почти 250 км ему на это понадобилось. Я, верный своей привычке, не вмешиваться, если можно без этого обойтись, дал лётчику полную свободу. Когда он,  наконец, пристроился к ведущему, то строй 2 на 2 и 1 на 1 держал вполне прилично. В данном контексте это параметры строя, который положено выдерживать лётчику по интервалу и дистанции относительно размаха крыла и длины самолёта. После посадки пока самолёт заправляли на второй вылет, я провёл с Петей детальный разбор и сказал: «Я тебе сейчас покажу неправильное пристраивание к ведущему, но после него ты сразу поймёшь, как надо пристраиваться правильно». Был у меня такой «педагогический» приём, когда я видел, что лётчик немного побаивается летать строем близко, я просто показывал ему строй заправки, после которого интервал и дистанция 1 на 1 не казалась близкой, и лётчик после этого нормально держал строй. В данном случае я видел, что Ремпель не чувствует расстояния до ведущего и поэтому пристраивался к нему так долго и осторожно. Если это сразу не выбить, лётчик долго может совершать одну и ту же ошибку.

        Взлетел ведущий на танкере ТУ-16з, командир корабля капитан Витя Лукин. Через одну минуту мы. Ведущий идёт с курсом взлёта 3 минуты, далее левый разворот на 180 градусов. Ведомый идёт 2 минуты 30 секунд и тоже делает разворот на 180. И на обратном  курсе уже можно пристраиваться, но обычно это делают после отворота  в зону заправки, который выполняется на траверзе ДПРМ (дальнего привода). По науке ведущий идёт на скорости 500 км/час, ведомый догоняет на 600 км/час, потом плавно гасит скорость и занимает своё место в строю. Я, чтобы было быстрее, «раскочегарил» скорость под 700 км/час, а как потом оказалось Витя Лукин, видя, как долго пристраивался Ремпель в первом полёте, не предупреждая нас, занял скорость 450 км/час, чтобы «облегчить» Ремпелю пристраивание. Учитывая, что разница в скоростях при пристраивании,  около 200 км/час (это я так думал, на самом деле она оказалась больше) я подходил к ведущему с принижением метров 300-400,  это намного больше, чем обычно. Запросил Лукина: «302, пристроиться справа», получил от него: «Разрешаю», - и энергично пошёл в набор, чтобы одним махом занять своё место в строю. И вдруг ведущий, молча, не предупреждая нас, делает отворот вправо на 40 градусов, т.е. неожиданно идёт на нас. А ночью ведь кренов заранее не видно, все линейные перемещения воспринимаешь только по огоньку АНО и строевым огням, т.е. любой маневр за ведущим идёт с опозданием.

       В общем, из нормальной плановой ситуации, при которой обычно происходит пристраивание к ведущему, она в доли секунды стала аварийной. Мы шли вверх с вертикальной скоростью около 30 м/сек, и вдруг ведущий, который только что был слева,  оказался над нами. Это было дико, неожиданно, неправильно, но это было так, и мы врезались в его фюзеляж. Не глядя на авиагоризонт, я завалил крен вправо с максимальной дачей ноги, сколько мог и успел, примерно крен получился под 90 градусов (так мне потом сказал экипаж). Ограничения по крену на ТУ-16 уже не помню, градусов 70, наверно. Буквально в считанных метрах, в крене, мы пронеслись снизу вверх рядом с танкером боком, выскочили выше метров на 100 и потом снова провалились вниз.  Я чётко знаю, спасло нас не моё «мастерство» или реакция, а просто «Чудо», Удача, Господь Бог, Ангел-Хранитель – называть это можно по разному, но сути дела это не меняет – мой «педагогический» приём по неправильному пристраиванию мог обойтись нам очень дорого! Когда всё кончилось, и я всё-таки пристроился к ведущему, я выдал такую «матершинную тираду» в отношении капитана Лукина, что мне до сих пор стыдно перед экипажем. Хорошо, что сам Лукин её не слышал, а то бы по впечатлительности мог навсегда потерять уважение к себе как к лётчику.

