Н. Чудин. Михаил Коробко. Глава первая

НА ФОТО: Партизан Коробко Михаил Андреевич, работник Благодарненского райвоенкомата. Погиб 13 октября 1942 года.

***

От имени Президиума Верховного Совета Союза ССР за доблесть и мужество, проявленные в партизанской борьбе против немецко-фашистских захватчиков НАГРАЖДАЮ:
Медалью «Партизану Отечественной войны» 1-ой степени:

КОРОБКО Михаила Андреевича

ГРИЦЕНКО Федора Федоровича

БЛЕДНОВУ Александру Петровну

(Из   приказа   начальника   штаба   партизанского движения при ставке Верховного Главнокомандующего)

***

ГЛАВА ПЕРВАЯ
                1.

Ночь была ясная, безветренная. Мягкий лунный свет синей полосой лежал поперек постели. Тень оконного переплета, точно нарисованная, висела на стене. Мерно постукивали ходики. Не спалось Евдокии Петровне, - горе пришло в ее тихую хату и отгоняло сон.

Видная была семья Коробко. Бывало, пять сыновей выйдут за околицу, грянут песню - вся Алексеевка слушает да хвалит. Выросли они и разлетелись - один на учебу, другой на работу, третий на выдел. Хозяйством вершил сам Андрей Федорович с дочерью Устиньей и двумя подростками - Иваном и Михаилом.

Теперь снова убавилась семья: меньшак Михаил набедокурил - ушел из дому. Ушел не спросясь отца и неизвестно в какую сторону. Говорят на море. Он все книжку читал о морях. Вот и дочитался. Заплутается, пропадет несмышленыш.

Четвертую ночь не спит Евдокия Петровна: обо всех думает, всех жалко, больше всех жалко меньшого. На улице заиграла гармошка. Ей подтянул бойкий ребячий голос, нет, не мишкин голос. Где теперь Мишка?

Андрей Федорович заворочался, пошевелил губами, поворчал:
- Досе, не спишь?.. Спать надо... В капитаны захотел, пусть! Хлебнет соленого, придет...

2.

Они сидели у кургана, поросшего пыреем. Солнце опускалось за край степи. Время от времени ветер перебирал широкие листья кукурузы. Где-то совсем близко переговаривались перепелки:
- Под-пенек, под-пенек, под-пенек...

Хорошо на степи. А на море все-таки хочется. Там у матросов бескозырки с ленточками. Но лучше всего быть капитанами кораблей. Сбор назначен здесь. Афонька и Степка пришли, а Павки нет. Михаил озабоченно посматривал вдаль.

- Что скажет отец? - вздохнул Афоня.
- Выдерет, - предсказал Степка.
Михаил успокаивал загрустивших ребят.

- Моряками будем, никто пальцем не тронет.
Из-за пригорка, пыля по дороге и размахивая в воздухе шапкой, бежал Пашка. Вспотевший, взъерошенный он бросил на землю мешочек с харчами и сел на траву.

- Беда. Дознались... Только я выбежал из-за гарпешкиного сарая, навстречу афонькин отец.
- Где Афанасий?
- Не знаю.
- Брешешь!
- Вот вам святой крест, не знаю.
- Поймаю, - говорит, - выпорю.

Афоня сидел бледный.
- Не бойсь, - успокоил Михаил, - моряку ничего не будет до самой смерти.

Ребята повеселели. Ночевать остались под копной. Спали, прижавшись, друг к дружке, преисполненные заманчивой надеждой.
На заре тронулись в путь. Шли по дорогам, где раньше не ходили, видели незнакомые села. Догорал второй день, когда они услышали свисток паровоза.

Ехали на подножках, на буферах товарных вагонов. Мелькали сады, села, хутора, бежали навстречу, как живые, телеграфные столбы.
На Каспий... На пароходы...

3.

Город Махач-Кала вплотную придвинулся к морю. Веселые дома его смотрятся в воду. Михаил первым сошел по каменной лестнице к берегу. За ним в нерешительности, как завороженные, шли его друзья. Они впервые видят море.
 
