Небеса 7

После окончания работы в цирке я уехал в Ленинград. Валентина настояла, чтобы я остался до конца её курсов с ней. Несколько месяцев мы посещали концерты, музеи в свободное от её занятий время. Я понимал, что, уговаривая меня остаться, она просто не хочет, чтобы я продолжал занятия музыкой. Оставаясь один, я занимался иногда на трубе, чтобы не потерять форму и вяло пытался восстановить свой английский язык. В своё время я ушёл с четвертого курса испанского факультета, а, уехав с Камчатки, я оставил уже английский факультет в середине учебного года на четвёртом курсе.

- У тебя нет толковой профессии и у тебя нет высшего образования, говорила мне Валентина.

- Профессия-то у меня есть и не одна. Другое дело, ты не хочешь смириться, что у меня нет высшего образования, и тебе становится неловко, когда тебя спрашивают, чем занимается твой муж.

- Даже, если это и так, - не скрывая этого, продолжала она, - неужели тебе не жалко того времени и сил, которые ты потратил на языки?

- Совершенно не жалею. Я почувствовал, прежде всего, русский язык, хорошо или плохо, но знаю испанский и английский. В данном случае не результат главнее, а участие в процессе, он временами был интересен и полезен. Дело не в языках и моих способностях к ним, но не вижу я себя в роли учителя. Не могу представить себя учителем. Это выше моих сил. Ты можешь это понять?

- Ты же переводил статьи с английского, когда я подрабатывала с переводами. Мог бы закончить институт, поискать работу с языком. Всего-то год-два осталось. Восстановился бы в институт и закончил бы заочный английский факультет. Вот посмотришь, когда-нибудь ты сильно пожалеешь об этом.

- Да понимаю я все и согласен с тобой. Постараюсь в этом году продолжить обучение. Только на заочном учатся, чтобы получить диплом, а не знания.

- Значит, получи диплом и занимайся, чем хочешь.

- Получить диплом и через пару лет с трудом вспоминать то, чему учился?
Там видно будет.

Я понимал, что диспетчером можно было попытаться устроиться в Минеральные Воды. Прошло время и, может, там всё изменилось, а можно было попытаться устроиться на Ново-Пятигорском аэродроме, где базировалась сельхозавиация, но там совсем мало платили. Но диспетчерская работа как-то ушла в прошлое. Ушла в прошлое оттого, что я намеревался получить специальное высшее образование по профилю организации движения в гражданской авиации, но неувязка с переводом и мое не возвращение на Камчатку перечеркнули эту идею. Можно было продолжить работу музыкантом, но и здесь нужно было бы привести всё в порядок. Нужно тогда поступить и закончить хотя бы музыкальное училище. Это совсем не трудно. Но мастерства исполнения вряд ли прибавилось бы. А в консерваторию я не сдам экзамены. Нужен педагог и специально позаниматься бы упорно с годик. А этого годика нет. Можно было бы даже пойти летать, но все стало непонятным, куда и как обращаться. Да и рассчитывать можно было бы только на длинный путь через непрестижную сельскохозяйственную авиацию. Даже можно было бы пойти работать в школу, но туда было невозможно устроиться. Можно было бы уехать в деревню, но это было с Валентиной исключено. В то же время, непременным условием возвращения и обучения на заочном факультете была работа с педагогическим уклоном, а её не было и не предвиделась.

Что-то не так. Что не так, никак не мог понять. В детстве привили мысль, что ты не должен быть похож на других. Что должен стать неповторимым. А неповторимость можно достичь, совершенствуясь долго в чем-то одном. Я пытался представить себя кем-то и рисовал себе всевозможные картины. Но это касалось работы. Сейчас я многое могу, но ни на чём не остановился, чтобы сказать себе: «Вот это и только это на всю жизнь». Это делают в детстве, когда тебя бесконечно спрашивают, а кем же этот карапуз хочет стать. А сколько себя помню, этот вопрос был самым трудным для меня. И поэтому ни в чем толком не продвинулся. Начал метаться.

