В деревню

Татьяна Ботанова

– Танюшка, вставай! – мама тронула дочку легонько за плечо. – Нам долгий путь предстоит – до вечера нужно добраться в Глуховшину.
Мамины слова с трудом пробивались в спящее сознание. Сквозь дрожащие ресницы проявилась залитая утренним солнцем комната. Танюшка уже знала, что Глуховшина – это деревня, в которой живёт тётя Степаня – старшая бабушкина сестра. К ней-то они и едут, а по пути остановились здесь – у младшей сестры, тёти Ксении. Мама давно не была в гостях у своих тётушек, вот и решили на семейном совете отправить её с детьми погостить и родне показать – ведь Славика ещё никто не видел. Бабушка осталась в хозяйстве: коза Машка, огород... Когда-то, когда Танюшка ещё не ходила в школу, они с бабушкой Василисой ездили в деревню, но мало что осталось в памяти. Зато теперь, когда она уже такая большая и пойдёт в третий класс, она всё запомнит и потом обязательно расскажет Тоньке и Тане, своим лучшим подружкам. Да-а-а, они тоже отдыхают: Таня у бабушки в Башкирии, а Тонька в посёлке у своей бабушки. А вот она, поехала далеко в деревню. Мама так и сказала бабушке: «Не волнуйся, я же с Танюшкой – она большая, поможет мне в дороге»
Сначала они ехали в поезде, и Танюшка, как большая, спала на верхней полке, смотрела в окно. Самое страшное и интересное – это тоннели и мосты. Когда поезд влетал в тоннель, по вагону проносился ветер, становилось темно (свет включали, только если тоннель был длинным), и колёса гулко гремели «тата–тата–т–т–тата–тата–т». Вдруг он не кончится, этот тоннель, или свод обвалится?!  А когда ехали по мосту – далеко внизу – река, посмотришь вниз – голова кружится!
На поезде доехали до райцентра, где жила тётя Ксения. Маленький тихий городок с дощатыми тротуарами и пыльными дорогами утопал в зелени высоченных тополей, раскидистых клёнов и дубов. За низкими разноцветными частоколами красовались высокие мальвы с розовыми и сиреневыми цветами, кокетливо заигрывая с белыми наличниками и раскачиваясь в тени кудрявых калин и стройных рябинок. Тётя Ксения встретила их приветливо. Игнатий Евтихьевич, её муж, был каким-то городским начальником. Все обращались к нему по имени-отчеству. Танюшка сначала даже боялась его, но потом поняла: он большой и ласковый. Дом у них был красивый и просторный. Гостям выделили две спаленки: одну ей,  вторую – маме со Славиком. На окнах белые кружевные занавески, высокая кровать застелена таким же кружевным покрывалом, маленький столик уставлен красивыми вещицами: статуэтки, шкатулочки.
К обеду все собрались за большим круглым столом в просторной комнате – её называли горница. Тарелки, салфеточки, серебряные ложки и вилки, чашечки тонкого фарфора с витыми ручками - всё это великолепие приводило в трепет. Как в сказке! И она в этой сказке – принцесса. После обеда в хрустальные, словно ледяные, вазочки положили настоящее ароматное мороженное.
Игнатий Евтихьевич достал из огромного, с красивой резьбой, шкафа нарядное платье на плечиках.
– Татьяна, иди-ка сюда. Нравится?
Платье было просто сказочное: подклад нежного персикового цвета, а сверху капрон – с бархатными розовыми цветочками. Не было никаких сил смотреть на это волшебное платье. Мечта каждой принцессы! Игнатий Евтихьевич приложил платье к Танюшке:
– Кажись в пору… Что ж, владей! Иди-ка примерь, а мы полюбуемся.
– Это мне!? – пролепетала Танюшка. – Спасибо!
Она посмотрела на маму: «Мне?» Та легонько кивнула. Прижимая к груди платье, девочка побежала в свою комнатку. Примеряя обновку перед зеркалом, услышала мамин голос:
– Игнатий Евтихьевич, ну что вы, зачем?
– Ничего-ничего, смотри, как радуется. И крикнул:
– Готова? А ну-ка, покажись!
Бережно надев платье, расправляя пышную юбку, она, чуть дыша, вошла в комнату, воображая себя настоящей принцессой. Смущаясь от всеобщего внимания, остановилась и сделала реверанс.