Каспий... О нем ребята знали только из книжек. Сейчас Каспий лежит перед ними большой, неоглядный. Было совсем тихо, но Каспий дышал. Синяя зыбь то поднималась, то опускалась. Ребята стояли в безмолвии. Вот оно, какое море, не страшное, даже ласковое, приветливое.

На рейде стоял пароход. Из короткой черной трубы шел ленивый курчавый дымок. В носовой части, на белой полосе, выпуклые, тяжелые, с голубыми оттенками буквы.
 
Михаил прочитал:
- «Ас-тра-хань».
Друзья откликнулись:
- Пароход «Астрахань»!
- Как на картинке!

На палубе над бортом стояла девушка в розовом платье. Она наблюдала, как проворные чайки кружились над бухтой и, завидя рыбку, падали камнем, разбрызгивая воду. Девушка рукой отбрасывала назад золотые локоны и улыбалась. И совсем, совсем, как в сказке, плыла парусная лодка. Плыла, тихо, чуть продвигаясь. Парус, как большое птичье крыло, слегка накренившись, медленно покачивался.

С капитанского мостика сошел человек в белом кителе, засуетились матросы. Гулко загрохотали цепи, якоря были подняты, пароход басовито загудел и, медленно разворачиваясь, пошел вперед, в бухту. На дебаркадере спокойно ждали. Два матроса - на носу и на корме - сматывали в кольцо бичеву. Скрипя бортами о дебаркадер, пароход стал. По трапу пошли люди.

- Вот бы на этом пароходе устроиться! - сказал Михаил. – Да как к нему пройти?

С парохода тащили какие-то ящики, свернутую трубой кожу, чем-то набитые рогожные мешки. А сколько народу толпится в больших портовых воротах! Ребята пытаются проскользнуть между людьми, но в дверях стоит толстый человек с красной повязкой на левой руке. Он, молча и грубо, отталкивает их волосатой рукой. Но, где, же ему углядеть за всеми!

К воротам несли большие тюки. Михаил моргнул спутникам, и, пригнувшись, они благополучно проскользнули в порт. Пароход разгружался. Грузчики, потные и черные, ловко сбегали по трапу, неся на спине мешки и ящики. Становилось прохладно. Порт погружался в вечернюю синеву. Засвистел сверчок охранника. Ребята прижались к стене пакгауза. Ветер донес запах смолы и нефти.

- Холодно, - сгибаясь, шепнул Степа.
- И ни клочка сена...
- Хоть бы рогожу, какую достать.
- Переночуем и так, - заверил Михаил, - а завтра к капитану пойдем, а там и море.

Из-за угла вышел высокий человек, он медленно, все ближе и ближе подходил к ребятам.
- Кто тут?
Михаил приподнялся.
- Это мы дядь.
- Кто это - мы?
- Приехали недавно... Мы тут в моряки поступаем.
- А, ну, отчаливай! Моряки.

Ребята поднялись, пошли в сторону дебаркадера.
- Право руля! - скомандовал сторож.

Портовые ворота захлопнулись. Сердито звякнул засов. В темноте ребята набрели на деревянную изгородь, под ней шуршала трава. Тут и заночевали, не теряя надежу попасть на пароход. Утро было прохладное, даже руки зябли.

Пароход по-прежнему стоял и бухте, на палубе безмолвно. С набережной доносилась протяжная молитва или песня. Ребята поднялись на пригорок. Базар в разгаре: пестрый, шумный, веселый. Пахло фруктами.

- Шашлык! Эй, подходи, свежий сочный шашлык!  Пирожки, пирожки горячие!

Афоня глотнул слюну, покосился на Михаила. Чего только не было на базаре! Вот если бы деньги! Карманы у ребят были пусты.
Вернулись на пристань. Сели вблизи каменной дамбы и принялись вытряхивать свои тощие сумки.

Домашние запасы приходили к концу. Михаил деловито заключил:
- Не будет дела тут. Люди какие-то несознательные. На Дербент надо.   На Дербент. Там дело будет...

                4.

И Дербент встретил ребят не очень дружелюбно. Видели они голубое море, золотистые берега. Пароходы приходили и уходили. На них, оказывается, совсем не нужны новые молодые моряки.
Можно, сколько хочешь, сидеть у берега и не стать моряком.