В чем же заключается цель, которую нужно себе чётко представлять, чтобы уверенно можно было стремиться к ней всю жизнь. Везде и во всём, особенно имея ввиду профессии, я видел изъяны. Начинал чувствовать, что упущено время для своевременного начала длинного марафона, в котором все участвуют. Да и куда стремиться? Я вырвался вперед, а потом стал оглядываться присматриваться, как и чем другие живут тихо и спокойно, довольствуясь тем малым, что у них есть. Получалось, что если хочешь жить по бытующим меркам, научись жульничать, обманывать. Живи как все. Не высовывайся. Мне это было противно. Я не мог переступить себя, а все молчаливо как бы подталкивали к их образу жизни. Ничего из себя не представляя, многие мнили из себя неповторимыми, а ты, если что-то и делал хорошо, то считал это само собой разумеющимся. Я прожил свои молодые годы открыто, честно, размашисто, бесшабашно. Казалось, что я вдохнул эту жизнь полной грудью. А теперь стал задыхаться - все чаще и чаще мне что-то мешает продолжить воспринимать её широко и вольно. В чём же причина неудовлетворённости? Я возвращался к этим мыслям и не находил ответа.

Может завести детей? Это должно наполнить жизнь другими заботами и, может, наполнится смыслом. Я все настойчивее стал напоминать о желании завести ребёнка Валентине. Решили, что она начнёт лечиться.

Мы вернулись из Ленинграда. Нужно было искать работу и решать с институтом. Пошушукавшись с родителями, она предложила новый вариант развития событий.

- Послушай, я разговаривала с родителями и они не против купить мне квартиру. Но для этого нужно устроиться на работу опять в пансионат «Металлург». Ты мог бы это сделать?

- Устроиться нет проблемы, но каким образом это связано с квартирой?

- Не забивай себе голову. Там всё договорено. Не ты же платишь деньги. Тебе нужно будет поработать всего несколько месяцев, чтобы купля квартиры не бросалась в глаза. А когда всё закончится, ты уволишься и всё.

Я согласился с условием, если она приведет свои внутренности в порядок. Она пообещала заняться своим желудком, своим позвоночником, своей половой сферой.

Я опять устроился в пансионат. Меня и раньше, вперёд отговаривали, а потом звали вернуться. Оформился опять на должность завхоза, но договорился, что я не буду исполнять обязанности заведующего клубом  и массовика затейника. Мне захотелось присмотреться к хозяйственной работе, вникнуть в её суть и санаторную специфику. Мне открыли зелёную улицу в этом вопросе. Для начала мне вменили в обязанность отвечать за работу дворников и сторожей. Также я должен был выполнять разовые поручения директора. Я должен был являться несколько раз на день и докладывать о выполненной работе. Когда, казалось, всё было сделано, директор говорил:

- Чем занимаешься?

- Пока ничем, - следовал естественный ответ.

- Неужели ты не можешь найти себе занятие?

Столько хозяйственной работы, которую нужно давно сделать, а ты её не видишь или не хочешь видеть, - начинал меня учить он.

Мы выходили из кабинета и он, действительно, находил уйму дел, которые можно и нужно было бы сделать. Я пытался оправдаться, ссылаясь, что за ту или иную работу отвечает кто-то другой. А он отвечал мне всегда одно и то же:

- Ты здесь хозяин. Ты определяешь, что и когда нужно сделать. Если кто-то не видит или не хочет выполнять работу, говори мне. Я буду разбираться. Не прячься за других. Ищи себе занятие сам. Не я должен тыкать пальцем, я должен контролировать. Я свое отбегал.

Уже через месяц я нагрузил на себя столько работы, что приходилось приезжать раньше и уходить позже рабочего дня.

- Если для решения вопроса нужна будет кому-либо путёвка или металл, говори. Будем решать этот вопрос, - сказал он мне однажды. - Будь смелее и напористее.

Шло время. Не решался вопрос с институтом. Я подумал, что для хозяйственника подошло бы больше экономическое образование, чем педагогическое и поехал в Ростов попробовать или перевестись со сдачей некоторых специализированных дисциплин или, на крайний случай поступить на экономический факультет, хотя бы, на второй или даже первый курс.. Я заручился поддержкой директора и начал заниматься этим вопросом. За устройство всех дел в институте попросили, ни много, ни мало, ротапринт. Это такой копировальный аппарат. С согласия директора я пообещал, что будет у них ротапринт, хотя он и был в дефиците. Директор сказал, что «в Магнитке все есть, если надо для дела будет им ротапринт». Все, казалось, было устроено, но в самый последний момент мне отказали, сказав, что я уже использовал свой шанс с поступлением в институт и отказали.

Тем временем, мы с Валентиной решили пройти обследование в клинике по поводу возможности иметь детей. Я должен был сдать сперму на анализ.

- Зачем я буду её сдавать, когда я и так знаю, что все в порядке? - попытался отказаться я.

- Затем, что меня не будут обследовать, - объяснила Валентина.