– Хороша девчушка! Носи на здоровье. Ну, вы тут дальше без меня… я машину пришлю, вас отвезут на Вятку.
– Да что вы, Игнатий Евтихьевич, такое беспокойство…
– Никакого беспокойства, – доброе лицо улыбалось. – Ксения поможет тебе, да и сама проедется с вами. – Он заботливо обнял жену. – А мне пора уж, извиняйте…
Вскоре все поехали на настоящей легковой машине с шофёром  на Вятку. Прибрежный песок был такой горячий, что ходить по нему босиком было невозможно. Река, конечно, не озеро, какое у них дома, но другой берег тоже далеко, и тёмная вода течёт быстро так... Даже страшновато, колышущиеся водоросли напомнили сказку про Русалочку…
– Дочка, – донёсся мамин голос, – ты встала?
– Встаю! – крикнула окончательно проснувшаяся девчушка, соскользнув с мягкой перины. «Опять я задумалась. Всё время меня нужно подгонять!»
– Всё время тебя подгонять нужно – вторил голос мамы из соседней комнаты.
– Я уже встала.
– Собирайся быстрее – опоздаем…
За плечами у Танюшки - рюкзачок, в одной руке мешок с продуктами, в другой – мягкая и тёплая ручка Славика. Она чувствовала себя большой – маминой помощницей и, хотя было тяжело – не жаловалась.
Они шли по зыбкому песку, спускаясь к реке. Обгонявшие их машины и мотоцикл подняли такую пыль, что дышать стало нечем и ничего не было видно. Мама прижала лица детей к себе.
Вереница людей с сумками, чемоданами и прочей поклажей тянулась до самой кромки воды. Машины въезжали прямо на палубу причалившего парома. Он закачался на волнах, Танюшка встревожилась:
– Мама, а мы не упадём?
– Куда ты упадёшь? Не отставай!
Страшно было ступать на зыбкую палубу, но она ведь большая и ничего не боится!
Паром издал длинный гудок, со всех сторон послышалось: «Отчаливаем!.. Наконец–то!» Долго она не решалась сдвинуться с места, но любопытно ведь! Направилась было к краю – посмотреть, но мама поймала её за руку:
– Куда тебя опять понесло? Сиди и никуда не отходи от меня! Тяжко вздохнув, Танюшка опустилась на лавочку рядом с мамой. Славка мирно сопел на коленях.
– Да  рядом я, мам!
«И чего она волнуется, я уже большая…»
Танюшка с любопытством рассматривала шумную компанию пёстро одетых людей – это были цыгане. Длинные разноцветные юбки, чёрные распущенные волосы перехвачены лентой с монетками, смуглые кудрявые ребятишки.
Паром благополучно достиг берега. Сначала выезжали машины, за ними потянулись люди. Этот берег поднимался, словно гора, почти от самой воды. Правда, по склону была устроена лестница с перилами, но очень крутая. Всё же Танюшка старалась не отставать от мамы. Сумки вдруг стали такими тяжёлыми, слёзы предательски покатились по щекам… Мама шла впереди, несла в одной руке чемодан, в другой Славика и не могла видеть её слез. Внезапно Танюшкину сумку, готовую выскочить из рук, кто–то подхватил:
– Давай помогу! – загорелая рука взялась за ручку тяжёлой сумки. Кудрявый цыганёнок блеснул весёлой улыбкой, подхватил сумку одной рукой, а второй – приподнимал сзади Танюшкин рюкзачок. Идти стало легче, и даже нашлись силы выдохнуть:
– Спаси–и–бо!
Наконец, забрались на вершину. Отсюда склон почему–то не казался таким крутым и долгим – странно…
Цыгане расположились на поляне шумной гурьбой, развели костёр. Женщины, побрякивая монетками, хлопотали, ребятишки носились вокруг костра. Танюшка с завистью смотрела на весёлую компанию, но мамины глаза строго следили, чтобы они со Славиком не приближались к той поляне.
Мама на широком пеньке разложила нехитрую снедь: пирожки и овощи с грядки. Сестра видела: даже Славику надоело сидеть на одном месте.
– Мама, они хорошие, – кивнула она в сторону весёлой компании, – вон тот мальчик помог мне сумку тащить по лестнице… Можно, мы пойдём со Славиком погуляем?