    В общем, передал я управление Ремпелю, отпустил ещё пару «ласковых слов» в адрес Лукина, и дальше радиообмен в экипаже касался только моментов, связанных с выдерживанием параметров полёта в строю. На земле я разобрался, почему так произошло. Когда я запросил пристраивание, Лукин спросил своего КОУ (командира огневых установок): «Где они?» Тот, наблюдая наши АНО (аэронавигационные огни) ответил: «они далеко, внизу». Но КОУ не уловил огромную разницу в скорости, на которой мы шли. А Лукин, посчитав на основании доклада КОУ, что мы далеко, решил сделать доворот на курс в зону заправки, чтобы нам после пристраивания не пришлось делать никаких маневров. Он посчитал, что так он мне облегчит задачу по  обучению Ремпеля…

      Я тогда ещё раз с огромной благодарностью вспомнил слова одного полковника из ЦИБП (Центральной Инспекции Боевой Подготовки). Он как-то присутствовал у меня в полку посредником на каких-то крупных учениях. После предполётных указаний он меня отвёл в сторону и наедине дал совет: «Командир,  есть два вида полётов, к которым надо относиться только на «Вы».  Как бы много и долго ты не летал строем и на предельно-малых высотах никогда не ограничивайся общими фразами при даче мер безопасности, как ты это сделал сегодня. Ты должен их повторять, как попугай, снова и снова, какими бы готовыми к этим полётам не считали себя твои лётчики. При этих видах полётов ситуация может мгновенно стать аварийной именно из-за того, что опасность всегда рядом. Именно так у нас и произошло. Поэтому на очередной предварительной подготовке к полётам я самым доскональным образом разобрал со всем лётным составом свои  ошибки как ведомого лётчика и инструктора, в том числе, и ошибки капитана Лукина как ведущего при полёте в строю.  А командир эскадрильи майор Пётр Ремпель сразу получил самое  полное представление, как надо и как не надо, летать строем ночью.

                Игорь Попов.               

        Игоря Попова, лётчика-истребителя, списали в двухштурвальную авиацию с МИГ-17 за «воздушное хулиганство» с «диагнозом» вечного правого лётчика. И он пришёл ко мне, когда я был назначен на должность командира АЭ 342 полка РЭБ на стадии его формирования в гарнизоне Быхов.  Игорь сразу сказал мне: «Командир, я «рас****яй, но Вас как лётчик и офицер никогда не подведу. Только не требуйте, чтобы я как все высиживал всю предварительную подготовку к полётам. Как только я буду готов, я ухожу». Я несколько раз контролировал Игоря после слов: «Я готов». Убедился, что он действительно как правый лётчик готов полностью, а большего от него и не требовалось. И я уже «вполглаза» смотрел, что он остальное время сидит в курилке, а не в классе, или сам с собой гоняет в футбол, или вообще уходит со службы. Я понимал, парень тоскует по истребителям, на которые ему уже не вернуться. Потом я поступил учиться в Военно-Морскую академию и встретился с Игорем через два года, когда проходил лётную практику на втором курсе в гарнизоне Остров, что 50 км южнее Пскова. История, о которой хочу рассказать, началась на моих глазах. Игорю папа подарил новые «Жигули» пятой модели красного цвета. И Попов, как только впервые сел за руль, начал раскатывать по гарнизону туда-сюда. Его друг, тоже лётчик (фамилию называть не буду, вы дальше поймёте – почему, скажу только, что звали его Володя) спросил Игоря: «Ты чего мотаешься по гарнизону «взад-вперёд?» На что Игорь ответил: «Да, батя рекомендовал, прежде, чем далеко куда-то ехать, наездить километров 500 для проверки надёжности машины и её обкатки».

         Володя тогда и попросил: «Игорь, выручай, если тебе всё равно куда ехать – такая ситуация. Двоюродный брат пригласил к себе на свадьбу в деревню, 20 километров севернее Пскова в сторону городка Печёры. Прямого транспорта нет, надо делать пересадку, и мы решили не ехать, но раз тебе всё равно куда кататься, может, ты нас отвезёшь с женой?» Игорь согласился, только предупредил, что сначала завезёт командира, т.е. меня, на озеро Гороховое, т.к. он это мне раньше обещал, а уже оттуда поедут сразу на свадьбу. На том и порешили. Единственное, о чём Володя попросил Игоря - это надеть морскую форму, мол, брат просил, приехать обязательно в форме.  Ребята переоделись, взяли жену, потом меня отвезли на озеро и покатили на свадьбу. В понедельник Игорь и Владимир, давясь от смеха, рассказали, чем закончилась их поездка…