- Для меня это слишком сложно. Я никогда не занимался онанизмом, ничего у меня из этого не выйдет.

- Скажешь, зря сюда я приехала? Все, что угодно, но нужно сдать этот анализ. Я не поеду больше сюда, -  начинала нервничать Валентина.

- Все кончилось тем, что пришлось купить за четыре копейки презерватив и отправиться в клинику.

- Зачем тебе презерватив, - удивилась она.

- Я не знаю, как и где, но придется тебе помочь сделать мне это.

…………………..

Собранную сперму из презерватива, который, показалось, вначале был обильно посыпанным тальком, я поместил в пробирку и отнёс лаборанту. После всех экзекуций небольшой процент сперматозоидов был непригоден для оплодотворения. У Валентины нашли отклонения, которые могли быть причиной временного бесплодия.

- Оказывается, и у тебя отклонения, - прицепилась она к результатам анализов.

- Чтобы зачался всего один ребёнок, нужен всего один сперматозоид, а их сотни тысяч и даже миллионы, - парировал я.

- Мои отклонения сами пройдут, может быть, - добавила она, а ты сам лечись.

- Придётся проверить другим способом, если ты считаешь, что причина во мне, - улыбаясь, ответил я.

- Можешь проверять, если хочешь, - процедила она сквозь зубы.

- Хорошо. При случае проверю. И тебе всё равно? - уже с издёвкой спросил я
Она промолчала. Я так и не узнал, почему она так упорно отказывалась лечиться. Мы приехали домой и не любили вспоминать посещение клиники.

Шло время, а вопрос с квартирой не решался. Я уже работал в полный рост хозяйственником, а по вечерам играл в ансамбле пансионата. Директор меня ставил в пример и говорил, что я его незаменимая рука. Почему-то я при этом вспоминал старушку с её фразой, что незаменимыми полны кладбища.

Однажды дома в Кисловодске я нашел старую плёнку для небольшого переносного старенького магнитофона, который был у Валентины. Сколько же ей лет? Обычно на них были записаны модные тогда песни. Давно не слышал Адамо, подумал я, включая магнитофон. Там был записан какой-то разговор. Я прислушался. Чем больше я слушал, тем противнее мне становилось. Все внутри вдруг перевернулось и мне захотелось взвыть от досады. На плёнке говорили об изнасиловании Валентины в какой-то гостинице Кисловодска каким-то карачаевцем. А в ответ пытались доказать, что она не первый раз в той гостинице и все преднамеренно было подстроено, чтобы вымогать с «насильника» деньги, хотя она сама отдалась ему. Но самое интересное, что тесть действительно намекал на урегулирование вопроса именно компенсацией ущерба.

Я спрятал плёнку и несколько дней не находил себе места. Вот, тебе и незамеченная в распутстве. Действительно, кисловодские студенты всегда держались обособленно у себя в Кисловодске. Их редко можно было встретить где-либо кроме института. Стало ясным её поведение в постели. Говорят, что изнасилованные обычно пускаются в загул после насилия через некоторое время, когда проходит шок и психологическая рана притупляется. Вот, почему они все в этой семье такие не общительные, а теперь можно сказать, что скрытные. Вот, почему они не стали устраивать свадьбу. Может, поэтому они продали свой обжитый дом совсем не меньше по размеру, чем этот, чтобы соседи ничего не могли поведать?

Я вспоминал её по институту. Её поведение было капризно вызывающим и удивляло, что капризы со временем стали почти незаметными. Было достаточно противности в её поведении, но это нельзя назвать беспочвенными капризами. Сколько же еще тайн скрывается от меня? Но то, что меня удерживали в полном неведении, было ясно как день.

Трудно было это переносить по нескольким причинам. Нужно было рассказать самой до того, как поженились, чтобы я мог решить смогу ли я мириться с этим или нет. На Кавминводах национальностей не счесть. Ни у кого не вызывает отрицательных эмоций смешанный брак. Но гулять славянке с чернявым парнишкой, меняя их, было предосудительно всегда. С такой девкой мог начать встречаться только тот, кто не знал об этом. Подобная связь считалась негласной гранью. Если переступила её, там и оставайся. С разговора на плёнке трудно понять было это с согласия или нет. Все её подружки, в основном, по факультету были ещё теми девочками, но вели себя скрытно. И это тоже бросало тень на Валентину.