– Идите, – сжалилась мама, – только недалеко, чтобы я вас видела.
Танюшка взяла Славика за руку.
– Пойдём, я тебе что-то покажу. Смотри, это дуб: у него листочки волнистые, а под дубом должны быть жёлуди. Она поискала в траве и нашла несколько желудей. У Славика в ладошке поместилось только два, остальные положила ему в карман.
– Потом мы из них будем делать человечков, нас в школе учили…
– Танюшка, собираемся… сейчас наш автобус подойдёт, – позвала мама.
Отдохнувшая и повеселевшая Танюшка была готова тронуться в путь.
– Мам, цыгане такие красивые и весёлые – она смотрела на того мальчика, который ей помог. Хотелось подойти, поблагодарить и проститься, они ведь никогда больше не увидятся… Какой же он красивый! Она улыбнулась, глядя, казалось, прямо в его чёрные глаза, и помахала рукой на прощание. Он увидел! Помахал в ответ и тоже сверкнул своей белозубой улыбкой. Странное ощущение, когда так далеко, а прямо в глаза смотришь…
Танюшка выглянула в окно автобуса, поискала глазами... Нет, исчез! Может, ей все это показалось? Чёрные глаза, улыбка...
Автобус тронулся. Мягко покачивало, глаза закрывались, мысли путались. Жёлуди… листочки… кудряшки… тяжёлая сумка тянет плечи и что–то толкает в бок...
– Проснись, Танюшка, приехали!
Они вышли на площадь. Одноэтажные деревянные дома... Она с любопытством осматривалась, читала вывески: магазин, почта, чуть поодаль – больница. Танюшка с братом сидели на чемодане, окруженные сумками; мама пошла искать попутчиков до деревни. Наконец, нашлась машина. Славика возьмут в кабину к водителю, а она, как большая, поедет в кузове со взрослыми. Мама повязала ей платок, кто-то помог им забраться в кузов. Там стояли лавки, их усадили.
– Ну, держись! – мама покрепче прижала дочь к себе, машина дёрнулась и поехала... Это в кино весело и здорово в кузове, а взаправду… На ухабах подбрасывало и больно стукало. Вырвавшись из объятий – душно и не видно ничего – Танюшка ощутила, как горячий воздух резанул по глазам, залетел в рот и нос. Вцепившись руками в перекладину, она уже завидовала Славику – ещё бы, в кабине! Навстречу шёл огромный лесовоз, гружённый золотистыми сосновыми стволами; следом – другой, третий… Они подняли такую пыль, что заскрипело на зубах. Дорога была узкой – казалось, до веток деревьев подать рукой, сейчас хлестнёт! Вдруг лес расступился, и открылся зеленовато–золотистый колышущийся простор. Кромка  леса обрамляла это чудесное блюдце ржаного поля.
– Уже скоро, – может больше себе, чем для неё, сказала мама.
Деревня вынырнула из–за холма, начался длинный спуск: ферма, элеватор… трактора проплывали мимо, уже виден полузаросший пруд. Машина остановилась, чьи–то сильные руки опустили Танюшку на землю. Сонного Славика подали из кабины. Надевая свой рюкзачок, она с любопытством оглядывалась по сторонам. Возня, суета... Нашлась не одна пара рук, подхвативших сумки и чемодан. Мягкая трава, жёлтая тропинка. Бревенчатые избы, ставни, палисадники с кустами крыжовника, высокие глухие заборы, калитки с витыми чугунными кольцами, широкие ворота с сердечками -окошками. Словно сказочная декорация!..
– Господи, всё, как было! Ничего здесь не меняется. Даже репродуктор на плотине… ещё с войны, так и висит! – говорила мама, оглядываясь по сторонам.
– А здесь, что – война была?
– Нет, слава Богу, сюда немцы не дошли…
– А нам в школе говорили, что не все немцы плохие, а только, которые фашисты! – вспомнила Танюшка.
Кажется, пришли: калитка настежь распахнута, тётка Степаня стоит на крыльце, вытирает руки о фартук. Синие, как у бабушки, глаза прищурились, из–под пёстрой косынки выбилась прядь седеющих
волос, она её старательно прятала и приглаживала косынку загорелыми руками.