        Приехали они, когда свадьба была в самом разгаре. Народ был в восторге, увидев двух «моряков» в форме. Ребята сразу превратились в «свадебных генералов» - все хотели с ними выпить…  А потом ситуация стала развиваться, как они сами думали, непредсказуемо, но оказалось, всё шло по заранее спланированному сценарию. Ребят пригласили на перекур, а к жене Владимира тут же подсели женщины и начали отпускать ей комплименты: мол, какое у неё красивое платье, причёска, как она здорово танцует и т.д. И каждая тут же предлагала с ней выпить за молодожёнов, причём напитки предлагались специально разные. В общем, когда муж пришёл с перекура, жена «вырубилась» от "перепития". «Ничего страшного», - сказал хозяин дома, - с кем не бывает». Мужу помогли перенести жену в свободную комнату, он её уложил на кровать, укрыл пледом и, довольный собой, пошёл продолжать «банкет», не подозревая, какое приключение ему приготовила «Судьба». Когда подошёл к столу, на месте жены сидела яркая, красивая блондинка. Познакомились, дальше совместные тосты и танцы. И вдруг блондинка, прижимаясь к нему в танце и разыгрывая смущение, призналась Владимиру, что он такой классный мужчина, каких она ещё не встречала. Что она влюбилась в него с первого взгляда, готова ему отдаться прямо здесь, и ничего не может с собой  поделать…

    Владимир, с одной стороны очень гордый собой, какой он неотразимый, с другой, весь в смущении  –  он же не один, с женой, да и негде на этой свадьбе при таком количестве народа заниматься любовью. На что блондинка ответила: «Сейчас мы все проблемы решим». Сначала отвела Владимира в комнату жены, и тот убедился, что она спит безмятежным сном.  Потом о чём-то пошепталась с хозяином дома, и тот сам подошёл к Володе со словами, что он тоже мужик, что он его понимает и предложил вместе поискать в доме подходящую комнату. В большом двухэтажном доме комнат для такого интимного дела было, вроде, предостаточно, но вот «незадача» - они все не закрывались. «А вдруг кто зайдёт!» - сказал хозяин. Потом, хлопнув себя по лбу, как будто эта мысль только сейчас пришла ему в голову, он сказал: «Ё-маё, есть же сеновал, там никто не бывает». Они вместе залезли туда по лестнице.  Володя на ощупь убедился, что сена достаточно, условия комфортные, темновато, правда,  света-то нет, но для этого дела свет и не нужен.

     В общем, возвращается он к праздничному столу, и докладывает блондинке сложившуюся «диспозицию». Получает от неё комплимент: «Какой ты умный и находчивый», - а потом и говорит: «Если мы сейчас оба встанем и сразу вместе уйдём, это будет подозрительно». Поэтому, сначала уйдёт она и будет ждать его на сеновале. А он  минут десять посидит, обязательно с кем-нибудь ещё станцует, и только потом тоже придёт на сеновал.  Обговорили детали, и блондинка ушла. А к Володе тут же подсели мужики с предложением выпить. Отказываться было бесполезно. Влили в Володю ещё пару фужеров водки и отпустили с «миром». Владимир  выполнил наказ блондинки, с кем-то станцевал один танец. Причём партнёрша, с которой он танцевал, его тоже от стола так не отпустила, заставила с ней выпить. В общем, когда Володя добрался до сеновала, пьян он был изрядно, но чувство «долга» толкало его вперёд.  Наконец он дополз до женского тела, которое почему-то спало, и как орёл сверху «бросился на добычу». Тело ему начало, естественно, отвечать, и дальше была такая бурная «сексуальная ночь», каких у него давно не было, или не было никогда, т.к. с такой красивой женщиной, какой была блондинка, он ещё не спал. Окрылённый, он делал чудеса сексуальности…

        Когда наступил рассвет, Володя проснулся и «офонарел. Рядом на сене лежала его жена, вся расхристанная, с задранной юбкой, разорванными трусиками и блаженной улыбкой на устах.  Минуту он приходил в себя, потом разбудил жену, дав несколько пощёчин  по щекам и вопросом: «Ты с кем спала?» Она: «Ни с кем». Он ей: «Да, ты же мне ещё и подмахивала». (Я извиняюсь, что указываю, такие интимные подробности, но из песни слова не выкинешь – именно так мне всё потом пересказал мой правый лётчик Игорь Попов, а Володя только его поправлял в «деталях»). Жена потом вспомнила, что да, когда на неё навалился мужчина, она хотела закричать, но потом узнала мужа, и просто отдалась его страсти, тем более так он её не ласкал даже в их первую брачную ночь, поскольку тогда был «юный и неопытный»…