 Я не знал, что делать. Меня использовали по полной программе. Мало, кто решается жениться на изнасилованной. Брак превращался в ширму, который позволял женщине скрыть свое прошлое. Обычно такие браки распадаются и следующий строится уже на хорошо упакованной лжи. И без этого было забавно наблюдать, что если спросить женщину о её прошлой половой жизни, то у всех у них, почему-то, был всего единственный, который сделал её женщиной, и который обычно погибал, а она начинала скромно ждать того второго, которым оказывался ты. Я стал подозревать Валентину во всех грехах. Вдруг стал замечать, что она иногда приходит позже, или у неё нет настроения заниматься сексом. Чтобы это не так действовало на нервы, немного успокоившись, я решил завести себе любовницу.

Как обычно, я не подавал вида, но замечал, как на работе скучает одна медсестра после того, как заканчивались у неё, назначенные на день отдыхающим процедуры. Она была моложе меня. Я знал её ещё по школе, в которой мы вместе учились. Ещё тогда, малолеткой в старших классах она уже знала, что можно делать с мальчиками. Красивой была бестия. У неё был бурный роман, который нельзя было не заметить. Но потом вышла замуж. Родила сына. Окончила медицинское училище и уже несколько лет работала в пансионате. Её рабочее место находилось в таком месте, что всегда можно было зайти и выйти незаметно. Хотя была замужем, вела себя вызывающе смело.

Если внимательно присмотреться, то можно было заметить, что на работе было место хорошо скрываемой интимной жизни. А меня директор приучал видеть незаметное для других  - то, что не бросалось другим в глаза. Конечно, потряс меня один столяр, который изготовил и установил небольшой стеллаж в неиспользуемой небольшой комнатки в несколько квадратных метров на верхнем этаже главного многоэтажного корпуса. Длина и высота были рассчитаны строго для одной маленького роста симпатичной санитарки, работавшей на этаже. Только с её ростом можно было лечь на него, упираясь головой в стену и поднять ноги, а за стеллажом оставалось место только для того, чтобы можно было примоститься сзади. Остальное было делом техники: следовал заказ и один и тот же столяр спешил на этаж «ремонтировать» или испортившийся замок, или плохо закрывающуюся форточку.

Решено - сделано. Стоило дать только понять, что хочется от неё и вопрос решён. Это была сексуальная машина. Она не знала усталости. Наверно, от этого она была худой и стройной. Всегда была весёлой. Встречи были частыми. Если не удавалось уединиться на работе, мы встречались на пустующей квартире моей родственницы. У меня был ключ. Я мог пользоваться ею при желании. Иногда, когда уезжал муж, она приглашала меня к себе. Это было вызывающе, т.к. в доме жили, в основном, сотрудники пансионата. Дом был заселён уже после того, как она поступила на работу в пансионат. Было понятно, что она её получила. Может, так же, как и я должен был «получить» квартиру. Все знали её и меня. Мне казалось, что это было безумием с её стороны так рисковать нарваться на скандал.

А ещё, как-то, будучи ещё мальчишкой, я был в гостях у знакомых грузин моих родителей в Тбилиси. Воспоминания, практически, стёрлись, но одно я запомнил на всю жизнь. Я попытался сесть на кровать хозяев. Не успел я сесть, как меня, неожиданно остановили и объяснили, что это очень дурная примета, если чужой садится на супружеское ложе. Это примета к супружеской неверности, объяснили мне. А здесь затаскивался чужой мужик в супружескую постель. Мне было не по себе. Но только безразличие к жизни, которое заполняло временами меня, оправдывало для меня самого моё поведение.

В Кисловодске я не выдержал и вручил молча жене плёнку. Зачем мне терзаться и скрывать, что тайны этой для меня уже не существует и оставаться в неведении о своем будущем, которое, как я понял, все больше стало зависеть не от меня? Она сразу всё поняла, отказавшись мне комментировать её и что-нибудь объяснять. Я чаще стал оставаться ночевать у своих родителей.

Однажды в декабре моя медсестра сообщила мне новость, не акцентируя на важности.

- Не права твоя жена.

- В чем?

- Да что у тебя что-то не в порядке.

- Насчёт чего?

- Насчёт детей. Беременна я

- От меня?

- Естественно.

- А почему ты не допускаешь мысль, что беременна от мужа?

- Потому, что он не хочет пока второго ребёнка и предохраняется, а ты нет. У меня нет никаких сомнений на этот счет. Я-то лучше знаю от кого и когда.

- Не буду спорить и тебе верю. Кстати, я хотел бы иметь ребенка. Разводись с ним и выходи за меня замуж.

- Ничего, кроме проблем не вижу от твоего предложения. Сейчас у меня все устроено и я всем довольна.

