Парижгород, что на реке Луаре

Улита Белоглазова грезила у окна, подпирая голову пухлой ладошкой. Над геранью, украшавшей подоконник, вяло роились мухи. В полуденном мареве вязло квохтанье кур дальше по улице. Пыль, поднятая колесами телеги, так и висела в воздухе, словно ленясь оседать на землю. Улита проводила телегу равнодушным взором, но насторожилась, услышав, как возница кричит «Тпрру!» возле их ворот.

- Письмо тут передать велено, до купца Белоглазова! – объявил возница в ответ на бубнеж полусонного сторожа. – Из Нижнего Новгорода.

Улита вздохнула и перевела взгляд на пыльные лопухи у обочины. Скукотища! Вот бы кто привез письмецо не батюшке, а ей. Да не из Нижнего Новгорода, а из самого Парижу. Там, говорят, кавалеры не чета тутошним. Не водку, поди, хлещут, а вина да коньяки. И выражаются красиво: «мамзель», «мадам». Сколько мечтала Улита о галантной французской жизни, сколько книжек о ней перечитала! Ни о чем другом и думать не могла, недавно даже оконфузилась в усадьбе у помещиков Поливановых: рояль раулью назвала. Одно только Улите в Париже не нравилось: что речка там «Сена» называется. Будто «сено». Улита, впрочем, не растерялась: отыскала в романах другую французскую речку, Луару. Туда она свой собственный Париж и переставила. И теперь, облокотившись о затененный геранью подоконник, Улита мечтала о письме из Парижгорода, с берега речки Луары.

- Мадемуазель! – вырвал ее из грез бархатный мужской голос. – Могу я иметь счастье спросить у вас дорогу?

Улита заморгала. Под окном – и откуда взялся-то! – стоял стройный молодой человек в лиловом камзоле и с длинными волосами, перехваченными ленточкой. Француз! Как есть француз! И говорит с заморским акцентом!

- Спрашивайте! – сипло выдохнула Улита, и закашлялась, прочищая горло.

- Не подскажете ли, есть ли в вашем городе гостиница? – Голос учтивый, негромкий, а черные глаза так и горят угольями.

- Как не быть. – Улита поднесла руку к горлу, силясь одолеть напавшую безголосицу. – От перекрестка налево свернете, там и будет «Залесская».

Экие хозяева гостиницы незадачливые! Не могли название получше придумать, вроде «Грандотели» какой.

- Мадемуазель, благодарю! – Незнакомец вновь опалил Улиту черными очами. – Вы так же любезны, как и прекрасны. Ваша помощь была бесценна.

Француз вежливо поклонился и зашагал к перекрестку. Когда он проходил мимо телеги, лошадь громко заржала и прянула, вызвав поток брани у возницы, беседовавшего с купцом. Но Улита, алевшая пуще герани, этого даже не заметила.

***

- Всякий страх потеряли, окаянные! – сетовал Леший, расхаживая взад-вперед по поляне. – Надо ж такое удумать! В город полез, бабам куры строить! Совсем ты, мусью Мишель, соображение растерял!

- Если я не буду совершать время от времени небольшой променад, я не только «растеряю соображение», но и просто одичаю в вашей глуши, - проронил молодой человек в лиловом камзоле.

Он сидел на стволе поваленной ветром березы и разглядывал ногти. Неподалеку к дубу прислонился рослый богатырь с длинными русыми волосами, охваченными берестяным обручем. Он наблюдал за разворачивавшейся сценой и тихонько посмеивался.

- Одичаешь, когда на попа со святой водой нарвешься! – причитал Леший.

- Да ладно тебе! – вмешался богатырь. – Скучно же все время в лесу сидеть.

- «Скучно»! – передразнил Леший и раздраженно сплюнул. – Одному мне скучать некогда. Вот беда мне с вами! Хоть бы ночью пошел! Так нет, средь бела дня в город потащился, покрасоваться ему, вишь, захотелось. И где ты только взял эту камзолю! Тебе вообще в чем помер, в том и положено ходить!

- Я не могу все время ходить в одном и том же! – возмутился Мишель. – И показаться дамам в военной форме тоже не могу – в ней дырка от пули. А камзол у меня с собой был, на всякий случай.

Богатырь закашлялся, пряча смешок. Сам он бродил по лесу не одну сотню лет: с тех самых пор, как полез сюда воевать со Змеем. Решив, что три головы у гада мерещатся ему после вчерашней пирушки, он махнул палицей по одной змеиной морде и счел сражение завершенным. Увы, две оставшиеся головы воспользовались тем, что он опустил оружие, и закончили бой на свой лад.