       В общем, оказалось, что в этом селе издавна существовала такая «традиция». Если на свадьбе случайно оказывалась семейная пара, приехавшая издалека, с ними и делали подобную «шутку», о которой знали все гости на свадьбе. Причём роли были отработаны до совершенства и статистами-собутыльниками, и исполнительницей главной роли, блондинкой или брюнеткой (подбирали специально, чтобы фигурой и лицом была похожа на жену). В итоге – супруги получали незапланированную «первую» брачную ночь. Володя же после этого случая  стал ещё больше уважать свою вторую половину, которая, оказывается, всё в постели может, только приласкать её надо как следует…   
    
        Спустя много лет после описываемых событий я до сих пор не могу однозначно решить, как правильно оценивать эту «шутку» с семейными парами в этой Псковской глубинке, но во всех случаях отдаю должное «фантазии» того, кто её первый придумал. Кстати, один мой друг, которому я рассказал эту историю, сказал, что вроде, он уже об этом читал, чуть ли не в книге "Декамерон" Бокаччио. Если это так, то тем более остаётся только "порадоваться" за "народных умельцев", которые полученные знания применяют на практике. Но во всех случаях, если подойти отвлечённо, с «теоретических» позиций, наверно, для некоторых семейных пар это может явиться полезной и хорошей «встряской» против рутины семейной жизни. Особенно если с ней смирились и не ждут ничего особенного. Так что, благодаря своему правому лётчику Игорю Попову, я тогда узнал что-то новое об отношениях мужчины и женщины. К тому же, за месяц, что я летал в гарнизоне Остров, мы с Игорем исколесили всю Псковскую «губернию» с её достопримечательностями – Пушкинские Горы, Печёрский монастырь и другие красивые места, т.е. батин наказ насчёт обкатки машины выполнили полностью. Ну и главное, если когда-нибудь меня занесёт в эту деревню, то я буду во «всеоружии» – как гласит поговорка: «Предупреждён, значит, вооружён»…   
               

                Ларьков-Лончаков.

       Среди выпускников Оренбургского лётного училища, что в 1986 году пришли ко мне в полк, одна пара пилотов выделялась особо. Их так и звали Ларьков-Лончаков. Они были как правило везде вместе, только Игорь Ларьков не ходил ко мне на тренировки как Юра. Лончакова я через год взял к себе в экипаж, а Игорь был правым лётчиком моего зама Сергея Губаря. Обоих отличало обалденное чувство юмора. Для примера приведу письмо одного из этих "орлов", с которыми у меня и по сей день сохраняются очень тёплые, дружеские отношения:

    А Вы, батенька, ещё много чего не знаете про Николаевскую нашу жизнь! По секрету. Как мы воровали с ним черешню, у самих себя. Танюшек расставили «на шухере» по входам в улицу, а сами с вёдрами на дерево. Наелись. А утром Миля Николаевна велела нам собрать ягоду с обобранного дерева, пока воры всё не обобрали и что бы добру не пропадать. Как мы с ним «украли» лисапед,  ночью ехали на полёты, Юра сидел на раме, я крутил педали и мы чуть не зарулили в открытый канализационный люк. Иные житейские моменты просто фигня, в сравнении, с нам только известными, приключениями. А как Юрку, по настоящему, хотел задушить наш пьяный инструктор, за разорванные колёса, и за это получил от меня по башке?! Слава Богу не убил его, придурка. А он в два раза больше, чем мы с Юркой.
Танечка, Юрина жена, между прочим, прекрасно готовит. А мы это тогда не очень ценили. Ну, балбесы, молодые были. Главное, белые штаны иметь. И в зоопарке ими львов пугать… Вы и про это не знаете? Как льву резинкой в нюх попали?
Конечно, мы в Ваших глазах, как могли, старались быть примерными пацанами. Но знали бы Вы, каких сорви-голов Вы пригрели. Простите нас "засранцев", пожалуйста.
С огромным к Вам Уважением Игорь Ларьков.