- Ты оставишь ребёнка?

- Нет. Я договорилась сделать аборт.

- Ты подумай. Может, выйдешь за меня?

- Я уже всё решила. Мне голову оторвут родители мужа. Они любят внука и меня не поймут. Можно было бы уехать куда-нибудь, но ехать некуда, а жить в одном городе и делить сына - это глупо. У ребёнка есть отец и пусть он воспитывает своего сына.
Впервые я почувствовал так явно, что мной пренебрегли. Когда я встретил её в следующий раз, она уже сделала аборт. Все меня имеют, как хотят, подумал я. Все всё решают, как будто ничего меня не касается. В Кисловодске всё зависло.
Как-то я пытался объясниться:

- Что-то не решается вопрос с квартирой. Так, будут покупать её или нет? - спросил я.

- Сейчас только этим осталось заниматься

- Что же я упираюсь в этом пансионате? Вы уже, как я понимаю, передумали, а меня в известность не ставите.

- Делай, что хочешь.

- А что я должен хотеть? Я пытался создать семью, и ты прекрасно понимаешь, что нас ничего не может связать кроме ребёнка, но не очень стремишься завести его.

- Тебе же сказано, что это ты виноват.

- Насколько я знаю, все было в порядке, да и ничего не изменилось. Могу предположить, что не так уж и скромно ты жила в институтскую бытность. Может, ты делала аборт? Часто он становится причиной бесплодия.

- Не твоё дело, что я делала все эти годы, и чем занималась, - взорвалась она. - Я не спрашиваю, чем и с кем ты занимался до меня.

- Неужели? И не моё дело, что будет, когда пройдут годы? Что нас будет связывать? Воспоминания? О чем? О том, что было у тебя до меня, а у меня до тебя? Они не объединяют. А чем и с кем я был до тебя, я не скрываю. Это ты темнишь.

- Если тебя что-то не устраивает, уходи. Я не держу.

- Сегодня или завтра? Это не мой дом и не наш. Следовало ожидать, что этим может закончиться наш тихий, можно сказать, приглушённый брак.

- Кстати, я знаю, что у тебя и сейчас есть любовница, - продолжала она вспыльчиво говорить.

- А может, ты знаешь и о том, что она недавно сделала аборт? Так у меня все в порядке... - вырвалось у меня неожиданно.

Она вдруг замолчала. Я понял, что она блефовала, и как младенец попался на удочку. Продолжать разговор о любовнице не стала. Видно было, что это для неё было большой неожиданностью, Она ещё не сообразила, как реагировать на эту новость. Я попытался перехватить инициативу в разговоре и сказал:

- Давай, закончим разговор на сегодня. Мы наговорим друг другу глупостей и трудно будет потом преодолеть их. Я предлагаю пожить некоторое время отдельно, подумать и потом решить, что будем делать, - сказал я.

Она согласилась и я уехал к себе домой. Я не стал ничего объяснять родителям. Сославшись на большой объем работы и занятость, я сказал, что некоторое время поживу в Ессентуках. Работы действительно было много в последние две недели декабря. Кроме хозяйственных обязанностей директор сделал меня ответственным за подготовку к Новому году. Что касалось оркестра, то нужно срочно было приготовить новую концертную программу, т.к. ожидался высокопоставленный гость. Директору нужно было очередной раз похвастаться. Было дано распоряжение освобождать всех участников самодеятельности после обеда и репетировать столько, сколько нужно.

Каждый день пришлось задерживаться на работе. После репетиций обязательно кто-то предлагал пропустить по сотне грамм водки. Обычно для этого использовался магазин, где покупалась водка, а затем, перейдя в павильон «Мороженое», разлив водку в гранёные стаканы, выпивали её, закусывая мороженым. Вспоминая о Валентине, я думал: почему я должен бегать за всеми, уговаривать? Это больше нужно ей. Я был зол на неё. А на свою любовницу просто обиделся и не спешил искать встреч.

А не пойти ли мне в небольшой загул? Нужно подыскать какую-нибудь красавицу. А со временем всё станет само собой на место. Что голову ломать и изводить себя? Всё уже произошло и ничего не изменить. Нужно отдаться судьбе в полное распоряжение. Что она преподнесёт в следующий раз?

Тридцать первое декабря было занято полностью. Вечером концерт, а потом танцевальный вечер до полуночи. Мной был оформлен отпуск с первого января. Я не хотел думать о Валентине. Если бы захотела, то попыталась бы связаться со мной. Не захотела? Не надо. Спешить не буду.