Зарисовки с натуры хирургическое отделение

         На диване в холле в ожидании вызова у офтальмологического кабинета сидела дочь, женщина лет сорока, с матерью, с безжизненно поникшей на сторону головой, с мутными, незакрывающимися глазами. Каждый раз, общаясь с матерью, дочь называла ее мамочкой. На мамочке была по-старушечьи одета газовая косынка, скрывавшая полулысую, белую  голову. Годы свернули ее дугой. Сидя на утопающем диване, она птичьими, костлявыми пальцами навалилась подбородком на самодельную палку, морщинистое лицо с невидящими, белесыми глазами смотрело в никуда. Но она не смотрела, она спала. Она была уставшей вечностью, с догорающей искоркой, пребывающей уже не в живом, а в тлеющем сердце. Сидел измученный прожитыми годами, живой труп, переставший ждать смерть, забыла смерть про нее. И сидит старушка, прошлогодний снег, божий одуванчик, между небом и землей. Жалкая, мумизированная, приползшая в центр по инициативе дочери за открытием нового мира, утерянного когда-то, закрытого для нее пеленой слепоты отмирающего зрения.
По другую сторону «уходящего века» сидела другая старуха в том же возрасте, что и первая, но в отличии от нее, была ее полной противоположностью. Резкая, грубая, активная, с сухим трескучим, неприятным голосом. Это о ней «палец в рот не клади». Она также сопровождалась дочерью, по духу и подобию – мать. То и дело резкими, неожиданными вопросами, недовольная всем, старуха выводила из себя укрощенную дочь. С нескрываемым отвращением, гордая, как индюшка, смотрела она на сверстницу, доставая дочь очередным неудовольствием.
Уже сидя на том же диване после операции, первая старушка трескуче расспрашивала о чем-то строптивую старуху, но та ей не отвечала. Строптивая старуха сидела притухшая, с поникшими перышками, оставив в покое свою дочь! Свалившись временно со своих матриархальных высот, она беспокойно доверилась своей дочери.