    А ещё их обоих отличало одно замечательное качество - надёжность и находчивость во всех ситуациях. Ещё пример: когда мы собрались лететь провожать Юру на Байконур, выяснилось, что гражданская авиация туда больше не летает. Именно Игорь Ларьков всё организовал, и мы полетели служебным самолётом. Когда в воздухе после взлёта выяснилось, что "ящик с водкой" мы взяли, а ящик с закуской забыли в гостинице "Полёт" в Чкаловском, именно Игорь порыскал по "малонаселённому" самолёту ТУ-134, нашёл ещё таких же троих "бедолаг" в соседнем салоне, променял нашу гитару на их "закусь", и мы весь трёхчасовой полёт летели под хорошую музыку, в приличной компании и пили, как "культурные люди", каждый тост изысканно закусывая... Мало того, по прилёту на Байконур решили наконец покушать чего-нибудь горяченького, т.к. за двое суток ожидания самолёта в гостинице ноги наши как-то до "горяченького" не доходили. А всё потому, что в гости на "огонёк" каждый день заходили лётчики-испытатели, выходцы с нашего 12 омрап, Анатолий Полонский и Константин Калугин, которые так замечательно "травили" всякие авиационные истории, что наш единственный гражданский друг-бард Константин Фролов не успевал записывать, а нам с Игорем ну просто "не хотелось" идти в какую-то столовую, чтобы поесть горячего ужина. Но природу не обманешь - на Казахстанской земле нам просто захотелось "жрать".

    И именно Игорь, как самый молодой и находчивый, тут же нашёл приличный ресторан "с восточными танцами, "китайской кухней" и не дал нам "умереть с голоду". А довершение всего, он ещё спас мою честь. Дело в том, что в ресторане за соседним столиком скучало в одиночестве ровно шесть девушек. Как офицер, воспитанный на лучших традициях Советских Вооружённых Сил,я не мог допустить, чтобы девушки "скучали". Взял бутылку самого дорогого вина, которое только продавалось в этом ресторане, и отправился "выручать" девушек, дабы показать пример нашей молодёжи в лице Игоря. Пример я показал, но вот встать в 4 часа утра для встречи с космонавтами, когда они шли на одевание скафандров, сил у меня уже не хватило. И вот Юра Лончаков через стекло автобуса рисует Игорю вопрос: "Где командир?", - и видно, что при этом сильно переживает. А космонавтам перед полётом ""переживать" ну никак "низзя" - так и полёт сорвать недолго. Так  Игорь одними жестами смог объяснить: "Юра не волнуйся, с командиром всё в порядке - просто не "царское это дело" - в такую рань вставать. Мол, начинайте без него, а к старту он подъедет". Юра сразу успокоился и пошёл одевать скафандр. Мы Игорю его мудрость потом учли "при разливе..."

    Это, конечно, шутка, в которой есть доля шутки, но за что я ещё уважаю своих воспитанников Ларькова-Лончакова - они сумели любовь и уважение к лётной профессии передать сыновьям, и один из сыновей Игоря в прошлом году вылетел самостоятельно на Л-39.                Ещё сразу вспомнились и другие пилоты, которые ко мне пришли в полк в том далёком 1986 году, очень сильный выпуск был. И что особенно радует - у ребят до сих пор горят глаза, когда они говорят о полётах. С Игорем Дейнекой, сыном нашего Командующего Авиацией Военно-Морского флота Владимира Григорьевича Дейнеки летели в августе прошлого года с Москвы в Оренбург на юбилей нашего училища, и я огромным интересом слушал его рассказ о "нюансах" пилотирования "Боинга-747, на котором он сейчас летает после ухода из армии. Второй мой лётчик Володя Кузнецов, помимо того, что освоил "Боинг-737-800, летает много на спортивных самолётах и добился там высоких результатов. А в общем, невозможно рассказать о всех моих воспитанниках, но я очень рад, что спустя более 20 лет со многими из них мы продолжаем дружить и общаться, а некоторые даже умудряются до сих пор с меня брать пример. Для примера, Володя Кузнецов в этом году поставил всю семью на горные лыжи только из-за того, что увидел, как его командир катается на горных лыжах по центру южного  города Херсона в качестве разминки перед настоящими горами.
    Кстати, четырёхкратный олимпийский чемпион по горным лыжам француз Жан Клод Килли сказал так: "Горные лыжи сами по себе не могут дать счастье, но вполне могут заменить его!!!" Я эти его слова подтверждаю уже более 30 лет без перерыва. А чтобы убедить читателей, что это так, скажу, когда я перевёлся на юг, то стал брать отпуск 35 суток зимой и всего лишь 15 летом, именно из-за состояния счастья, о котором говорит Жан Клод Килли.
    А вообще, когда я вспоминаю службу в морской авиации, в который раз думаю, какие замечательные пилоты служили под моим началом, и как здорово, что с некоторыми из них меня связывает дружба, прошедшая проверку временем...
               
                (продолжение следует)

На снимке Игорь Ларьков, Константин Фролов и автор этих строк в музее Космонавтики на Байконуре.