В сауне

- Только Горшков играет. Он так каждый матч играет, как последний. Матч как будто у него последний в жизни. А эти все, смотреть противно. Да при чем тут контракт? Контракт. Б.. Ты пойми, те деньги, что по контракту, они у него считай уже в тумбочке. Ну на х.. ему играть, у него все уже есть. Если не хочет больше, так вот и будет. Как они все.. Эх.. Что-то мне уже, пойду сполоснусь.
Он не торопясь вышел какой-то корявой походочкой. Может борец?
- Ой и не знаю. Как сегодня выдержу, мне сегодня еще стоять. Это из-за большой круглой почти спины.
- Что?
- Службу стоять. Вчера так хорошо... А вот молиться трудно, все в голове что-то... Пальцем залохматил волосы у виска и закруглел своими большими плечами еще больше...
Вернулся ополоснутый и сразу все объяснил про футбол. Со звонкими матами. И без вздоха дальше:
- А я вот еще не понимаю. Ну вот я никогда не слышал, чтобы там какая церковь упала или дома старые. Они стоят и стоят. Строили же нормально. Но я не понимаю. Ведь одинаково же стоит по деньгам, как ... если строить,  и если качественно одни и те же деньги ...ь, зачем ...чить?!
И дальше всякие слова.
Тут прошла уборщица и включила свет, снаружи. Чего в темноте-то.
А я думала, тут у мужиков специально было для интима. И они меня не видят в уголке, хорошо так говорят, душевно.
 - И вот, например Исаакиевский собор, он вот сколько лет стоит.
- Ой как вы не правы, - не утерпела моя балаболка. - Вы посмотрите, там же ни одного прямого угла уже нет, где портики с колоннами. Исакий же совсем провалился между ними.
Мужики изумленно замолчали. И не поверили.
Все как-то я испортила, прямо обидно самой.
Но настрой мужика меня и задел. Почему-то очень приятно думать, что вот ну хоть когда-нибудь все было хорошо.
У меня в кочегарке на Кузнечном 2\4 тоже был дореволюционный клинкет. Как раз на входе холодной воды и был. Ясно же к нему и не подходил никто близко и пальцем не трогал, отвалится еще на фиг, утопнем в подвале своем. Но гордость за державу была.
И ведь всем понятно же, что по бедности было, и не сменили. Он сросся там уже весь. Только из гордости и стоял.