Очень скучно, да и домой хочется. Ой, как хочется! Снилась степь, пшеница, дом. Неудержимо, до слез хочется домой. Снова загудели рельсы, стучали колеса. Мелькают терские сады, станичные белые хаты, плетни, сараи. Прошли по родным полям, по знакомым дорогам.

Вот и Алексеевка. Она лежит в низине, тихая и близкая сердцу. Михаил посмотрел на друзей. Мало времени прошло, а ребят не узнать: огрубели, как будто подросли. А до чего же пообносились, локти и колени голые, шершавые, черные от мазута. Как в селе появиться?

- Посидим, отдохнем, - сказал Михаил, - стемнеет, тогда уж и двинем.

Сумерками, вслед за коровьим стадом шли по селу. На базах звенели подойники. От таганцов тянуло кизячным дымом и борщом. Вот хата Степки. Мать стоила у двора. Степка, молча, открыл калитку, прошел мимо матери. Она, ничего не говоря, прижала кончик фартука к дрожащим губам.

- Одному обошлось легко, - подумал Михаил.

Тревожились за Афоню. Да и о себе Михаил думал без особой бодрости - крутой характер у отца. Вот и афонькин дом. Щелкнула калитка.

Спустя несколько минут пареньки услышали свист хворостины и визгливый афонькин голос:
- Папаня! Больше не буду!

Нелегко Афоньке, ой, нелегко.

У своих ворот Михаил прислушался. Мать доит корову на базу. Отца   не слыхать. Михаил скользнул в хату. В нос ударил знакомый запах опары и сушеных яблок. Через минуту вошла мать с цибаркой. Она глянула на сына и ничего не сказала.

Потом, процедив молоко, она принялась корить сына горько, но беззлобно:
- Непутевый! Горюшко ты мое.
Михаил молчал. Мать подала ему борща и кружку молока. Наскоро поужинав, он лег на кровать.

                5

Сходка затянулась, и Андрей Федорович возвратился домой далеко за полночь. Важные в те времена проходили сходки - в селе создавалось товарищество по совместной обработке земли. Андрей Федорович на новых началах пустил в борозду все свое тягло: пару волов и лошадь. В новый порядок семья Коробко вживалась степенно, уверенно.

Андрей Федорович, переступая порог, сразу же заметил на деревянной кровати сына. Михаил спал. Евдокия Петровна, скрестив  руки  на  животе,  стояла у печки.  Она знала крутой нрав мужа и с волнением ждала его прихода. Михаил, бесспорно, заработал кое-чего.

- Мишка?  - кивнув головой в сторону кровати, сурово спросил Андрей Федорович.
- А то кто же.
- Потаскун паршивый.

Андрей Федорович подошел к кровати и долго смотрел на сына. На крутой лоб сползла русая прядь волос, острый розовый нос облупился от солнца. Не скажешь, что плохой парень, а поучить придется. Отец вздохнул, покачал головой, разделся и ушел спать в другую половину. Вздохнула Евдокия Петровна: пока дело обошлось без ремешка.

Пришли с вечеринки Устинья и Иван. Они ели и говорили вполголоса.
- Моряк на побывку пришел, - острил Иван.

Устинья смеялась. Жгучее любопытство разбирало ее - поскорей бы узнать у Мишки, где он скитался.

Чуть забрезжил рассвет, Устинья на пальчиках подошла к Михаилу, тряхнула его за плечи.
- Вставай, за сеном ехать... Скорей, пока отец спит.

В этот день председатель товарищества, объезжая сенокосные участки, похвалил Устиныо и Михаила за отличную работу, а при встрече с отцом в селе, сказал:

- Ух, и молодцы твои ребята, Федорыч, взрослых стоят.

Совсем обмякло отцовское сердце. По этой причине и благодаря искусным маневрам, пущенным в ход Устиньей, трепка, предназначавшаяся Михаилу за его морской поход, так и не состоялась.

***

ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ:

http://www.proza.ru/2012/03/04/544

ИСТОЧНИКИ:
Н. Чудин. Михаил Коробко. Ставропольское книжное издательство. 1945 год. Тект отцифровал: Владимир Ильич Пузиков. 5 – 7 января 2011 года. г. Благодарный.