– Добрались-таки! Ну, давайте проходите, жду вас с самого обеда. Павел–то за вами с утра ещё уехал – видно разминулись. Танюша! какая ты большая, помощница матери, – шершавая ладонь гладит её по плечу, – гляди-ка: там приступочек и лесенка… проходи в избу. Зина, как ты решилась одна в такую дорогу? С детьми! Намаялась?! А где тут Вячеслав? Ишь, какой серьёзный…
После яркого солнца в сенях полумрак и прохлада. Танюшка зашла в избу. Все здесь необычно. Возле дверей - низкий потолок, который потом – вдруг поднимается… Она оказалась в просторной светлой комнате. Вот, как в сказке про Емелю: русская печь с пёстрой занавеской наверху. Напротив, у другой стены, кровать с блестящими шариками застелена цветным лоскутным покрывалом, из–под которого кружевные подзоры спускаются почти до самого пола; целая гора подушек кокетливо накрыта красиво вывязанной накидушкой. Широкая деревянная лавка пролегла вдоль всей стены, где разместилась галерея застеклённых рамок с портретами и фотографиями. В самом центре разместились часы: тик-так, тик-так бегают глаза умилительного котика. Ходики! Она слышала это название… В углу лавка поворачивает и скрывается за столом, над ней – окна с ситцевыми занавесками. Огромный стол накрыт в ожидании городских гостей; сверху свешивается старинная керосиновая лампа со сверкающим на солнце стеклом; в углу на полочке – икона с начищенной до блеска лампадкой, на фоне тёмных досок светлячком – мягкий её огонек; с весёлыми цветочками штора заменяет дверь в кухню. Как все это не похоже на дом тёти Ксении, где они были ещё утром. Новая сказка!
Шумная компания устроилась за столом, детей покормили на кухне.
– Где же мы спать будем, здесь только одна кровать?
– На полатях, где же ещё? Я уже и застелила вам, хоть сейчас полезай.
– Каких полатях? – Танюшке стало стыдно, что она не знает.
– Ой-ой, городские детки, у вас, небось, у каждого своя кроватка, а у меня здесь нету-ка… На полатях спать будете, получше ваших городских кроваток. Серёжка, покажи–ка городской, где у нас полати.
Серёжка, внук тётки Степани, был младше Танюшки, но старше Славика. Он взял её за руку и потянул в угол за печку. Там оказалась лестница, Танюшка её и не заметила. Пацанёнок забрался по ступенькам на печку, поманил её к себе. Оказалось, низкий потолок – это – как бы пол, над ним – настоящий; это и есть полати. Ситцевая в цветочек штора давала мягкий таинственный полумрак. На полатях лежали перины и тонкие лоскутные одеяла. Серёжка кубарем прокатился по перинам и сел где-то посередине.
– Не шалите там! – Совсем не сердито донеслось из-за стола. Почти утонув в мягкой перине, Танюшка лежала и пыталась рассмотреть лоскутки одеяла, но глаза смыкались, хихикание и шёпот Серёжки, разговор взрослых убаюкивали… Паром, гружёный машинами и людьми, качался на волнах… Красивый кудрявый цыганёнок машет ей рукой… За стеной вековых елей колышется золотое поле …
– Завтра на пруд пойдём купаться…
– Ага.
…Мимо проплывают огромный лесовоз, коровы, горы зерна… Новое платье розовым облаком плывёт по небу, а она вдруг соскользнула с обрыва и полетела в реку, рассыпая золотистые жёлуди…
Танюшка проснулась от необычных звуков: что–то звякало, гремело, хлопало, скрипело. Она открыла глаза - полумрак цветных теней... Да–а, она же в деревне на полатях! Мама рядом спит, подальше сопит Славик. Потом всё стихло. Танюшка подползла к краю полатей – к самой шторке, приподняла: внизу в избе никого, розовые тени играют на едва различимых бревенчатых стенах. Тётка Степаня вышла из кухни, глянула вверх:
– Спи, рано ещё. Хлопнула дверь.
Пахло сеном, хлебом. Что–то неизведанное ждало её за этой занавеской… Ей представилось, что она – высоко над зрительным залом, на сцене, в своем удивительном платьице, закружилась в танце… Глаза закрылись, музыка качала её на своих волнах…
– Подъём, городские сони! Завтрак на столе. – Звонкий голос тётки Степани возвестил о новом дне в деревне.