- Ничего, - мстительно сказал Леший. – Ты ж, небось, с самого двенадцатого года с собой эту камзолю таскаешь?

- Да. – Мишель заподозрил неладное и забеспокоился. – А что?

- А вот выйдет твоя камзоля из моды, так больше в ней на люди не покажешься! – злорадно сообщил Леший и, посмеиваясь, заковылял к чаще, оставив француза в подавленном настроении.

***

- Мсье Илюха! - громким шепотом звал Мишель богатыря, вольготно раскинувшегося на берегу лесного ручья. – Мсье Илюха, у меня к вам дело!

Илюха выслушал дело, поведанное на ухо взволнованным шепотом, и замотал головой.

- Не, Мишань, так не пойдет. Это самый что ни на есть грабеж, а мне грабить не положено: я герой, как-никак. Ты вон Гришку Вяхиря попроси, он подсобит.

Гришка Вяхирь, верткий и быстроглазый, поселился в лесу с полвека тому назад, с тех пор, как не поделил добычу с товарищами по ремеслу. Выслушав Мишеля, кратко спросил:

- Дело верное?

- Верное! – убеждал его Мишель. – Я сам слышал, как купец говорил: подвода с товаром поедет через лес.

- Тогда пойдем, - решил Вяхирь.

- Спасибо, мсье Гриша, - говорил Мишель, уводя подельника к просеке. – Вы надежный, с вами никакая опасность не страшна… - Он ненавязчиво повысил голос. – Даже если у купцов обереги с собой окажутся.

Илюха, услышав про обереги, поднял голову из высокой травы, прищурясь, посмотрел вслед уходящим приятелям, ругнулся вполголоса и, поднявшись и подхватив с земли свою палицу, зашагал за ними.

***

На следующий день легкий летний ветерок долго разносил по шелестящим кронам вздохи и причитания старого Лешего. Уж как он сетовал, как жаловался на нынешнюю беспутную нечисть! Как сокрушался, что минули те времена, когда лесные духи стращали путников «славы ради, а не токмо для наживы»! Нечисть, однако, его не слушала: богатырь, закинув руки за голову, кемарил на своем излюбленном местечке у ручья, Вяхирь с любопытством разглядывал резную табакерку, захваченную без всякой надобности, а Мишель деловито колдовал над отрезом ярко-синего сукна.

***

Улита пребывала в расстроенных чувствах. И было тому сразу две причины. Во-первых, поначалу ей никто про гостя французского не поверил. Оказалось, что ни одна душа, кроме нее самой, иностранца не видела. В гостинице прекрасный незнакомец так и не объявился. А ведь Улита специально подсылала горничную, чтобы та у прислуги все повыспросила! Однако Груша вернулась ни с чем. Ни кучер, ни отец тоже ничего не приметили. Странно, гость ведь мимо них проходил. Не иначе, их забаловавшая лошадь отвлекла. Улита места себе не находила, искала хоть кого-то, кто бы тоже француза видел, но все было тщетно. В конце концов, все решили, что в жаркий день ее просто сморил сон у окошка, и иноземный красавец ей пригрезился.

Улита обижалась, злилась, и даже плакала от досады, и в конце концов постановила для себя: француз путешествовал тайно, инкогнитой, а про гостиницу спросил, только чтобы с нею заговорить. Такое объяснение ее устраивало, и она уже почти повеселела, как тут и нагрянула вторая причина для грусти. Объявился красавец-француз! Да только объявился не в гостинице, и не на той улице, где Улита у окошка его поджидала. Наталья, дочь помещиков Поливановых, его неподалеку от родительского городского дома встретила!

Вечером того же дня Наталья, захлебываясь от восторга, описывала гостям галантного кавалера в роскошном синем сюртуке. Кавалер, дескать, расспрашивал ее, нет ли театра в городе, где проживают столь утонченные особы, как она. Все тотчас узнали в описании красавца, виденного Улитой, только одет он был по-другому. Так оно и понятно: не будет ведь благородный человек всегда в одном и том же расхаживать.

А Улита и не радовалась, что ей, наконец, поверили. Она приняла решение, что, едва из гостей домой воротится, так тут же душераздирающий стих о разбитом сердце напишет. И непременно чтоб в рифму!

Купец Белоглазов тоже не утешился тем, что слова его дочери подтвердились. Он сидел за столом, слушал рассказ об элегантном синем сюртуке иностранца, и вздыхал, вспоминая отрез добротного сукна, безвозвратно сгинувший в лесу при самых что ни на есть таинственных обстоятельствах.